Зуч : ОФИС-КЛАБ, часть 5

Под занавес 97-го года, случилось знаковое событие в жизни офиса. Жанна целую неделю ходила задумчивая, периодически чего-то кумекая на калькуляторе, а потом собрала их вместе:
- Значит, что я вам хочу сказать… По-моему, хватит гнить в этом захолустье. Мы переросли его. Дела идут неплохо, и если б не отдельные проявленья распиздяйства…
Взгляд ее упал на Тему и Муку.
- То было бы вообще заебись. Конечно, крупняками-сетевиками нам уже не стать. Да и нахуй лезть в эту мясорубку, с другой стороны. Свое имеем, главное, его не потерять. Короче… Поступило предложенье от одного моего приятеля сесть в крутой офис…
Тут она сделала театральную паузу. Остальные театрально подыграли, изобразив восторженное ожиданье.
- На Пушку. Прямо за кинотеатром «Россия». Я уже была на месте. Сто двадцать метров, потолки под пять, дубовый паркет, дубовые панели по периметру – бывший актовый зал какого-то госучереждения. Плюс чил-аут с половину нашего нынешнего офиса. Каково?

Она вопросительно всех оглядела. Аплодисментов не последовало. Исходя из опыта их совместной жизни, все уже понимали, что обмен хорошего на лучшее, всегда сопровождается проебом всего хорошего, конкретно по деньгам.
- А скока стоит, Жанна? – осторожно поинтересовалась Таня.
- Ровно в три раза больше нынешнего. Но не сыте, на вашей доле это не отразиться. Я уже все просчитала. Чтобы не пахать только на офис, посадим Осьминога с его хакерами. Я уже договорилась. Офис будет на две фирмы. Поставим перегородочки. Да и на хрена нам столько места? Вальсы танцевать?
Осьминог был древним жанкиным приятелем, а теперь уже и общим, поскольку не раз присутствовал на их «мероприятиях». Внешне это был субтильный утонченный чел в очках, но за маской «маминого сына» скрывался компьютерный гигант со смертельной деловой хваткой, откуда и кликуха. Говорил он чуток больше, чем истуканы с острова Пасхи, но всегда в тему. Фирма, которой он руководил, занималась программным обеспечением для энергетиков. Это был выгодный альянс. Во-первых, его ребята, как и большинство компьютерщиков, были припизднутые тихие очкарики, втыкающие в мониторы с перерывом только на поссать. Хотя Теме казалось, поставь им в ноги биотуалеты, они бы и ссали, не переставая щелкать по клавиатуре. Во-вторых, о проблемах с оборудованием и софтом теперь можно было забыть надолго.

После этого офис заметно оживился, обсуждая грядущее переселение народов и прикидывая выгоды.
- Дубовые панели, говоришь? – ржали Мука с Темой – Ну, теперь можно обои не менять… Протер тряпочкой и все дела…
Слово вновь взяла Жанна:
- Хочу только заметить. Чтобы сидеть законно в этом месте, вьебывать придется по-черному. Нам надо завалить как минимум еще парочку китов, чтоб планомерно снимать с них жир. Пищевиков я обрабатываю. Ваша задача – загарпунить, помимо мелочевки, еще один обьект для раздеванья.
- Яволь, май фюрер! – был ответ.
На том и разошлись.

Через две недели состоялся переезд. Новый офис действительно поражал воображенье. Огромный зал был полон воздуха и света. Солнечные блики играли на лакированном паркете из воспоминаний о партноменклатурных временах. Высоченные окна дарили виды на Страстной бульвар. При желании, можно было даже разглядеть Тверскую. Словно дети подземелья ощупывали они взглядами пространство, не веря, что дошли до этого. Дополнительным бонусом был чил-аут-переговорная. В сорокаметровой комнате не было окон, но был мощный кондиционер.
- Так даже лучше – констатировала Жанна – В изоляции. Здесь будет общий сексодром, для ебли во всех смыслах, в том числе мозгов заказчиков.
- Может тогда зеркала на потолок? – предложил Артем.
- Ага. И шест посередине. Обойдемся мягким ковролином.

