yurgen : Вуди Ален. Эпизод VI

Вуди не спалось. Он тёрся углами головы о подушку и никак не мог сосредоточиться на сне. Луна освещала комнату, словно сцену и это больше всего его мучило. За последние две пьесы никто так толком и не взялся. Ему говорили, что коммерческого успеха не будет, что лучше бы он продолжал писать сценарии. Вуд ворочался с боку на бок и говорил сам с собой, повторяя давно заученную жизненную роль: «Почему, они, говорят мне, что я должен делать?» Вуд прижал указательный палец к губам и почувствовал телесную соль. Кожа возле ногтя треснула, и это лишь добавляло его бессонной ночи раздражительности. « Кто они, а кто я?» По стене пробежала тень от автомобильных фар и исчезла в сетке паутины в углу комнаты. Паук спрыгнул с плафона люстры и поспешил в ловушку для снов. « Что они понимают в литературе, эти пижоны в костюмах из стопроцентной шерсти?» На этих словах он поднял носовую часть своего корабля и обречённо выдохнул. Взгляд прожигал белоснежную тюль, оставляя коричневые точки веснушек на круглом и бледном лице Луны. «Что? Что не так?» Он встал с кровати и подошёл к окну. Напротив горел одинокий свет на третьем этаже. Джон Траволта смотрел в подзорную трубу, в специально оборудованной под маленький планетарий комнате. Он всегда это делал ночью. Вуд сам иногда смотрел на Джона. Пока тот смотрел на звёзды. Он даже шутку придумал. «Траволта сморит на звёзды» Она ему нравилась своей парадоксальностью. Обычно все смотрели на Траволту. Он для всех был звездой. А тут Джон на них смотрит. Наверно, спрашивает там себя: « Вы ведь таки же, как я, клеевые, да?» Вуд не отрывал взгляда от соседа напротив, пока очередная машина не пронеслась мимо его окон, вернув его мысли в прежнее состояние нокдауна. Он поднял выше глаза и в надежде прошипел: «Господи, что? Мне так мало осталось. Я не хочу умереть, задыхаясь от астмы. Пусть лучше это будет инфаркт, но в постели со Скарлет Йохансон. Мне нужен последний патрон. Дай мне его, Господи».
Джон выключил свет в планетарии и минуту спускался на первый этаж, по длинным коридорам дома. Потом на первом этаже загорелся свет, он вышел во двор и спустил с флагштока маленькое знамя времён войны севера и юга, купленное на благотворительном аукционе в одном открывшемся музее Техаса. Всё тоже. Вуд сверил часы и задвинул штору. Всё тоже. То есть ничего нового. Он упал всем своим весом на кровать и крякнул, как он всегда делает перед сном.
- Я здесь.
Вуд открыл глаза и напряг слух. Ему отчётливо показалось, что он что-то услышал. Он даже разобрал слова. Ему так показалось. Что-то типа «я…
- Я здесь, – голос повторился опять и Вуд уже был уверен, что голос раздаётся с кухни.
«Что за дерьмо?» Ладони стали в миг влажными, а по спине прошёл не очень приятный холодок. Вуд надел тапочки и осторожно прошёл на кухню, включая по дороге свет во всех комнатах.
- Кто здесь? - Вуд стоял у входа в кухню с бронзовой копией Оскара в правой руке, подаренного ему его друзьями, как бы в шутку. Он хотел дать кому-то из них в морду, за такие шутки. Рука крепче сжала тело бронзового позёра, а от переизбытка адреналина старик пыхтел и покашливал. Кухня была большой, и он не сразу сообразил, откуда исходит голос. Он подошёл к холодильнику, прижался к нему спиной и стал рассматривать знакомые узоры своей столовой. Прохлада холодильника немного его успокоила, но руки нервно подрагивали.
- Да, ты не ошибся, сын Мой. Я здесь. Обернись и открой дверцу.
Вуди подозрительно обернулся, всеми порами чувствуя, что это какой-то подвох. Он знал про все эти телевизионные розыгрыши и совершенно не хотел стать ещё одним их участником. Ещё больше он не хотел откинуть коньки, вот так вот, совсем бездарно. Розыгрыш…Вуд отошёл от холодильника и натужно ухмыльнулся .
Старый маленький еврей…Что может быть смешнее, - подумал про себя Вуд. Но совершенно незачем ему стать ещё и посмешищем на всю страну. А, эти, из телевизора, они обязательно сделают из тебя придурка. На этих шоу самое главное улыбаться и меньше говорить. И где они камеру спрятали?
- Открой дверцу, сын Мой, - голос снова прорезал ночную тишину.
- Сын? – Вуд театрально поднял бровь и повысил голос. – Папа? Ты же умер… Если это ты, то вылезай к чёрту из холодильника. Я же вегетарианец. Я не ем мясо, - они попадают со стульев, обрадовался своей мгновенной шутке Вуд. Как я, а? – И почему у тебя такой холодный голос? – тревожное возбуждение вдруг переросло совершенно в другое настроение. Вуди еле сдерживался, чтоб не свалиться прямо на пол и не бить в припадке смеха рукой в пол.
- Что? Какой голос… Ты это… Не ропщи, сын Мой, открой дверцу. Войди в Царствие Мое.
«В Царствие мое» Вуд упал на пол и, хохоча, сдавил себе рот, чтоб не показаться совсем неуравновешенным перед миллионами телезрителей. «Я не могу… Я сдался. Кто это говорит? ААааа». Вуд дополз до миниатюрного кухонного диванчика и прилёг на бок калачиком. Он часто дышал, на глазах выступили слёзы.
