Negorod : Валентина. Интервью с вампиром

Источник: Московская правда от 12-го августа
Рубрика: Встреча с интересным человеком / Русские очерки

Текст: Нина Подгуляева
Фото: Николай Бурлов

В этом дворе на окраинной улице Северного Бутово всегда немноголюдно. Кусты сирени заботливо укрывают от солнца заброшенный фонтан и пару некрашенных
скамеек. Дворники-таджики не часто заглядывают сюда. Да и не зачем - дворик всегда чист и опрятен, благо есть кому присмотреть за порядком, приложить заботу
и труд. Сюда мы приехали на интервью к нашей героине. Валентина Степановна Кузнецова - пенсионерка с необычной судьбой. Вот уже много лет она почти не
выходит из дома, особенно в жаркие дни. Но многие в округе знают эту сухонькую женщину. Спросите любого жителя, и он укажет вам дорогу к ее дому, к жилищу
Валентины.
Хозяйка встречает меня в прихожей, подставляет под ноги тапочки. Проходим в команту. Тишина, плотные гардины и журнальная этажерка - уютно и покойно.
Время медленно кружит пылинки в тонком луче света. Валентина Степановна накрывает на стол, я включаю диктофон. Китайский электрочайник светится синим огнем, чашки из голубого фаянса напоминают ранние рассказы Гайдара. Мы начинаем разговор.

ВК: За печенье спасибо. Сладкое люблю. А вот сухарики с чесноком вы зря. Ни к чему это, ведь дорого сейчас всё...

МП: Валентина Степановна, у вас двор такой уютный, чувствуется заботливая рука. В Москве сегодня не часто такое встретишь, разве что в центре.

ВК: Вы правы, таджиков сюда не дождешься, темный народ. Все вот этими руками и обихаживаю. Тем более, что сама я из центра Москвы. Коренная. Да-да, не

удивляйтесь. Жила на Лесной. Потом по собственному желанию в Бутово переехала: все поспокойней, от гродской суеты и любопытных глаз подальше.

МП: Иногда про спальные окраины ходит не самая добррая слава. Как у вас тут с преступностью. Не беспокоят?

ВК: Кого мне бояться? Я уж и забыла, когда у меня под окном молодежь с гитарами собиралась. Не то, чтобы криминалитеты какие. Да у меня и брать-то нечего.

Мне город, спасибо мэру нашему, хоть пенсию и платит с дотацией, а все равно - не разгуляешься. Мясо ох как редко вижу, разве иногда перепадет что по случаю.

И люди это чувствуют. Так что тут место спокойное, тихое.

МП: Валентина Степановна, о вас ходит очень много рассказов, можно сказать, легенд. На западе вы бы могли стать знаменитостью.

ВК: А зачем? Вот у нас в семье была волшебная скороварка. Без б, как гвоорится - на полном серьезе. Сварит бывало мама нам суп, поставит остывать. А она

через час горячая, и через два, и через три - все тоже. Простояла до утра на плите, щи как будто только что огоньвыключили под ними. Мы всю школу в ней обеды

грели. Плеснешь из трехлитровой банки пару половников, минут пять пройдет - и пожалуйста, обед готов, кушать подано. Чудо? Да, чудо. Только мать нам

строго-настрого запретила говорить кому-нибудь. Мы не понимали что к чему, детьми были. А потом старшая сестра - сводная кровь, что и доказала жизнь - хахалю

своему на выпускном вечере рассказала, как бы в благодарность, что он у нее первым стал. Ну и зачастил он к нам, пообедать. Еле отвадили.

МП: Ну а скороварка у вас сохранилась?

ВК: Какое там. Когда в перестройку карточки пошли, греть нечего было. Мать на Арбате каким-то японцам и продала как русский сувенир. Долларов двадцать за

кастрюлю дали, мы на них хлеба купили. Ну и кагора еще бутылку - при двух живых отцах матери-то одной нас поднимать пришлось, вот и утешалась по ночам, чтоб

забыться. А вино церковное специально брала, вроде как и не грех. У нас даже хобби с сестрой было потом. Церковь старообрядческую, что была на нашей улице - разглядывать сквозь эту бутылку.