Из старого офиса решено было ничего не брать, кроме аппаратуры. Даже раздолбанный кожаный диван, что Жанка таскала за собой, как фетиш еще с Покровки, выбросили на помойку. Новый уровень, новый формат. Столы с плексигласовыми перегородками были выполнены на заказ. Мягкие кресла на колесиках. Лампы под хай-тек. Переговорную украсил огромный и непременно кожаный (проверено годами, пятен нет) раздвижной диван «под крокодил». К нему же три здоровых кресла, в которых можно было утонуть. Когда все было расставлено, повешено и собрано, настало время справить новоселье и нажраться. Чему они незамедлительно и предались.
Осьминог держал своих в ежовых рукавицах, и потому они, выпив для проформы пару-тройку рюмок, рассосались по домам. Из их конторы тоже остался лишь проверенный в боях спецназ. Да еще к Николаше заехал на огонек его новый возлюбленный англичанин Крейг. В интернете тогда уже развелись чатлане, вот и Николаша часами просиживал на всяких там «кроватках», «диванчиках», «приступках» и «завалинках», накурившись шмали. Тёма пару раз заглядывал ему через плечо и офигел, увидев ленту из ста и более пердежников, что засирают без устали разноцветными шрифтами одновременно монитор и скудные мозги. Там-то Николаша и подцепил его. Крейг, как и положено чистопородному англичанину, был рыжеволос, конопат, с бледной тонкой кожей и аристократичными ручонками с бесцветным лаком на ухоженных ногтях. Он работал в британской инвестиционной компании и прекрасно знал русский. При всей его демократичности в нем неуловимо чувствовалась врожденная спесь «белой расы», что вынужденно зарабатывает деньги в этой отсталой полуколониальной стране. Придушил бы суку, иной раз думал Тема, да, слава Богу, он не часто жаловал их своими визитами. Всякий раз, когда Крейг, подвыпив, пускался в рассуждения о тонкостях английского менталитета, политеса и прочих прелестях добропорядочной Европы, невольно сравнивая их с окружающим варварским миром, Тема думал: «Бог ты мой, отпрыск лордов… Тебя не далее чем час назад ебал в жопу наш доморощенный казахский пидор. Или ты отсасывал у него. Будешь ты мне рассказывать о тонкостях менталитета… Говно с губей сотри, наследник Черчилля…»

Когда все были уже основательно разогреты, возник вопрос, а не пойти ли нам куда-нибудь куда? Давненько не трясли мудями сообща, к тому же повод ого-го! Пока все выдвигали версии, неожиданно вступил Николаша:
- Ой, а поедемте к нам в «Шанс»!
- Куда, куда?! - Тема был наслышан об этом гремевшем в то время клубе голубых. – Чтоб я, да в голубятню?!
- Не беспокойся, там тебя никто не тронет…
- Я беспокоюсь о другом, как бы я там кого-нибудь не тронул…
- А что и правда! – вдруг поддержала Жанна – Тема, не быкуй. Я там была не раз, и могу тебя заверить, там пиздато. Во-первых, нет бычья вообще, сам понимаешь… Во-вторых, натуралов там едва ли не больше голубых. И, в-третьих, там расслаблено, голубые не выеживаются, потому что это их местечко, а натуралам тоже поебать, не с голубыми же тягаться…
- Поехали, поехали! – поддержали Таня с Осьминогом – Мы там тоже не были, интересно ведь…
Тема вопросительно посмотрел на Мишку.
- А чо? – поднял брови Мука – Если чо, я буду только с тобой целоваться…
- Ну, ладно, черти. Только предупреждаю, знаете ведь какой я, если напьюсь…
- Да, знаем, знаем мы, какой ты… Баб нормальных там тоже дофига…

Туса стронулась.

На входе в клуб был строгий фэйс-контроль. Когда уже все просочились, Тёму тормознули. Он в тот день, помимо того, что уже изрядно пьян, был в самом наивыгодном наряде для посещения гей-клубов. Потертая косуха, кожаные штаны с разбитыми казаками и черная бандана с черепами.
- Молодой человек, вы отдаете отчет в какой клуб пришли? – вежливо, но твердо спрашивал его охранник.
- Отдаю. Я пришел в клуб для пидорасов.
- Я думаю, что Вам не стоит посещать наше заведенье.
- А что не похож? – Тема оглядел себя – Вот такой вот я брутальный пидорас…
- Он с нами, с нами… - пробовала вмешаться Жанна.
Но ее столь же вежливо оттеснили:
- Женщина, мы говорим не с Вами, проходите, проходите…
Охрана заняла твердую позицию, и Тема уже прокручивал в уме, куда отправиться добухивать, как Жанна увидала своего знакомого, вплывающего в клуб. Это был известный в прошлом киноактер, теперь уже порядком подзабытый. Теме иногда казалось, что окажись Жанка в одиночной камере или засмоли ее в бочку, как царя Салтана, у нее и там через пару дней образовались бы приятели. Актер, судя по всему, был здесь завсегдатаем. Он снисходительно похлопал охрану по плечу и, махнув ручкой в сторону Артема, вальяжно произнес:
- Это со мной, со мной… Да, под мою ответственность…