В кухне повисла молчаливая пауза. За окном свистнули тормоза очередного ночного автомобиля, водопровод крякнул где-то во чреве города, издав через кран противную отрыжку. Вуд потихоньку приходил в себя. Он вытянулся на диване, затем сел и обхватил лицо руками.
- Давно я так не смеялся. Хух… - он встал и сделал неловкий шаг в сторону умывальника.
- Ты уже закончил? – голос прозвенел угрюмее и громче.
- Ой. – Вуд даже пошатнулся. - Нельзя же так пугать. Я уже старик, всё-таки. Ага…Закончил… Валяй, продуктовая шкатулка… Добивай меня… «И куда они камеру-то поставили, жучары…»
Старик подошёл к умывальнику, включил кран и подставил своё бледное сухое лицо под струю холодной воды. Потом открыл навесной шкафчик и достал успокоительное. «Не молодой уже для таких розыгрышей».
За спиной послышался знакомый еле слышный скрип и Вуд машинально обернулся.
- Что за чёрт…
Дверца холодильника была открыта. Сам он стоял справа от холодильника, поэтому мог лишь видеть неестественный свет, исходивший из его внутренностей. Он не помнил, чтобы лампочка так ярко раньше горела. «Вот проныры. И в холодильник ко мне лазили. Ничего святого».
- Я жду… - голос стал ещё громче и властнее.
На негнущихся ногах Вуд подошёл к открытому холодильнику и замер. Варёная кукуруза лежала всё там же. Даже половина ананаса была не тронутой. И никого… «Странно…»
- Кто здесь? – Вуд второй раз повторил свой вопрос, чувствуя одновременно и беспокойство, и глупость.
- Как кто? Ты что, старик, совсем нюх потерял?
Вуд смотрел на говорящую банку оливок с верхней полки и глупо моргал.
- Царь небесный. Творец всего. Отец твой. Достаточно?
- Не слабо, - он вытер пот со лба и потрогал сухие губы. Они тоже подрагивали, - Кукурузу, будете? Царь? – Вуд сделал шаг вперёд, и остановился прямо у открытого холодильника.
- Не умничай. Залазь в холодильник.
- Как это? – Вуд ещё раз интуитивно обернулся, чувствуя на себе чей-то взгляд.
- Ну, я не знаю… Я же залез…
- Но ведь здесь холодно…
- А ты думал у нас тут Карибы? Работа есть работа. С вами и не такого повидаешь…
Надо было что-то делать. Вуд не решительными движениями вытянул из холодильника три нижних стеклянных полки и со второго раза залез в холодный белый ящик.
- Дверь прикрой. Холод выходит…
Старый писатель и сценарист чувствовал себя героем своей пьесы. Пальцы не сгибались и лишь ресницы прыгали над сузившимися в холодном мешке зрачками. Света было предостаточно.
- Но почему в холодильнике и почему банка оливок? – Вуд удивлёно поднял голову, всматриваясь в жёлтое пятнышко оливки на металлической банке.
- Ну, вам не угодишь, едрёна вошь. Я уже и чёрным был, и женщиной. Мне что, Сергеем Безруковым обернуться?
- Кем? – Вуд непонимающе моргнул ресницами.
- Да ладно. Это всё твой сосед, мудак. Он своей подзорной трубой, угол телепортации скорректировал.
- Джон?
- Не знаю. Не важно. Вот… Это тебе…
На дне холодильника лежал бумажный пакет. Вуд развернул его и увидел чёрный, покрытый тонкой кожей инея, револьвер.
- Что это? – Вуд недоумённо смотрел на банку оливок.
- Смит енд Вессон. Калибр девять миллиметров. Там один патрон. Как ты и просил…
- Что? Какой патрон?
- Как, какой? Последний…
Вуд сглотнул сгусток упругой накопившейся слюны и протёр припавшие инеем глаза.
- Я это… Царь… Вы не поняли… Я про патрон образно… Про шанс. Мне нужно сыграть финал. Последний выход. И он должен быть, как выстрел. Чтобы умереть счастливым. Ну, вы понимаете, о чём я…
Дверца холодильника вдруг открылась, и Вуди почувствовал облегчение. Ночное тепло женскими ладонями прижалось к щекам и мгновенно растеклось по телу. Он поднял голову и с мольбой посмотрел на строгое усатое лицо Дона Педро Ди Оливейра, смотрящего с маленькой жестяной банки оливок.
- Вот, дурак, - в продуктовом внутри вдруг потускнела лампочка, и Вуд даже прищурил глаза, - Вы писатели, все чокнутые. В следующий раз, когда будешь у меня что-то просить, проси что-нибудь понятное. А то я тут с вами совсем умом тронусь.
Вуд продолжал сидеть в открытом холодильнике и крутил в ладони револьвер. Холодный метал прилично оттягивал кисть руки. Внезапно он пришёл в себя и крикнул в глубину кухни.
- Эй, Царь? Ты где? Ты тут, это… Забыл…
Но ответа не было.
Вуд спрыгнул на пол. Нашёл свои тапочки. Добрёл до письменного стола и сел. Остаток ночи он писал новый сценарий, в котором он влюбляется в Скарлет Йохансон и умирает, глядя на необъятный океан, лежа в её необъятных объятьях. «Хух… Вроде всё ясно…»