не жрет животных, падаль : Три угла одного треугольника

текст, из ставшей традиционным цикла "пятницы в прямом эфире". Оригинальные треды: http://www.litprom.ru/thread.phtml?fpage=0&rootID=1041649 и http://www.litprom.ru/thread.phtml?fpage=0&rootID=1042235
с Лютого, кстати, бухло.

Черная клякса в восьми светло-бежевых углах кабинета. Этакая миниатюрная кукла Барби, продавшая душу сатане, сдавленная в комок напряжения, царапает коготками кожаную обивку кушетки. Густо черненые ресницы над припухлыми веками, скатавшиеся пряди темных волос над миловидным лицом. Губы, обкусанные и потрескавшиеся и оттого ярко красные на бледном овале лица – по губам электрический зигзаг напряжения.

- Дженни, что случилось, может быть ты все таки объяснишь. – аргументов для того, чтобы заставить ее говорить уже почти не осталось. Она лишь с еще большим усилием вдавливает себя в кожу дивана и ниже опускает взгляд. это как взломщику подобрать нужный ключик к двери, один из сотни. Как только один из них войдет в скважину и наконец повернется, маленькую черноволосую куклу вырвет словами. А мне их потом собирать по всему полу, собирать и складывать, кропотливо, как мозаику – доктор Хайд вздыхает и, кажется, что в его рабочем кабинете больше не остается других звуков. Только хриплый выдох глубиной в несколько этажей уже опустевшего к вечеру здания, один на двоих.
- Мистер Хайд, я боюсь заснуть – пережеванные, полные слюны всхлипы как будто выпадают из ее крошечного ротика, как оброненная из прохудившегося кармана мелочь. Звонко. Неужели? Наконец-то – внимание доктора, уже полностью рассевшееся среди книг на полках, в вечернем небе за окнами, вдруг снова собралось вокруг аккуратного бледного личика.
- Дженни, почему? Тебе что-то снится?
- Да, доктор, уже несколько ночей подряд…
- Ты давно не приходила ко мне, Дженни, забыла про старого доктора Хайда, хотя помнится несколько лет назад, когда… - доктор запнулся, не решившись ворошить старые тревожные воспоминания в ситуации, которая вот-вот разорвется по швам и брызнет безумием. Значит что-то серьезное. Расскажи мне, мне ведь ты можешь доверять, да, малышка?
- Доктор, все дело в этом странном сне. Я вижу его несколько ночей подряд. Смотрю его как какой-то чертов сериал по ящику…
- О чем он? Ну, этот твой сон?
- Доктор, скажите, а эти дипломы на стене, - Дженни указывает пальцем на стену с дипломами и сертификатами, напротив кушетки. Ее ногти блестят черным лаком, облупившимся и изгрызенным по краю. Эти дипломы, они хоть что-то значат? Вы сможете мне помочь?
- Давай посмотрим, расскажи….