Клуб состоял из трех залов и скрытых помещений. В самом большом был танцпол и сцена-подиум. Грохотала музыка, менялось освещение от голубого к розовому (братья-лесбиянки тоже были не забыты), клубился навороченный пипл, пидор-гопник из Люберец сюда бы не попал, здесь были гей-сливки. Воздух был пропитан чем-то приторно-паскудно-сладким, как будто запах спермы смешался с почитаемым у голубых одеколоном «Фаренгейт». Тема втянул ноздри и огляделся: «Так вот вы где, лапули… Как здорово, что все вы здесь сегодня собрались… Мочить из огнемета… Заполировать базукой… И добивать штыками в жопу… Ну, что ж… Пойдемте расточать веселье…»
- А пойдемте в малый зал, где бар – предложила Жанка – Мне там очень нравиться, там всегда играет ностальжи…
Всей гурьбой они протусовали в зальчик, длинный как кишка. Благодаря покровительству Актера им тут же разгребли местечко и они оккупировали диванчик, вкруговую охватывающий стол. В помещении был полумрак, разрезаемый лишь вспышками светоустановки. В стенах по периметру зала были вмонтированы огромные трехметровые аквариумы, где среди кораллов и водорослей плавали тропические рыбы. Играла смесь из «АББЫ», «Бони М» и еще одной забытой группы, название которой Артем помнил лишь по школьным дискотекам, как «Белли эпоукли».
- Шо будем пить? – верховодила Жанна, проставляясь по такому случаю.
- Кампари!
- Кальвадос!
- Виски!
- Водку будем?
- Водку будем! Многократно!

Артем постепенно пригляделся. В зале действительно было порядком нормальных мужиков. Голубые здесь не маскировались, да и у натуралов не было во взгляде этой бабской придирчивости, кто в каком прикиде, кто, чем пахнет, этих «чмоки-чмоки, дорогой, ой, я блеск на щеке оставил, дай сотру, ты мне тоник не сотри…»
Накативши, он, наконец, расслабился. Стало жарко. Жанна ворковала с Актером. Осьминог с Татьяной. Николаша глаз не сводил с рыжей хари Крейга. А они с Мукой отправились размять конечности на маленький танцпол в аппендикс зала. Там отплясывали лесбиянки. Артем сходу напоролся на потрясающий экземпляр. Бывает в грузинских женщинах царственная стать. Во взгляде, разлете тонких, словно углем нарисованных бровей, в осанке, пышном бюсте и белоснежной коже. Даже величественность. К тому же она страстно обжималась со своей подругой. Трудно сказать, что может быть еще более возбуждающего для самца, чем вид лесбийских игрищ двух потрясных самок. Они с Мукой принялись их с усердием окучивать, и в результате притащили за свой стол. Нино оказалась осетинкой, а ее подруга Леся с Украины. А теперь, девчонки, пить, пить, пить, а там посмотрим, лесбиянки вы или бисексуалки.
В полночь в зале потух свет, и зажглась разноцветная подсветка в аквариумах. Неожиданно откуда-то из-за стены в аквариумы нырнули голые мальчики на вид лет четырнадцати-шестнадцати с бритыми лобками. По одному в аквариум. И начали там плавать, ныряя, извиваясь и демонстрируя неплохую физподготовку. Это было даже красиво, если абстрагироваться от публики и места. Замурлыкал Джо Дассен. Затем его сменила шаманящая голосом Шадэ. Жанна и Актер ушли в большой зал смотреть мужской стриптиз. Тема и Мишаня были почти в муку, поскольку налегали на водяру. В какой-то момент Артему показалось, что он почти оглох, все звуки смазались в мычащий саундтрек, картинка тоже плавала, он поводил глазами в стороны, не успевая осмыслять увиденное. Зал словно превратился в единую и похотливую взбухающую биомассу. Атмосфера всеобщего разврата, лишь слегка припудренная музыкой, одеждой и словами, казалось, пронизала все и вся. Мука, уткнувшись пьяной мордой в спину осетинки, тискал ее груди, она сосалась со своей подругой. Осьминог, опрокинув на диван, целовал Татьяну, одновременно шаря рукой в ее трусах. Крейг, открыв рот, распластался, закинув голову. Тема заглянул под стол. Николаша, обвив тонкими пальцами толстый волосатый хуй, самозабвенно отсасывал у Крейга, закрыв глаза. Артем вгляделся, вокруг творилось примерно то же самое. «Ну, вот…» - пронеслось у него в голове: «Я на самом пике… или дне разврата. Осталось тоже стать голозадым Ихтиандром и выебать кого-то в мускулистое очко…» Как в самоуничижении всегда есть толика гордыни, он испытывал два противоречивых чувства, которые лишь отдаленно можно было описать, как радость и гадливость. Как если бы в час пик он вышел на Тверскую голым, измазавшись в говне, и ловил бы взгляды полные отвращенья, злости и презренья, одновременно полыхая возбужденьем – я перешел все рамки, все границы, все законы, все запреты, я свободен, свободен как изгой, как Горлум, неведомым вам счастьем жалкая толпа, я велик в своем падении и упоительно ничтожен в своей победе над собой…

