Француский самагонщик : Родинка

3
Никак не удавалось толком проснуться.
Ночью плохо спалось – то есть спалось нормально, но только часов до четырёх. А потом навалился приступ кашля, пришлось выскочить на кухню, чтобы не разбудить дочь. Тёплое молоко с мёдом вроде бы смягчило горло с бронхами и чем там ещё, только вот заснуть по-настоящему уже так и не удалось. Вместо здорового сна – непонятно что, кошмары какие-то неясные, не особо страшные, но всё равно неприятные. Даже раздражала сквозь полусон-полубодрствование эта нестрашность. Что за мелочность, уж кошмар – так пусть бы кошмар!
Нет, ни то, ни сё. Полукошмары в полусне. И сюжеты, как всегда, не запомнились. А встала разбитой.
Марина допила кофе – варила по-турецки, как Андрей когда-то научил. На чашечку – две, с горкой, ложки кофе, ложка сахара, чуточку соли и совсем чуточку чёрного перца. И – на медленном огне. И – чтобы пенка в джезве взошла дважды. И, после того, как отстоится, – в чашку, только чашка должна быть подогрета.
Андрей очень хорошо варил кофе. У неё, у Марины, получалось почему-то не так вкусно. Странно, всё то же самое делает, а – не так.
Ладно, мозги всё же прочищает. Сейчас последнюю затяжку – и надо браться за дела. Эх, курить бы меньше… Может, и ночной кашель прошёл бы. Впрочем, Андрей всегда говорил: кофе без сигареты – нонсенс, всё равно, что солёный огурец без водки.
Так, проснулась, кажется. Ну, чашечку, ложечку, джезвочку помыть, за Ленкой тарелку, кружку ложку тоже помыть – и за дела.
Марина села за рабочий стол, включила компьютер, открыла файл с начатым вчера переводом, положила перед собой оригинал статьи и приступила.
Работа двигалась ни шатко, ни валко. Беда, когда тема чужая. Ладно бы о косметике была статья, или о кулинарии, или, на худой конец, о модах каких-нибудь. А про мотоциклы, с массой специфических терминов, да ещё с тяжёлой головой – мучение переводить.
Ничего, сказала себе Марина. Я профи, я справлюсь.
Ну вот, прикинула она через пару часов, где-то две трети сделала. Однако устала, надо паузу себе позволить, а то скоро тупить начну и ошибаться. Срок сдачи завтра, успею без проблем. А сейчас перекурить, потом проветрить тут как следует – скоро уже Ленка из школы вернется.
Она затянулась, выдохнула, взглянула на часы ¬– да, скоро. Ну, около часа в запасе. Выйти воздухом подышать? Чем кормить ребёнка, есть, в доме прибрано, с работой всё в порядке, совесть чиста.
Надо бы выйти. Только неохота. Всё-таки недосып – он немного подавляет. Бодрости нет.
Марина рассеянно открыла в компьютере папку «Фото», принялась листать.
Ленка… компания друзей… та же компания, только уже с ней, с Мариной, в углу кадра – не уследила… она же всегда избегает камеры – очень уж нефотогенична. В жизни вполне ничего, на снимках – бррр…
…снова Ленка, совсем маленькая… а это ещё до её рождения… снова я, слава Богу, со спины… а вот мы с Андреем… я отвернулась, он улыбается во весь рот, а глаза закрыты – моргнул. Я-то помню, что глаза у него тогда тоже смеялись. Хорошие глаза, взгляд глубокий, мудрый… и весёлый… да вот теперь посмотреть негде – эта фотка единственная.
И родинка вблизи уголка рта, вот она видна на снимке.
Как это было – касаться губами уголков его рта…
Почудилось, что кто-то смотрит в спину. Вздрогнула, машинально обернулась. Никого, конечно.
С Андреем было хорошо.
Струйка табачного дыма наплыла на монитор, на мгновение скрыла изображение, потом без следа растаяла.
Марина аккуратно закрыла все файлы, выключила компьютер и стала одеваться. Надо всё-таки на воздух выползти, хоть на полчасика.

2
Выезд с боковой улицы на магистраль, левый поворот. Чума. Вроде всё просто, наш зелёный, только на светофор никто внимания не обращает. Час пик.
В левый ряд втиснуться не проблема, вернее – на разделительную. А нужно ¬– в правый. Правый ряд тут едет, остальные стоят. Вот через два светофора – в левый, там левый едет, потом ещё через два – в средний, потом в правый, в левый, в средний…
Уфф. Сейчас – в правый. Вот сука, не пускает! Мигаю же, ну все же тут мучаемся, ну что за люди – увидел, что мне нужно перестроиться, и мгновенно дистанцию до нуля сократил. Ускорился, сволочь, только что не ткнулся во впереди ползущую машину, лишь бы не пустить. Гнида. Сука.
Андрей повернул голову, всмотрелся. Действительно, сука. Девка за рулём маленького «Пежо». Не помню, подумал он, чтобы девки пропускали.
Вспомнилась давняя поездка в Молдавию, древние «Жигули» второй модели, рейд в Комрат и дальше на юг, четыреста километров, двое местных, сменяющихся за рулём, вопрос: а правда, что у вас в Москве водители злые, как псы?
Как лагерные овчарки, подумал Андрей, втискиваясь в правый ряд вслед за сучкой на «Пежо». И эта тоже овчарка, хотя внешне – скорее, пудель.
Встали перед светофором. Тут потерпеть – и дальше можно будет ехать, перестраиваясь из ряда в ряд, наращивая и наращивая скорость. Чтобы, доехав, припарковавшись у подъезда, вытащить мобильный, набрать номер, сказать: я доехал, а ты там как? Ну и я… До завтра.
Устал сегодня. Поспать бы.
Андрей закрыл глаза, поднёс к лицу ладони, сильно прижал, провёл вниз, вверх. Зацепил родинку вблизи угла рта. Досадливо опустил руки.
Зазвонил мобильный. Марина. Маринка.
¬– Да, солнышко.
– Андрюша… Ты осторожно, ладно? Что-то накатило, прости… Стукнуло в голову – вот что я буду делать без тебя?
Он засмеялся:
– Дура…
– Сам ты, ¬ – с облегчением произнесла она. – Целую нежно. – И отключилась.
Он улыбнулся, проехал, наконец, этот проклятый светофор, и ещё один, перестроился в левый ряд, остановился на очередной красный, опять остро ощутил усталость, потёр лицо, опять наткнулся ладонью на эту родинку.
Растёт, сволочь. Сходить с этим в поликлинику, что ли?
Андрей мотнул головой. К чёрту!
Взял телефон, набрал эсэмэску: «Я с тобой». Кнопку отправить нажимал, уже трогаясь на зелёный.
К чёрту врачей! Знаем мы…
Вспомнилось. Двадцать лет назад.

