Антоновский : Необъяснимые чувства

В три часа ночи кто-то позвонил и сообщил неприятным голосом :
- Мудила.
Короткие гудки.
В 5 утра пришла почтальонша и принесла письмо.

Тут надо поподробнее.
Я читал что так делал Евгений Петров. Который был соавтором Ильфа. Он посылал письма на несуществующие адреса, и ждал когда они вернуться ему, Он коллекционировал штампы которые ставят на письмах в разных уголках мира. Чем больше на конверте было штампов, тем ценнее он был. Тут важно точно знать Индекс. Если точно знаешь, Индекс, то письмо точно не потеряется. В письмах он много писал о себе, обращался к несуществующим собеседникам, узнавал как у них дела.
Одно из писем вернулось к нему намного позже, чем возвращались остальные. Точнее не вернулось. Это было не его письмо, это был ответ на его послание. Он точно угадал адрес, имена, точно угадал с вопросами. Ему писали что всё в порядке, что Мэри пошла в школу, а у Джона такие-то дела…В общем ему подробно достаточно описывали быт далёкой австралийской семьи. Ещё не советовали летать самолётами.
Вскоре, во время войны, его подбили. Он был лётчиком.
Может это и легенда. Но тем не менее достаточно известная история.
Ильф, который ещё до этого умер от туберкулёза писал в записных книжках:
- Чтобы досадить почтальону, писал письма сам себе…
Как то так.

Почтальонша извинилась, что пришла так рано, всучила письмо и удалилась. Ей было лет 35, и бездонная тоска в глазах. И тяжелая, видимо, сумка. Я улыбнулся и закрыл за ней дверь.

Я повертел конверт в руках. Дважды перелетев через океан, он вернулся ко мне с Аляски. Я посмотрел географию штемпелей. Я надеялся, что возможно они повезут его через крайний север, но видимо он был доставлен в Америку обычным способом, через Атлантику. Потому что штампов было всего три. Впрочем, я не ради штампов писал эти письма. Это были письма мне самому. В будущее. Это письмо я, кажется, отправил месяцев восемь назад. Довольно давно. В нём насколько я помню, было что то о любви.
Мне не хотелось читать его, сейчас, и я положил его на зеркало.

По телику показывали скучный матч первой лиги Ростов - Алания. Такие матчи показывают только ночью.
За окном посередине пустого проспекта одиноко мигал маячком погрузчик ДПС.

Раздался ещё один телефонный звонок. Соседка из-за стены раздражённым голосом потребовала выключить музыку.
- Какая музыка? – спросил я. И удивлённо огляделся. Было так тихо, что мне показалось, как я слышу, как работает мотор погрузчика 7-ю этажами ниже – даже футбол я смотрел без звука.
- Какая музыка? – повторил я – Вам Галина Николаевна приснилось что то… - и повесил трубку.

Стало как то не по себе. Сначала кто-то назвал меня мудаком, потом почта, пришедшая почти ночью, теперь соседка. Я почувствовал, как меня странно тянет открыть письмо, и ещё я чётко почувствовал, что я боюсь это сделать. Просто боюсь.

Я услышал, как открылись двери лифта на нашем этаже. Шагов не последовало. Потом закрылись. Потом снова открылись. Потом опять… Потом… Так уже бывало. Я закрыл вторую дверь. Эти звуки меня раздражали.

Снова зазвонил телефон. Я не брал трубку. Включил радио. Бодрым голосом диктор рассуждал про смерть Черепанова из Омского Авангарда.

Я всё-таки поднял трубку. Звонкий девичий голос сообщил:
- А мы гуляем…
Я не узнал её. Спрашивать Кто это? Было как то неудобно.
- Здорово
- А ты чё не спишь?
- Футбол смотрю…
- А мы смотрим у тебя все окна горят… А чё за футбол ночью?
- Ах да – я высунулся в окно, во дворе мигал фонарь, и всё равно было видно что двор пуст, а потом зачем то соврал – Бразилия – Чили, - я вспомнил, что этот матч должны сейчас показывать и я хотел посмотреть его в инете.
- Давай спускайся к нам…
И тут мне стало ещё страшней. Точнее не страшней, а жутко не по себе. Во первых я не знал кто это. Во вторых мне стало неприятно, что я оставлю квартиру пустой. Почему то очень неприятно. Я как будто чувствовал здесь чьё то присутствие. Но я сказал:
- Ладно ща выйду, всё равно делать нечего…

Перед выходом я медленно выкурил сигарету. Попытался описать свои впечатления в рассказе. Что происходит? Кто это? Какая музыка? Я посмотрел на компьютере список потоков, по которым шёл матч с бразильцами выбрал какой то китайский и включил его. И так и оставил. Мне было, как то спокойнее выходить из дома, оставляя в нём сразу два футбольных матча и недописанный рассказ.