МП: А у вас сейчас есть хобби? Свободнове время как проводите? - я задаю вопрос и осекаюсь, ведь главное хобби Валентины Степановны давно стало для нее делом

всей жизни. Но Кузнецова тактично не замечает моей оплошности.

ВК: Музыку люблю. Одно время у нас рядом с домом даже караоке-бар был, со льготным временм для пенсионеров... (вздыхает) Только теперь там работать некому,

не престижный район. Так что я так обхожусь, сама себе оркестр, сама себе песня года. А так хором люблю петь - хлебом не корми.

МП: Поддерживаете связь с кем-нибудь из ваших близких?

ВК: Сейчас мало. Это раньше все были вместе, старались держаться друг друга. Теперь уж люди пошли не той закалки, кровь жиже что ли, одно слово - мельчают.

Так, иногда, заскочит кто-нибудь по старой памяти в вноволуние...

Я оглядываю обстановку комнаты - пианино "Родина", где вместо клавиш Степановна хранит серебрянные ложки, заботливо укрыто кружевной салфеткой, аккуратные

ряды фотографий по стенам.

- Вон там - перехватывает мой взгляд Кузнецова - Ипполит. Наш крестный. Это он нас с Димкой (сын Кузнецовой - ред.) покусал в Анапе, мы туда отдыхать ездили.

Так ничего, переписывались потом, как полагается - с новым годом, на восьмое марта. Он как человек неплохой даже, начитанный, вот в церковь ходит. Ну не в

обычную, конечно, а в свою... то есть, нашу. Завсегда свечку поставит, покается как положено. Хоть потом в сумерках и про свой интерес не забудет. А кто ж

без греха-то сейчас, чай не при коммунизме живем, прости мя грешную...

МП: А вы сами верующий человек?

ВК: Да куда же без этого. Вера, она ведь как кровь христова, питает. Я прошлым летом даже на Соловки собиралась - там на острое отче живет, души на покой

ладит. Да здоровье подвело, путь такой выдержать. Да и дни там уж больно длинные стоят. В общем, пока отложила.

Кузнецова вздыхает, наверное вспоминает своего Димку. Десятилетним пацаном он пропал со двора и его так и не нашли. До сих пор Кузнецова уверена - обгорел на

солнце. Сколько раз предупреждала она сына, не отдаваться безоглядно дружбе, не стараться быть таким как все. Но что поделать, мальчишки такие оторвы, за

всем не уследишь. После этого и решила перехать из центра сюда, на окраину огромного мегаполиса.

МП: Валентина Семеновна, вы много лет отдали педагогике. Работали классным руководителем, воспитывали детей. Сейчас модно приклеивать ярлыки на прошлое. Мол, не тому учили в школах.

ВК: Да я и не учила особенно. Программа школьная как-то сама собой по методичкам склдывалсь. Главное, что меня привлекало в детях - их души, внутренний мир.

Оособенно приятно видеть его в молодых упругих телах, про которые обычно гвоорят "кровь с молоком". Мы много с учениками времени свободного проводили. Они

ведь такие интересные, подростки. Хорошее время было. Не самое сытое, но веселое. И люди были - поколение героев. У каждого свое хобби. Как бы судьба не

сложилась, всегда человек себе . Какие нам письма отец из лагеря писал, стихи какие сочинял. И все ему нипочем, ни цынга, не почки отбитые. Мы даже на него

похоронку получили - лично сам начальник лагеря подписался, выразил соболезнования. Вот какие люди были. Я и учеников своих пыталась учить так, чтобы людьми

прежде всего старались стать. С некоторыми мы еще долго после шолы общались. Правда, время никого не щадит. С годами у человека другой вкус что ли меняется,

вы меня только правильно поймите. Да и вообще все это в прошлом. Мне иногда кажется, что было это в чьей-то другой жизни, так было замечательно.

Кузнецова широко улыбается, уйдя в воспоминания, я про себя отмечаю ее крепкие белые зубы.