***
Мегги, ты знаешь – неряшливого вида толстуха наклоняется через стеклянную перегородку кассового терминала, и прикладывает руку с толстыми пальцами к губам: мне кажется, я видела Эда вчера…
Хелен, ты окончательно сбрендила – кассирша в ночном супермаркете поправляет прическу из плохо прокрашенных волос и вопросительным знаком сверлит свою неповоротливую подругу, пришедшую в магазин за очередной бутылкой виски. Третья за неделю, между прочим, а сегодня только четверг. Вернее уже пятница. Яркие цифры на электронных часах над торговым залом уже показывают половину второго. Старая пьянчуга, видимо, никак не хочет ложиться спать.
- Хелен, может тебе хватит на сегодня? - кассирша рукой отодвигает бутылку с медленно ползущей ленты кассы.
Толстые губы ее ежевечерней подруги расползаются в пьяной улыбке, такой же неряшливой, как халат, накинутый на ее бока поверх пижамных брюк, полностью уделанных пятнами от томатного соуса.
Мегги, - Хелен наклоняется к кассирше еще раз, закутывая ее теплом своего халата, запахом алкоголя пополам с запахом нечищеного рта – Мегги, дорогая, как же мне не отметить, ведь Эд снова со мной.
- Подруга, – пытаясь ускользнуть из-под тени нависшей над ней зловонной туши, уставшая Мегги цедит сквозь зубы: ты окончательно допилась - до чертей, Эда нет уже больше года, а некоторые здесь сомневаются, был ли вообще хоть какой-то Эд. Забирай свои рыбные консервы и вали домой, захочешь поговорить – протрезвей сперва.
Кряхтя и сопя, стодвадцатикилограммовая Хелен выпрямляется, ощущая себя победителем. В этом захолустном городишке, не всякой женщине выдается шанс женить на себе мужчину. Заезжего дальнобойщика, артиста с бродячей ярмарки, и уж тем более – местного фермера. Свадьба здесь, гулкая и пьяная, привлекательна не самим своим фактом, а скорее завистью десятков подруг, которые, возвращаясь домой под ночь с гулянья, в тайне надеяться на изнасилование, а потом плачут в подушку до утра. Самое смешное это их вид на следующий день, это показное спокойствие, как пропитанная слезами подушка, прозрачное и очевидное. Ей, Хелен, уже удалось посмотреть на это. И к черту то обстоятельство, что сейчас она одна, что сейчас живет на пособие, которого хватает на четыре бутылки дешевого пойла в неделю, консервы с тунцом и пару пакетов с мексиканскими чипсами.
- Мегги, ты права – я лучше пойду домой, там меня ждет Эд – слова растягиваются и путаются в складках ее жира. Колышутся в мятом халате и выдыхаются чистым виски. Каждое слово мимо мишени, таблички с именем «Мегги», приколотой на груди у кассирши.
- Он является к тебе во сне, старая потаскуха? – Мегги уже припрятала бутылку с пойлом под кассу и делает несколько победных росчерков в диалоге. Что еще делать в городке, полностью сплетенном из бабьих сплетен?
- И что с того? Вам-то и о таком только мечтать… дверь захлопывается, звон колокольчика над ней ставит точку в этом смятом, как использованная салфетка разговоре.

***

- Сколько обычно это длится, лейтенант? – престарелая дама с темной вуалью под широкополой черной шляпой обращается к одному из копов в карауле, чуть задержавшись у входа в зал
- Не знаю, мэм, как получится. Когда как. Иногда бывает и на двадцать минут растянется, я за службу повидал и такие случаи.
Старуха не унимается, а в уголках ее губ то слева, то справа вспыхивает горькая линия ухмылки:
Это больно?
Мэм, я надеюсь никогда этого не узнать, храни Вас Бог. Проходите и присаживайтесь на своем месте. Офицер указывает сгорбленной старухе на пустующее место в ярко освещенном зале.
В зале уже много людей, все они о чем-то переговариваются и то и дело посматривают за прозрачное стекло в соседнюю комнату. Но там пока пусто.
Кашель, шепот – в этой комнате вот-вот пробежит искра. Предвкушение этого события как будто бьется в пульсе каждого присутствующего. Совершенно разные породы людей. Возраст, социальное положение, одежда – ничего общего.

Старуха долго оправляя черную юбку, наконец усаживается рядом со своим супругом – загорелым сухопарым стариком с высушенной морщинами пустыней лица. Обнимает его обеими руками. Старик почти не реагирует, лишь на мгновение переводит взгляд со стекла на свою жену, а потом снова переводит тусклый взгляд на прозрачную перегородку, за которой проходят последние приготовления.

- Джэк, лейтенант сказал, что это может продлиться минут двадцать – расколотые морщинами тонкие губы шуршат словами у самого уха старика.
- Я знаю, что все зависит от того, как они смешают состав. Эти коновалы часто не могут рассчитать дозировку. Я то знаю, у меня приятель работает в больнице, он говорит, что сюда берут тех, кому уже плевать на карьеру. Неудачников и лепил. Я слышал, даже ходят слухи о том, что тех кто принимает в этом участие потом лишают лицензии врача… надеюсь и в этот раз эти придурки ошибутся и что-нибудь там напортачат.