Лифт в парадной всё ещё сходил с ума. Я сбежал по лестнице и естественно никого не увидел у парадной. Где-то действительно играла музыка. Я услышал её. Это были странные будто хоральные песнопения. Я сел на скамейку. Посмотрел на свои окна. Я не выключил свет. Занавеска тревожно колыхалась. Я не мог оторвать взгляд от окнон. Мне казалось, что сейчас в них появиться чёрная фигура. Что невидимыми глазами она уже пялиться на меня. Знаки и символы окутали меня словно в кошмарном сне, словно в одноименном рассказе Набокова. Фонарь нервически пытался погаснуть. Напряжение то пропадало, то наоборот, било с такой силой, что начинало звенеть. Кто то прогревал машину, и фары отражались о влажный асфальт. Куда то перебегали коты.
- Кто же мне звонил…- думал я – кто так глупо шутит?
Я окончательно сомневался в реальности.

А потом появились две девушки. Я едва знал их. Мне кажется я познакомился с ними по пьяне. Где-то здесь. Где-то субботы две назад. У каждой в руках было пиво. Они весело поздоровались со мной и извинились что отходили.
- Пиво кончилось – пояснили они.

Возникла вытянутая пауза. Я вглядывался в их глаза. На вид им было лет по 17.
- Что то странное происходит – сказал я, – что то по настоящему странное…
- Ты трезвый? – спросила, одна из них и обе засмеялись…
Глупая шутка.

Я бросил взгляд на окно и мне показалось, что темная фигура удалилась от туда за секунду до того как я вгляделся в него. Дрожь пробежала по телу.
- Куда пойдём ? – спросила одна из подружек. Она была в яркой красной куртке, почти не накрашенная, большие сиськи.
Я встал и мы просто пошли. Видимо никуда. Они весело болтали о том, как любят гулять по ночам и как вчера убежали от каких то хачиков. Я поддакивал им, а сам думал о письме, и что бы отвлечься от страшных мыслей, пытался придумать шутку в стиле записных книжек Ильфа. Получалось что то бредовое, типа:
Покупал гандоны и никогда ими не пользовался.
Или:
Имея возможность выебать двух баб, ебал из моральных принципов одну, а другой из сожаления давал на это посмотреть.
Над последней шуткой я даже рассмеялся.

Что смешного? – спросила серьёзно одна из подружек, и мне оставалось лишь пожать плечами.
Реальность давно уже распалась и перестала существовать. И всё что происходит сегодня лишь цепь событий, которые логичны, так же как и всё остальное. Просто никакой логики давно уже не существует.

Мы шли, смеялись и медленно я стал забывать о своих страхах. Я думал о том, как бы выебать обеих подружек, а потом дописать рассказ про Необъяснимые чувства.

* * *

Я сижу в квартире Игоря Антоновского и пишу эти строчки. Этот мудила оставил компьютер включённым и по нему идёт убогий футбол. Бразилия – Чили. Но я его выключил. Я сделал музыку погромче. Я медленно печатаю на клавиатуре. Но я дарю этот сюжет тебе, Игорь. Я дарю тебе этот страх. Я заставляю тебя жить, ибо страх – это единственная эмоция, которая заставляет тебя чувствовать себя живым. Ибо о любви ты стараешься думать всё меньше. И меньше. И меньше…. И меньше.
Остальные чувства вообще давно перестали тебя волновать.
Ты даже пишешь будто бы по инерции!
А кто забывает о любви – обретает страх. Я выключу свет в квартире, и уйду. Только для того, что бы оставить тебя наедине с самим собой, наедине с твоим письмом самому себе, наедине с этой записью на компьютере. Ты долго будешь мучаться, думая, кто или что написало ЭТО. Что ж, удачного дня, тебе Антоновский. Удачного дня.