Его вдруг замутило. Пошатываясь, он выбрался из-за стола и побрел, спотыкаясь в полутьме о чьи-то ноги, в туалет. В большом зале изливался гоа-транс, пробивая диафрагму, на сцене извивались негры в серебряных трусах. Его шатнуло, и он невольно оперся о чье-то подвернувшееся плечо.
- Вам плохо? – подобострастно заглянул в лицо ему педрила.
- Где тут сральник?
- Вон там. Вас проводить?
- Хочешь отсосать?
- А можно?! – радостно зажглись его глаза.
- Конечно – благодушно улыбнулся Тема – Только я сначала выбью тебе все зубы. Я слышал так оно мягчее…
Голубой мгновенно растворился, скрывшись в толпе. Он добрел до туалета, умылся и зашел в кабинку. В соседней кого-то беспорядочно ебли, судя по визгам, все же бабу. Желтая струя двоилась и троилась, зигзагами повторяя амплитуду его качаний.

На автомате он выбрался из клуба и вдохнул морозный воздух полной грудью. Еще, еще, еще… Вот, уже получше… Теперь домой… Водки… Выпить водки… И спать… Без сновидений… Мертвым сном… До следующего века… До Апокалипсиса… Пусть меня разбудит архангел Гавриил… Пионерским горном… Аут…

Жизнь, меж тем, на новом месте постепенно набирала обороты. Вьебывать действительно пришлось по-черному. Артем не помнил такого бешеного конвейера за все прошедшие года. В голове у него постоянно крутилось четыре-пять проектов, он не успевал физически их думать. Просыпался утром, чистил зубы, уже прокручивая «файлы», ехал в транспорте, шел ли по улице, ложился спать, а процесс шел сам собой, залезая даже в сновиденья. Когда случался перегрев, и он был близок к эмоциональному истощенью, то шел в переговорную, ложился на диван и убивался «в ноль» шишками, что всегда держал в запасе. Смотрел в белый потолок и пытался переформатировать мозги.
- Что делаешь? – интересовалась Жанна, заходя в переговорную попить чайку.
- Делаю, Жан, скраб души и пункцию головного мозга. Надо же из чего-то собирать креативы…
- А… Не забудь добавить мазок из жопы, чтобы заказчик чувствовал родное. А то тебя опять в последнее время тянет на возвышенное. Влюбился что ли?
- Ага. В левую! – усмехался он, поднимая руку. – Правая что-то не вдохновляет… С такой работы забуду скоро как выглядит влагалищо…
- Ничё, я тебе словами опишу…
- Лучше раз увидеть…
- Ну, смотри…
Жанка медленно поднимала юбку, скользя по бедрам.
- Не растолстела еще?
- Нет еще… Еще… - облизывал Артем сухие губы.
Она дошла до кружевных прозрачных трусиков, в центре которых четко выделялся темный треугольник.
- Простимулировала? Пошел ток по позвоночнику?
Артем только едва кивал, не отрывая глаз.
- Ну и заебись… - ржала Жанка, опуская юбку и переходя на деловой тон – Мне к вечеру нужна наружка для винища. Сублимируй.
- Угу. Начал.

