Лысая хрень в трениках : Пластмассовая любовь (на конкурс)

Пи-пи-пи... Пи-пи-пи... Пи-пи-пи... Нина выключила будильник, не открывая глаз, перевернулась на другой бок и снова захрапела. Идиллию прервал кот Васька, запрыгнувший на хозяйку, при этом впившись когтями в безразмерный круп женщины, защищённый тоненькой ночнушкой и простынёй. Нина подскочила от неожиданности и заорала благим матом.
- Васька, сучий потрох, ты что творишь?!. Уууууу, поймаю - отдам живодёрам, чтобы шапку из тебя на зиму сделали.
Васька презрительно посмотрел на хозяйку из-под дивана и ничего не сказал.
Нина, тучная женщина сорока пяти лет, жила в однокомнатной квартирке на окраине города и трудилась на фабрике детских игрушек, находившейся на другом конце города. Она была одинока, и, признаться честно, не пользовалась успехом у мужчин, ввиду некоторых особенностей внешности: при росте 155 см, она весила около 90 кг, высветленные пергидрольные волосы, золотые зубы, бульдожьи черты лица. Короче говоря, при взгляде на неё вряд ли кому-нибудь на ум пришло бы слово "charmant".
Нина ехала в набитом трамвае и втайне мечтала, чтобы какая-нибудь особь мужеского полу поприжала её, воспользовавшись всеобщей давкой. Но, мечтать, как говорится, не вредно. Нина вышла на своей остановке девственно чистой, так сказать, никем не зажатой и не облапанной.
В цех она входила с весомой долей раздражения и ненависти к работе и ко всему трудовому коллективу. Кивнув коллегам, насколько это позволяла практически отсутствующая шея, она одела форменный синий халат и уселась за свой стол. На столе возвышалась внушительная коробка с кусками разноцветной пластмассы: ножками, ручками, туловищами и головами будущих игрушек. Нина специализировалась на сборке игрушечных Буратин. Пластмассовый Буратино, хоть и не имел выраженных половых признаков, был единственным мужчиной в жизни Нины, если не брать во внимание кота Ваську, который был кастрирован ещё в отрочестве. И потому, ненавидя саму работу, она изливалась нежной любовью к пластиковым плодам своего труда. Собрав по частям очередного персонажа сказки Алексея Толстого, она награждала его влюблённой улыбкой и поцелуем жирных губ, со следами съеденной алой помады, благославляла его на дальнейшую жизнь вне фабричных стен.
Другие работницы цеха посмеивались над ней и старались всячески подколоть её. Но Нина за долгие годы работы привыкла к этому и старалась не обращать внимания на выпады со стороны коллег.
Прозвенел звонок, свидетельствующий об окончании смены. Нина не торопилась уходить - она решила подождать, пока все уйдут, чтобы не было необходимости ехать вместе с кем-то до дома. Окинув взглядом пустой цех, она сняла халат, повесила его на вешалку и направилась к выходу. Дорогу ей преградил фабричный сторож Вася - пьяница, дебошир и бабник.
- О, Нинель, Вы что здесь делаете в столь поздний час? Вас небось дома муж ждёт голодный, - Василий икнул и пошатнулся в сторону.
- Меня никто не ждёт, - с нажимом сказала Нина и покраснела. В груди вспыхнула искра надежды. Хотя, чего уж лукавить, то была не искра, а целый салют, как на Девятое Мая.
- О, зер гут, как говорят французы. Раз Вам некуда торопиться, не желаете ли Вы скрасить моё одиночество приятной беседой за чашечкой коньяка? - Василий подмигнул Нине и взял её под руку. По нему было видно, что своё одиночество он уже изрядно скрасил, причём в скрашивании принимал участие не только коньяк, но и напитки попроще.
Уговорив на двоих бутылку какой-то бормотухи непонятного происхождения, Василий и Нина решили перейти к любовным утехам. Нина с трудом соображала, что происходит, но старалась всячески насладиться моментом близости, ибо прекрасно понимала, что сей момент выпадет теперь очень не скоро, если вообще выпадет. Василий же не соображал вообще и был близок к отключке, но многолетний опыт подобных "приятных бесед" с женским полом позволял ему производить нужные действия.
И вот, когда два пьяных разгорячённых тела были близки к так называемой "la petite mort", дверь комнаты скрипнула, и на пороге обозначился маленький силуэт. Пластиковый Буратино, понаблюдав со стороны за единеньем душ, уверенно подошёл к любовному ложу, роль которого выполняла старая раскладушка. Зубки его скрипели, глазки были налиты злобой, а маленькая ручка сжимала рукоятку шила.
Василий удивлённо охнул и сполз с Нины на пол - из шеи фонтаном хлестала кровь и торчала рукоятка шила. Нина в момент протрезвела и вжалась в стену, прекрываясь грязной телогрейкой Василия. Буратино укоризненно покачал головой и ловко запрыгнул на раскладушку.
- Мамочки родные, что же это делается?!. Милиция!.. - заверещала Нина и ещё больше вжалась в стену.
- Нина - блядина, - фальцетом сказал Буратино и, подпрыгнув, воткнулся своим пластиковым носом женщине в глаз. Дряблое жирное тело осунулось и обмякло, напоминая холодец на праздничном столе. Буратино оттолкнулся ножками от тройного подбородка Нины и высвободил свой нос из кровоточащей дыры, ранее служившей глазом. Вытерев нос от крови рукавом телогрейки, Буратино нашёл под подушкой початую бутылку водки, сделал приличный глоток из горла и, забрав пузырь, удалился в темноту фабричного цеха.