Джэк улыбается одним уголком рта, так чтобы старуха заметила это. Она вздыхает и кладет ему свою голову на плечо.
- Как в кинотеатре, да, дорогая? – старик заходится кашляющим смехом.
- Уже совсем чуть-чуть осталось, милый… - старуха сжимает свои узловатые руки, крепче обнимая супруга.

***
- Доктор, мне снится, что мама жива и выходит замуж – глаза этой маленькой куклы округляются, а густые ресницы заполняются блестящей влагой. От этого ее черные угольки приобретают еще более кукольный вид. Однажды, доктор Хайд видел по телевизору, как изготавливают таких больших кукол в виде грудных малышей. Целый цех на игрушечном заводе, занимается тем, что делает только глаза. Доктор прекрасно помнит эти кадры с огромным металлическим столом, на котором катается более тысячи шариков этих пластмассовых глаз, тех, что потом вставят в глазницы куклам. Тысяча глаз: серые, голубые, зеленые и карие – и все смотрят куда-то наверх. От такого зрелища кому угодно станет не по себе…

- Дженни, я понимаю, тебе трудно, но твоей мамы нет уже три года. Она умерла. Помнишь – мы с тобой познакомились именно после ее смерти – голос доктора подрагивает, как будто пытаясь обойти наиболее резкие слова: «нет», «умерла» - совсем ненужные обороты. Взрывоопасные.

- Я знаю, доктор, тогда об этом даже писали в газетах – видимо, обошлось и хрупкая девочка только что готовая прыснуть слезами, даже немного улыбается. Робко, как будто боясь выдать свой щенячий восторг от какой-то невинной шалости. Помните, они даже говорили, что я убила ее.

- Слава богу, все это уже позади. Что там с твоим сном. Продолжай – доктору Хайду совсем не хочется вновь возвращаться к этой скользкой теме. Когда она всплывает вновь, по его спине пробегают те же самые мурашки, как при виде тысяч кукольных глаз из той программы.

- В общем, мистер Хайд, получается так, что мамаша собирается замуж за моего приятеля. Как старой суке удалось завлечь моего парня к себе в постель, я ума не приложу.
- В сновидении не всегда находятся разумные объяснения тех или иных фактов. Это парень, с которым, ты встречаешься сейчас? – доктор пытается придать своему голосу успокаивающий тон.
- Да нет, я, честно говоря, не знаю кто этот парень, но во сне я уверена, что он мой.
- И что дальше?
- В общем, вчера во сне, мамаша сказала мне, что сегодня познакомит меня с ним. У нас типа семейный ужин сегодня по плану.
- А ты уверена, что тебе сегодня не приснится что-нибудь другое…
- Была бы я уверена, стала бы я тащиться к вам через весь город? Вы слушайте, доктор, это ваша работа. Короче, самое смешное, что мамаша не знает, что это на самом деле мой парень, ну и вроде как знакомить нас вовсе не обязательно – девочка улыбается так, что ее становится трудно узнать в том ерзающем комочке слез, которым она была, только войдя в кабинет.
- Что тебя пугает в этом сне. Обычный сюжет.
- Доктор, я уверена, что моя мамаша хочет меня отравить за ужином. Возможно, она заодно с моим парнем, по-моему его зовут Эд. Возможно, старая шлюха, все знает.
- А что делаешь ты?
- Ну, я тоже – не промах, доктор Хайд, вчера во сне я уже купила кое-что в аптеке, и сегодня планирую приготовить из этого яд.
- Ты не боишься, что ты слишком далеко зашла.
- Доктор, вы же сами сказали, что это сон. Так это или не так, но я травану обоих: и мамашу и ее хахаля.