И к вечеру был готов концепт: три девицы, снятые по пояс, задирали крестьянские сорочки, топча голыми ногами виноград в огромной бочке. И слоган: «Хорошие вина от хорошеньких производителей». «Хорошеньких», конечно, не прошло. Заменили на сухое «хороших». Тема угорел от кастинга. На отсмотр сорока моделей из агентства «Модус Вивенди» приехал весь совет директоров поставщиков вина от молдаван. Если б Артем не знал, что в часы разгула они тратят по три штуки баксов на элитных проституток, то решил бы, что у мужиков затянулся пуберантный возраст. А, может, от того, что на халяву. Девицы заходили по очереди и задирали юбки до трусов, крутясь вокруг своей оси. После жарких споров и повторных вызовов, были отобраны три пары ляжек. Щиты висели долго по Москве.

Так проходили, дни, недели… Офис постепенно переживал малый ренессанс «флэта». Каждый вечер, после работы собиралась уйма народу, в основном друзья Артема. Потому как центр, потому как Пушка, и офигительный чил-аут, где есть все для смачного оттяга. Курили, пили, говорили, смотрели фильмы и еблись по мере сил. Тема даже завел себе в офисе подушку, домашний плед и тапочки. Хоть и до дома пешком три сигареты, а иной раз фигли в четыре возвращаться, если в десять надо быть на месте. Зубную щетку он уже много лет всегда носил с собой, ибо никогда не знал наверняка, где предстоит уснуть.

В их здании располагались несколько «демократических» изданий разного толка. И помимо других известных деятелей на ниве облагораживания непутевых человеков через либеральный рынок Артему стала регулярно попадаться на глаза реинкарнация рыбы фугу - Новодворская. Благодушная улыбчивая старушенция шамкала в буфете пирожки, одновременно правя ручкой, видимо, очередной свой пасквиль. Почитав, в свое время, ее статеек и послушав выступления на публике, он пришел к выводу, что это жаба-людоед, Троцкий в юбке и дай ей власть, полстраны бы полегло, а сталинский ГУЛАГ показался бы воспоминанием о приятно проведенном отпуске. Какая досада, думал он, встретив ее в очередной раз в коридоре, что я не конченый ублюдок. Иначе сейчас бы разбежался со всей дури и пнул бы ее в задницу, чтобы летела метров пять, разбрасывая говно из рваной жопы, шлепнулась бы, раскидав копыта, очки и ридикюли, а я бы еще попрыгал на ней, попрыгал, приговаривая: «Ой, не любите Вы людей, Валерия Ильинична… Ой, не любите…» Перекрестившись от соблазна, шел дальше.

Так, незаметно, впопыхах наступил 1998-ой год. Когда уже страна, дважды проводив старый год и встретив новый, отбухала, они с Мукой поздним январским вечером сидели в клубе «Третий Путь» и пили водку. «Третий Путь» был любимым клубом Артема, хотя он уже дважды попадал в «черный список» из-за пьяных драк, но сегодня на воротах стоял его друган Алекс, что пропускал его с условием не попадаться на глаза Борису. Борис был хозяин клуба. Да, собственно, это и клубом можно было назвать с натяжкой. Непонятным, если не мистическим образом, бывшая коммуналка в выселенном доме на Пятницкой, рядом с башней Меньшикова, была переделана последним из оставшихся жильцов в клуб и функционировала вопреки всем существующим законам. Как он отпихивался от ментов, пожарников, санэпидемстанции и прочей нечисти, одному Богу известно. Сам Боря Раскольников продолжал жить здесь же. «А, что? Это удобно» - рассуждал Артем: «Проснулся и сразу на «работе»…» Поначалу в клубе собирались бывшие хиппы, пропитые рокеры и прочие тусовщики восьмидесятых. Но постепенно аудитория стала пополняться и молодежью. Здесь происходили самые неформальные концерты из всех возможных клубных вариантов. Самые неформальные выставки. И самые разухабистые пьянки, сравнимые разве что с клубом «Секстон», сгоревшим еще в начале девяностых. Траву курили прямо в клубе, или, поднимаясь со второго на третий без дверей этаж, когда Борис безуспешно в сотый раз пытался навести «порядок».