И потом мы все-таки играем в игру, которой ее придумал когда-то ее Димка, сразу после встречи с Ипполитом. Мы делаем самолетики из тетрадных листов с

сочинениями уже давно выросших учеников и пускаем по комнате. Истребители, стратегические бомбардировщики, легкие планеры порхают в свете старой лампы под

абажуром.Валентина Семеновна гвоорит о каждом из них, и перед нами проносятся вани,маши, веры генфальд и бори коровы. как будто бы вчера было, такие

замечательные дети, в каждом теплилась личность. Кузнецова до сих пор хранит вырезки с газетными репортажами о своем вечно юном классе. Но показывать их

отказалась. Слишком свежи воспоминания.

Она смотрит на меня и словно читает мои мысли, понимает, о чем хочу и все никак не решаюсь спросить.
ВК: Вот вы все думаете, как же мне живется, раз крест мне такой выпал? Вижу же, что думаете, что вы головой-то мотаете. Да только я вам так скажу, среди

людей и не такое бывает. И ничего, люди живут, засыпают, просыпаются по утрам, выходят навстречу солнцу. У моей сестры сводной Антонины Просвириной мальчика

троюродного однажды старшие ребята водкой напоили во дворе. Ему только восемь в тот день стукнуло, вот они и решили отметить. А потом через неделю опять

отметили. и потом - понравилось им над пацаном пьяным смеяться. что уж она не делала, Антонина моя, как ни ругала их, как просила. к родителям ихним ходила,

да только все бестолку. хулиганье, одним словом. глядит, а мальчик уже и сам со складным стаканчиком выбегать во двор началал, к доружкам своим. он им потом

деньги выносил или вещи какие за сткан. так вот - мать его, сестрица моя, с той тоски тоже пить начала. так они вечера и коротали, мама с сыном, в той же

компании под грибком детским во дворе.

МП: Вы пытались им помочь? Все-таки люди не чужие...

ВК: А как я помогу - у меня только и есть, что доброта моя, да сердце больное. Не успела я. Хотела помочь, да опоздала. Ей раньше меня благодетели

встретились, Ашот с Наргизом. Риэлторы вроде бы по рассказам. Я с тех пор просестру и не слышала ничего. Мальчика жалко, ему ох как несладко, в интернате

среди неполноценных этих. Он-то и нормальную жизнь помнит. Вот все собираюсь как-нибудь навестить его съездить. Ведь почти племянник мне. Может, на пасху

соберусь.
Какое-то время мы молчим, слышен только шорох пленки в диктофоне. Потом я прошу Валентину Степановну спеть - по округе идет слава о ее певческом таланте.
Она не заставляет долго уговаривать. И поет, голос ее становится при этом низким, почти мужским.

Горіла сосна палала, горіла сосна, палала
Під ней дівчина стояла
Русяву косу чесала

Ой коси, коси ви мої
Довго служили ви мені

Більше служить не будете
Під білий вінок підете

Під білий вінок, під вінок
Більш не підеш ти у танок

Горіла сосна палала
Під ней дівчина стояла

И мне кажется, что эту песню я слышу уже не первый раз - так знакомо и близко звучат слова наэтом незнаком мне доселе языке.

Я вспоминаю свое детство, санаторий в Прикарпатье. Украинцы собирались на алеях в хоры и пели, незнакомые мужчины и женщины, останавливались, входили к хорам

и пели вместе со всеми. Валентина Степановна тем временем с головой окунается в песню, привстает и раскачиваясь, начинает бродить по комнате. Из-под

прикрытых век видны только белки закатившихся глаз. Час поздний, но никто не стучит в стену или потолок - видимо, уже привыкли к такой необычной привычки

своей интересной соседки. "Смирные мои", гвоорит про них сама Кузнецова.

МП: Валентина Степановна, я знаю, что вы еще и коллекционер. Причем коллекция у вас особенная. Один коллега рассказал мне, будто каждый экспонат хранит в

себе историю целой человеческой жизни? С чего начиналось ваше необычное хобби?