***
- Хелен? – голос в телефонной трубке дрожит от нетерпения. Продрав глаза от телефонного звонка посреди ночи, и взяв трубку в руки, Хэлен уверена, что ее прерванный сон будет компенсирован бессонницей подруги. Значит, все-таки любопытство взяло верх над гордыней. Поудобнее расположившись на подушках и подтянув к себе телефонный аппарат, неряшливая Хэлен готовится торжествовать. Ее первый ответ должен быть растянутым, слегка ленивым, чтобы не выдать всего того восторга, который выталкивает слова скороговорками в мембрану.

- Да, я спала, Мэгги, зачем ты меня разбудила? – слова, как зубная паста. Выдавливаемая из почти опустевшего тюбика. Именно так и нужно. Мегги должна понять, как Хелен не хочет с ней говорить. Это часть игры, в которую здешние подруги играют с 14 лет до самой старости. К черту лишний вес, к черту статус брошенный жены и неудачницы-матери – все к черту. Сейчас главное – самолюбие подруги.

- Так что? Он приснился тебе сегодня опять. Ну, я говорю, об Эде – любопытство опережает речь кассирши оставшейся одной в опустевшем супермаркете и сейчас нервно дышащей в трубку: рассказывай.

- Да, конечно. Он не покидает меня уже пару дней.
- Ну, расскажи, как это, что там у вас?
- В общем, представляешь, мы все-таки решили пожениться – сдерживать нетерпение становиться все сложнее, оно паром, как из котла, выламывает ноздри и заполняет тишину в телефонной линии.
- И когда?
- Сегодня он собирается сделать мне предложение, как только я снова засну, у нас состоится ужин, ты знаешь, настоящий праздничный ужин, со свечами и всем таким. Только…
- Что? – подруга на том конце провода, вжимает трубку в ухо, чтобы не упустить ни одной интонации кипящего шумом голоса Хелен.
- Моя дочь…
- Господи, – одним выдохом режет кассирша начавшийся было лепет в ответе подруги.
- Она жива, представляешь, живо это проклятое отродье… во сне ей лет 17. Ты не представляешь, как мне тяжело видеть во что выросло это чудовище. Знаешь, мне даже не жаль сейчас, что ее когда-то сбила машина… Прошло бы несколько лет, и она превратилась бы в это – кошмар из моего сна.
- А что она сделала?
- Я знаю, что эта сучка хочет отобрать у меня моего Эда. Я уверена.
- А Эд?
- Не знаю, я не в чем не могу быть уверена. Понимаешь, она всегда была такой. Всегда глазела на мужиков. Только ее смерть спасла нашу семью от позора. Хотя кто знает, может, она спала с дальнобойщиками.
- Тогда ходили слухи, что твоя дочь спит с ними за деньги.
- Прекрати, это все слухи…
- Мне какая разница? Я за что купила, за то и продала…
- Даже если так, смерть очищает все грехи.
- Ты-то от них так и не отмылась – в голосе Мегги загораются предательские искорки торжества. Начинают тлеть в ее ожидании ответов с той стороны. Ну давай, подруга, подбрось еще один сучок в этот костер – и он вспыхнет, спалив тебе дотла.
- Какая разница, эта сучка мертва. Об этом писали все местные газеты. Теперь никто мне не помешает строить свою личную жизнь.
- Да, но во сне-то она жива…
- Это дело поправимо. Я отравлю эту тварь сегодня. Она же ширялась, чем ни попадя, никто даже не узнает.
- Вот ты как заговорила, я начинаю думать, что некоторые тогда были правы, когда говорили, о том, что это ты сбила свою дочь. Машину-то так и не нашли.
- Заткнись, идиотка… - короткие гудки в ледяном кондиционируемом воздухе супермаркета. Точки-тире в расползающейся улыбке молодящейся кассирше, сворачивающей пробку на припрятанной под кассе бутылке виски. Момент торжества.