Они сидели в самой дальней, тупиковой комнате и меланхолично пили, закусывая бутербродами, оставшимися, кажется, еще с прошлого года.
- Вот, смотрю я на тебя и думаю, чо ты до сих пор не женишься? – вопрошал Мука.
- Ну, старик… Я пока переебал лишь треть Москвы. Даже план-минимум не выполнен…
- Да, я серьезно… Стремно мне порой смотреть, как тебя колбасит. Жена, дети – это все же якорь. Или пристань. Вот обживусь здесь окончательно, уйду от Жанки - ебал я в рот ее проценты – встану на ноги, тогда своих перетащу, херово мне без них… Приходишь, дом пустой... А ты чего?...
- Ну… Если серьезно…
Артем задумался. Хлебнул водки.
- Если серьезно, не знаю, что тебе сказать… Знаешь, Миха, к своим уже не маленьким годам я вдруг с удивленьем осознал, что однолюб…
Мука аж поперхнулся водкой.
- Да, не ржи ты! Это только имидж, бабник, ебарь и тэдэ…
- Угу, сейчас ты мне расскажешь про школьную любовь, что вышла замуж и родила троих детей, а ты до сих пор слезно дрочишь, с затертой фотографией в руке…
- Ну вот, видишь. Ты же все знаешь, хули говорить.
- Да, ладно, ладно… Расскажи, давно не слушал… Про любовь…
- Слушай про любовь. Мы с ней были знакомы ровно одиннадцать дней. Вернее, одиннадцать ночей. Днем она работала, я сдавал сессию. Встречались по ночам и до утра гуляли, как-то сил тогда хватало… Я ее, можно сказать, отбил у своего друга. Ну, как отбил… Он почему-то решил, что она его, хотя познакомились мы вместе. Она была с подругой. Но после первого же свиданья, гуляли вчетвером, я остался с ней, а он… ни с кем. Да, не важно… Ира ее звали, Ирочка… Знаешь, Миха, я ни до, ни после нее не встречал таких людей… Это не юношеский максимализм, это скорее зрелая констатация, постфактум… Рядом с ней невозможно было врать, в первую очередь себе… Да что там… Любая фальшь в словах, поступках и даже мыслях кричала как противоугонка у автомобиля… Очень чистый человек. От природы. Она работала воспитательницей в детском саде. Ты бы видел, как она с детьми общалась, они ее боготворили… Она была сама ребенок, хотя на два года старше меня. В общем, утонул я в ней, сразу и безоговорочно. К тому же красивая, но не такою… обычной красотой, а какой-то переменчивой что ли… Невычисляемой мгновенно, затаенной… Во всем, чего бы она не коснулась, сразу возникал какой-то смысл, обнажалась правда, простая и оттого истинная…
Тема споткнулся.
- Наговорю тебе сейчас, подумаешь, пиздит. Невозможно ее перевести в слова, отформатировать, как и все НАСТОЯЩЕЕ в этом мире, не поддается логическому обьяснению, вербализации… Только интуитивно…
- Ну и чего дальше было?
- А дальше я ушел в армию. У меня уже повестка была на руках, когда мы познакомились. Оттого еще и встречались каждую ночь, что знали, скоро расстаемся… Переписывались. Я написал тонны писем, никогда и никому больше в жизни не писал и не напишу столько. Она еще больше. Приезжала ко мне четыре раза. Я бегал в самоходы. Хотя секса между нами не было. Она была девственницей, без всякого пижонства. Просто сказала мне один раз твердо, будет свадьба, а потом я вся твоя. Я это принял. Ну, давай…
Выпили и закурили.
- Один раз, представляешь, получаю от нее бандероль, а там три гнилых лимона. У нас с ней знак был тайный – три лимона. Просто в тот день, когда познакомились, у нее в сумке оказалось три лимона, мы их всю ночь грызли, пока гуляли… Полдня думал, дам самохода и до дома, бросила она меня, посрать, дисбат, не дисбат, только потом догадался глянуть на дату бандероли, она где-то месяц провалялась на почте…
- Не дождалась?
- Дождалась. Да не того. Я к концу второго года вдруг зассал. Не то, чтобы жениться, хотя такие мысли подленькие тоже пробегали, как, так сразу, я ж не догулял… Хотя само их появленье было лишний повод… Просто, понимаешь, мне стало казаться, что я ее уже не так люблю… Не так, как было. Не так, как должен. А раз так, то, стало быть, буду пиздеть ей, а этого делать с ней нельзя…
- Ну, так разлюбил…
- Да не разлюбил, в том-то все и дело… Просто планка была поставлена с самого начала так высоко, что прыгать ниже, казалось уже предательством по отношенью к ней…
Артем потер глаза.
- Хуй знает, никогда не жалел, что сходил в армию, но вот тут жалею, что со мною там случилось, до сих пор не знаю… Тут ведь, как «бабушкин клубок» из разноцветных ниток, за одну потянешь, а вылезет их сразу много разных… Так и с чувствами у меня было. И даже до сих пор, когда тебе рассказываю, видишь, как плутаю… Запутался тогда я капитально. И с ней не мог, и без нее не мог. И ничего лучшего не смог придумать, как выложить ей все на первом же свиданье и попросить «отсрочку», чтобы разобраться в чувствах… Ничего она мне не сказала. Ни слезинки не проронила. Развернулась и ушла. А я через полгода перевелся в Москву учиться, так случилось, даже не планировал, просто маза подвернулась…
Тема замолчал.
- И все?