ВК: Я сама-то не люблю смотреть, как другие страдают. Да не всегда без этого обойтись можно, видно уж мир наш так устроен. Встретилась мне как-то девушка,

молоденькая совсем, практикантка. Ее после института наработу к нам в НИИ распределили. И так вышло, наш завлаборпоторией - мужчина с виду интеллигентный,

одет прилично, он на нее, как теперь говорят, глаз положил. Уж не знаю подробностей, как там у них сладилось. Да только ребеночка она после этого понесла. Ну

он, понятное дело, сразу вспомнил про семью, своих детишек, тещу в Малоярославце и шесть соток, которые ближе были чужой судьбы. Вот так бывает, а ведь и не

скажешь, шляпу носил, стекла в очках толстые, поговаривали даже, будто еврейской крови. В общем дело темное, кончилось все абортом. Спустя пару месяцев она и

сама на себя руки наложить попыталась, еле откачали. Ее отец до сих пор духовку на кухне видеть не может. И вот позвала я ее к себе как-то вечером, пасьянс

раскладывала, учила саму карты читать. Наклонилась у нее над ухом и вожу тихо так пальцем по картам, какая что значит объясняю. А она как почуяла что.

Говорит "Не надо, теть Валь" - а до этого и называла меня не иначе как по имени отчеству. И сама плачет. То ли потому, что после себя ничего оставить не

успела, ни ребеночка, ни семьи. И, чем ближе я к ней с объяснениями своими, тем больше убивалась. Не сммогла я ее отпустить вот просто так, без утешения.

Стала я ее по голове гладить, вроде как утешать. И тут меня как кольнуло. Протянла я ей флакон от духов и говорю, на вот, набери в него плача своего, чего

зря рыдать-то. И память о тебе будет, и управимся споро. на том и порешили. Так и повелось. Стала с тех пор я эти пузырьки набирать как обязательное условие.

Даже так заметила, что для каждого человека лучше особый подобрать, темного или светлого стекла, под цвет волос или глаз, например. Про коллекцию мою быстро

прознали.

Кузнецова задумчиво вертит в пальцах плотно закупоренный штоф, на дне кторого перекатывается прозрачная соленая влага:
- Даже из управы представитель приходила смотреть, представительная такая дама. Растрогалась тоже.

Особой гордостью своей коллекции Кузнецова считает небольшой пузырек, в котором собраны слезы сразу троих близняшек Гурьевых из дома купца Габозва. Давно уже

нет на этом свете близнецов, как нет и самого дома. На его месте городская администрация возвела ультрасовременный бизнес-центр, которым по праву гордятся

представители столичной деловой элиты. А пузырек сохранился. Кузнецова говорит, свкозь него особенно хорошо рассматривать луну в теплую безоблачную ночь.

Селеновые блики рождают игру теней, словно бы прозрачная стайка детей манит оттуда к себе, наверх.

МП: Интересно, Валентина Степановна, вы человек с такой необычной и интересной судьбой. О чем мечтают такие люди как вы? какая у вас самая заветная мечта?

Мне кажется, что у человека вашего склада души она обязательно должна быть особенная, самая что ни на есть необычная.

ВК: Сон один есть у меня заветный. Будто сижу я в яркой комнате, залитой светом. И так он мне глаза слепит, жжется, проникает лучами под кожу. Когда

становится нестерпимо больно, я кричу в потолок: прости меня, Господи. И когда крик становится таким громким, что глос пропадает - у меня горлом кровь идет и

свет гаснет. Устала я, всегда уставшая просыпаюсь.

МП: Интересный сон. Вы пробовали расшифровать его смысл?

ВК: Как вам сказать. Понимать-то может быть и понимаю. Я вот даже продумала, что да как. Приготовила тут кое-что, да все повода никак не было. Сама-то я не

могу, духу не хватит.

И она кладет на стол сверток в газетной бумаге. По деревянному стуку и продолговатой форме я смутно догадываюсь, что имеет в виду эта добрая пожилая женщина.
Валентина Степановна наливает чай. руки ее дрожат.

Начинает светать. Чай допит. Остановилась кассета в диктофоне, к конце подошел и наш разговор.
Я покинаю гостеприимный дом Кузнецовой.

Двор улыбается мне спросонок. Я спешу в редакцию, готовить интервью к печати. Мне многое нужно успеть. Пока не взошло солнце. Пока не высохли слезы на моих

щеках.

Фото. Подпись: Дом Кузнецовых всегда наполнен светом и теплом человеческих душ