***

- Ты не напутал со смесью? – от доктора пахнуло алкоголем вперемешку с запахом отглаженного белого халата
- Тебе не наплевать? – его коллега источает безразличие. Лучшего отражения для безразличия, чем прозрачные стекла очков, не придумать.
- Просто, как представлю, каково это проснуться и понять, что не можешь дышать – страшно делается.
- Слушай, он спит, как убитый уже вторые сутки, мы колем его барбитуратами все это время.
- Смотри сколько народу собралось – первый показывает на прозрачную перегородку за которой ярко-освещенный зал с расставленными рядами стульями. Все стулья заполнены.
- Посмотри на этих, вон сидит старик с бабкой в шляпе, сидят реально как на последнем киносеансе. Места для влюбленных – в его голосе напряжение смешанное с бессонницей и сигаретным хрипом.
- Впервые вижу столько народу. Слушай, что он наделал?
- Не знаю, нам же не рассказывают. Это полицейские документы. Но раз он здесь, значит, что-то серьезное натворил, иначе бы не лежал здесь пристегнутым – еще один осипший смешок.
- Я слышал, там что-то связанное с брачными аферами, доведением до самоубийства и убийствами?
- Значит так ему и надо. Ты протер иглу в капельнице?
- Зачем, ты боишься, что он подхватит заразу?
- Ну да, так привычка от старой работы осталась. В больнице-то за этим следят. Это здесь все равно.
- Ты все-таки посмотри, сколько там тиопентала натрия, мне не хотелось бы, чтоб он в процессе проснулся.
- А вот они хотели бы – хихикая, отвечает второй, обводя взглядом присутствующих в зале за стеклом.
- Я все рассчитал точно, ровно столько миорелаксанта, этого, как его… -
- Павулона
- Да, в равных долях с хлоридом калия. Все должно произойти одновременно. Сначала парализует мышцы диафрагмы и он не сможет дышать, а там уже и хлорид сделает свое дело и остановит сердце.
- Главное четко вставь иглу. Нам повезло, этот спит, сопротивляться не будет. Значит, если руки у тебя, старого алкоголика, не затрясутся – попадешь точно в вену. Если попадешь в мышцу – будет неприятно. Это, должно быть, больно. И мертвый от такого проснется.
- Главное, чтоб смесь не загустела, если ты неправильно смешал – образуется тромб в вене, и он будет подыхать в течение часа.
- Я слышал, однажды было мало барбитуратов кто-то в зале слышал стоны… Представляешь, здесь стекла толщиной в два дюйма. А они слышали. Вот где жесть.

Разговор прерывается поставленным голосом начальника караула. Какие-то обычные слова там, для собравшихся за стеклом. Кто-то там прячет глаза, кто-то вздыхает, а кто-то просто смотрит в помещение, где два врача ставят капельницу прикованному к кровати человеку.

Начальник караула поворачивается к докторам и машет им рукой. Из-за стекла видно только то, как шевелятся его губы, произносящие дежурное «Поехали».

- Лучше б мне хоть раз дали нажать на курок… - едва слышно произносит один из врачей, запуская прозрачную жидкость в вену по трубкам, ведущим к вене.
Второй смотрит на экран, где отображается пульс, и уже не обращает внимания ни на что, кроме синусоиды, которая через мгновение вытянется в нить.

***

- Неплохое вино, должно быть, только зачем было класть его в холодильник – мужчина оттирает салфеткой испарину с запотевшего зеленого стекла бутылки: Красное вино подают комнатной температуры.
- Какая разница, выпьем холодного, да дорогая – взгляд на дочь чертит пунктирную линию в раскаленном воздухе.
- Да, мама, я поставлю бокалы – если бы их взгляды встретились, горящий в комнате фитиль напряжение не понадобился, чтобы разорвать в столовой бомбу нашпигованную гвоздями ненависти.
- Эд, может, ты скажешь тост…
- Давайте обойдемся без этих сложностей, нам ведь всем известен повод, по которому мы собрались за одним столом.

Если чуть прислушаться, можно услышать, как по бумажной скатерти скрипят когти четырех женских рук. Если же присмотреться, то легко увидеть, как в полумраке освещенной огнем сечи столовой, загораются искры четырех черных глаз.

- Давайте выпьем до дна.