- Не все. Она мне дневники свои вручила на прощанье, что вела, пока я был в армии. Я к ним только через два года смог притронуться, когда гостил у матери. Напился и читал всю ночь запоем. И разорвало меня на мелкие клочки. Ей-Богу, выл…Ломанулся утром к ней, чтобы упасть, просить прощенья на коленях, все вернуть, чтоб заново начать… Да поздно, сука… Там уже муж, двое близняшек… И я другому отдана и буду век ему верна… Погладила она меня так ласково по дурной башке, и сказала, что все простила, зла не держала и не держит, а любит ее муж, отец ее детей, и она его, хотя и по-другому, чем меня, но время вспять не повернуть… Все.
- Ну… История. Стандартная, я бы сказал.
- Стандартная, когда об этом в книжках читаешь… А я чем больше живу, тем больше понимаю, что грех я тогда, Мишка, совершил. Страшный. Без всяких христианских заморочек. Любовь настоящая – это ДАР, в чем я абсолютно теперь убежден, тоже, бля, без всяких штампов-мифологий. Дар редкий, не каждому и не помногу раз. А я от него отказался, даже не распробовав. Впереди же, ёпти, целая жизнь… Авось еще случится. Ну, и вот она, блядь, жизнь! Уже почти экватор, и чего?... Ни с одной бабой и близко ничего такого не было. И не то, чтобы я специально сравнивал. Все само собой выходит. Ну полгода, ну от силы год и нахуй, ничего не надо… Если сами не уходят, тогда я просто начинаю куролесить так, что любая Пенелопа убежит, хуями кроя Одиссея. А с ней все помню до сих пор. Каждый день, ночь с ней были как ожог. Сладкий… Долгий-долгий…
- Слезу пустить?
- Лучше перни.
- Ну и хули ты раскис? Не повезло. Значит, еще встретишь свою бабу.
- Угу. Ты-то свою встретил?
- У меня как раз банальная история. Мы вместе за одной партой сидели. Так, вместе до сих пор. Мне и искать было не надо. И сколько бы я не ходил по пьяному делу налево, моя душа у нее в сейфе, и она это знает, а так, конечно, много всякого бывало…
- Не знаю, Миха… Время, конечно, лекарь… Залечит, бля, до смерти… Но с возрастом и влюбиться трудно, тут мозги мешают, там привычки… Ебешься, потому что хуй стоит. Хотя… пизжу, конечно. Все равно чего-то ищешь. Доходит, правда, до маразма. Мне уже не интересно кому-нибудь просунуть. Как говорил мой друг Ильдар: «Не могу я без прелюдий… Как так? Живого человека, да сразу хуем тыкать?..» Мне подавай игру, флюиды, вдохновенье… Пусть там дальше и ничего не будет. Выебал мозги и отпустило. Извращение какое-то…
- Да, нормально. Все такие. Бабы тоже, бля, не лучше… Особенно московские. Я охуеваю с местных.
- Где ты местных видел? Одни приезжие. В глазах, бля, счетчик. Новый вид – жабы. Цвет – вечнозеленых баксов. Размножаются путем деления всего и вся на самое себя.
- Да уж… Поколеньице… Я тут, представляешь, напоролся… Шел по Арбату, смотрю – деваха! Клава Шифер – швабра рядом. Одета… Знаешь, бывают такие вязаные гетры ли, колготки, все в дырочку. Вроде надето что-то, а вроде ни хуя… В лицо глянул – сама невинность. Не знаешь, то ли дрочить, то ли молиться. Короче, думаю, чего комплексовать. Подошел, представился художником, у меня же фотографии картин всегда с собой. Разрешите, говорю, Вас запечатлеть, в качестве натуры. Разговорились. Она говорит, я тоже на художника учусь. Ну, думаю, попал. Забили стрелку. Приезжаю трезвый, при параде, дома мольберт, краски приготовил, свежий холст купил. Пошли гулять, болтать. Пивка? Пожалуйста. Дунуть? Ради Бога. Свой брат, художник, понимает. И между делом узнаю, что ей пятнадцать и учиться она в художественной школе. Какой тут, нахуй, рисовать-ебать. Посадят тебя, Миша, думаю, посадят за совращенье малолетних. Ну, ладно, погуляли, думаю, до дома провожу и баста, спокойной ночи, малыши… Сели в тачку, она где-то в Строгино живет. Едем, она ко мне лизаться. Бля, Тема, сам даже пальцем не шевельнул, пятнадцать как услышал, так переклинило и все. У меня же дочери двенадцать. А эта, бля, нимфетка, в том же темпе расстегивает мне ширинку и начинает профессионально исполнять минет. Я даже ёкнуть не успел. Так и сидел с раскрытыми от ужаса глазами. Даже не кончил. Водила, чую, взмок весь, пока нас вез. А ей два пальца об асфальт. Когда, говорит, встретимся еще? Счас, говорю, вдохновенья поднакоплю и позвоню… Обратно еду, думаю, что, блядь, это выросло такое? Из приличной же семьи, учиться в дорогущей частной школе…
- Они все учаться, Миха, в MTV. Сталкивался я с подобным. Секс для них – пустышка. Так, что-то вроде жвачки. Все жуют, по телевизору жуют, и я жую. За душой еще ни гроша, одна механика. Кинутое они поколение, на всю голову. Пока папа с мамой кровь из носа грОши выгрызают, они ебуться и ширяются по школьным туалетам, да по клубам. Тока пожалеть… Ну, ладно, пить бум еще?
- Водка здесь хуевая. Поехали ко мне. У меня там в морозильничке холодная. Пельменей пожуем. Я вчера сотню налепил.
- Бля, Миха, я с тебя порой хуею. Не могу представить, как это ты сидишь дома и лепишь пельмени в одиночку. Это все равно что, если б я на досуге скатерть вышивал...
- А чо там… Никакой запары. Раз, раз и налепил. Медитация.
- Ну, ладно. Поехали, сожрем.