***

- Ребята, соберите здесь вещи в его камере и отнесите на хранение – стареющий охранник с седеющими на висках волосами, неторопливо открывает решетку и запускает в камеру двоих молодых офицеров.
- Кому они нужны, босс?
- У этого Эда, похоже, было много родственников – уныло отсмеиваясь, отвечает офицер. У нас с десяток ребят писали им уведомления о его казни. Может, кто-нибудь из них решит забрать его барахло себе на память.
- Как такая скотина вообще могла ходить по земле, - молодой офицер в сердцах бьет по привинченной к полу железной кровати в углу камеры.
- Не стоит, Брайан, этот парень за все заплатил – он умирал 23 минуты. По-моему это рекорд. Медики ошиблись с количеством снотворного, по-моему, они вообще ни разу не смешивали смесь правильно. Хотя, наверное, трудно рассчитать все верно, когда этот парень отлежался два дня перед казнью в карцере, и его постоянно кололи успокоительным… он вообще не приходил в сознание…
- Зато во время казни все-таки пришел – молодой офицер, переворачивающий тумбочку под зарешеченным окном, оскалился.
- Я слышал, что он очнулся и даже успел что-то сказать….
- Парень, он не мог ничего сказать, эта инъекция полностью парализует все мышцы, даже легкие и сердце – это невозможно…
- Шеф, я был вчера в карауле, я стоял там, в двух шагах от него. Я видел, как он улыбнулся и слышал, как он ясно сказал…
- И что же он сказал, сынок?
- Он сказал «Давайте выпьем до дна».
- Ладно, парни заканчивайте тут поскорее, мне не по себе от этой истории…
- Шеф, а что делать с газетами?
- Какими еще газетами?
- Эд выписывал газеты все время, сколько был здесь… почти четыре года…
- Мы же все их выбрасывали, когда он заканчивал их читать, обычно в тот же день.
- Да, но пара осталась, вот посмотрите – младший офицер протянул шефу две аккуратно сложенные газеты. Шеф обвел передовицы скучающим взглядом:

С первой обложки из-под заголовка «14-летняя девушка подозревается в убийстве собственной матери» на него смотрела ангелоподобная девочка с темными волосами, похожая на куклу Барби перекрашенную в брюнетку. Ее черные, как угли, глаза исподлобья пронизывали шефа службы охраны насквозь. Он поспешно убрал первую газету и осмотрел вторую: «мать-убийца из Техаса: Хелен Симмонс, по мнению местных жителей, переехала свою дочь на своем Бьюике». На фотографии безликое склонное к полноте лицо. Типичная провинциальная толстуха, залетевшая еще в колледже и уже без надежды на мужское внимание. Обыкновенная криминальная хроника.

- Интересно, зачем ему понадобились именно эти паршивые желтые газетенки?
- Не знаю ребята, давайте закончим тут побыстрее.

***
Доктор Хайд пил свой утренний кофе и смотрел телевизор, какой-то новостной канал. У него из головы никак не желала уходить вчерашняя посетительница – Дженни. Странные предчувствия не давали доктору заснуть всю ночь. Ему было как-то одиноко, впервые тишина в его квартире казалась ему угнетающей. Пришлось даже включить проклятый ящик, чтобы хоть чей-то голос не давал ему ощутить хорошо знакомый холод в сквозняках пустой квартиры. Поэтому и новостной канал. Ведущие наперебой торопятся рассказать зрителю о последних новостях. Доктор рассеянно осматривал свою комнату, пытаясь сосредоточиться на вкусе кофе, а его слух вылавливал из телевизионного шума лишь обрывки сводок:

«…Хелен Симмонс стала первой жертвой массового отравления жителей Техаса бензопиреном, обнаруженном в рыбных консервах…».

«…была найдена мертвая Джейн Стайн. Предположительно, причиной смерти стала передозировка снотворного…»
Да, она так торопилась досмотреть свой сон.
Сделав глоток горького кофе, доктор ощутил, как холод, поселившийся в его комнате после визита девушки, постепенно тает.

_______________________________________
Не жрите жывотных - они вас тоже не любят