Мука снимал квартиру в такой дыре у МКАДа, что даже описывать туда дорогу было западло. Добрались они лишь через два часа, и набросились на водку, чтоб согреться, не дожидаясь, когда сварятся пельмени.
В девственно пустой комнате лежал на полу матрас, пылился сломанный телевизор на табуретке и стоял мольберт с неоконченным портретом Аэртона Сенны в лимонно-голубых тонах. Миха обитал на кухне, где у него был музыкальный центр, огромные колонки и лежбище на кресле-раскладушке.
Через час Мука, как и положено, был в муку, а Артем убился шишек и смотрел стеклянным взглядом в потолок, слушая подборку электронщины, от которой перся Миха. Ночь они встречали вразнобой. Так бы все и закончилось пристойно, если бы Мука не полез, хрен пойми зачем, на антресоли в кухне и не нашел там хозяйский аккордеон. Неожиданно спокойный вечер мутировал в концерт «по заявкам радиослушателей», в качестве которых, вероятно, выступали не уснувшие заблаговременно жильцы. Мука бродил по пустующей жилплощади в семейных красных труселях и рвал меха от пуза до колена, извлекая нечеловеческие звуки и аккомпанируя себе. Пел он всего три песни, особенно яростная напирая на «Любимый город может спать спокойно…», закольцевав их в бесконечный семпл.
После двадцатого увещевания, что «можно спать спокойно» соседи вызвали ментов. Звонок в дверь застал Артема врасплох. А когда Мука радостно сообщил, что наблюдает в глазок мусоров, Тему накрыла жесткая измена, он заметался, вломился в туалет и смыл остатки шишек в унитаз. Но этого ему показалось мало. Пока Мука возился с непослушными замками, он пробежал в комнату и, за неимением другого, сховался под матрас. Может, это и спасло их от увоза в обезьянник. Менты долго ржали:
- Гля, Серега, посмотри, замаскировался, мудень… Гы-гы-гы…
Проверив документы, они ретировались, предупредив Мишаню, что еще один аккорд и петь они будут в камере по-петушиному.
Пришлось сходить за водкой и ужраться до отключки.

За окном на этот раз светало…