1
Зазвонил телефон. Валя подняла трубку, подержала её около уха, кивнула, положила на рычаги..
– Андрюша, Владимир Борисович просит зайти.
Андрей вошёл в кабинет Учителя, молча подсел к столу.
Плохо выглядел Учитель, плохо.
Немудрено.
Сын у него умирает. Двадцать лет парню. Меланома. Рак кожи.
Меланома – царица рака, не без благоговения сказал полтора месяца назад отец, вернувшись от друга, которого Андрей называл Учителем.
¬– Андрюша, – проговорил Учитель. – Ты же знаешь?.. Про Шурика?..
– Знаю, Владимир Борисович, ¬– неловко кивнул Андрей.
– Надежды уже никакой. – И без того длинное лицо Учителя вытянулось, исказилось в немыслимой гримасе, казавшейся бы страшно комичной в других обстоятельствах. Сердце Андрея сжалось. – Даже Катя смирилась.
Андрей неловко поёрзал на стуле, не зная, что говорить.
– Кури, если хочешь, – предложил Учитель.
Андрей вспомнил, что оставил сигареты у себя на столе.
– Спасибо, не хочу, – ответил он.
Помолчали. Потом Учитель напористо сказал:
– Но есть одна надежда! Мне книгу привезли! Даже не книгу – ротапринт! На английском, Андрюша, ты же хорошо владеешь? Мне сказали, там всё! Две главы, одиннадцатая и двенадцатая, там всё, там люди излечиваются, переведёшь?
Он умоляюще взглянул на Андрея.
– Господи, Владимир Борисович, ну конечно…
– Вот. – Учитель вытащил из ящика стола картонную папку с завязками, протянул Андрею. – Переведёшь, Андрюша? Глава одиннадцать и глава двенадцать…
Андрей пролистал папку.
– Конечно, Владимир Борисович, завтра к утру и переведу.
Книжка называлась «Живая вода». Под живой водой подразумевалась моча. Мочу – преимущественно собственную – следовало собирать, втирать в кожу, пить и снова собирать. В книжке рассказывалось о массе случаев излечения людей, безнадёжно больных самыми разными и неожиданными болезнями, а главы одиннадцатая и двенадцатая были посвящены всевозможным видам рака. Рецепты, однако, оставались прежними: собирать, втирать, пить и собирать.
Все упомянутые в книге благополучно выздоравливали.
Много лет спустя Андрей узнал, что это называется – уринотерапия.
А тогда, переводя, подумал: что-то в этом есть, но излагается по-шарлатански. Не верю.
Впрочем, меланома – царица рака, шансов так и так нет, пусть Учитель хоть повоюет, пусть хоть отвлечётся от чёрной безнадёги.
Шурик, сын Учителя, пару месяцев назад пришёл в районную поликлинику, пожаловался на родинку, начавшую расти на плече. Что-то врачи с этой родинкой сделали, и вот итог – умирает парнишка.
Андрей перевёл главы о раке, принёс перевод Учителю домой, попытался вместе с отцом – мать оставалась уже безучастной ¬– убедить Шурика. А тому было просто плохо…
Приходила какая-то дама, вся в мехах, тоже уговаривала. Аммиаком от неё несло жутко… Я, вещала дама, уже полгода мочу пью и мочой натираюсь, и до сих пор жива! А ты, Александр, обязан, обязан, обязан последовать моему примеру, потому что твои родители страдают!
Екатерина Михайловна, мать Шурика и жена Учителя, не реагировала никак. Сам Учитель сдувался на глазах, и видеть это было почти невыносимо.
Ну, а на Шурика Андрей и не смотрел. Невозможно было на него смотреть.
Потом были похороны. Тоже лучше не вспоминать.
Всё это лучше бы не вспоминать. Но – сидит в памяти и вылезает при случае.

4
Просто так слоняться по улице – глупо как-то. Ну, воздух, подумаешь.
Марина быстрым шагом дошла до ближнего магазина, купила пачку Vogue, вернулась к подъезду. Выкурила сигарету.
Минут через пятнадцать Ленка из школы придёт, жизнь закрутится, вздохнуть станет некогда.
Она поднялась к себе, включила компьютер, снова открыла то изображение.
Родинка.
Была плоской, потом стала выпуклой.
«Ты, лапа, меня сюда пока не целуй, – сказал как-то Андрей. – С другой стороны целуй. Но вдвойне. А лучше – втройне или даже вчетверне».
И улыбнулся этой своей улыбкой.
Снова проплыл мимо монитора и растаял тонкий слой дыма.
Снова почудился чей-то взгляд. Не стала на него оборачиваться.
Донёсся отдалённый звук. Или показалось.
Марина пошарила взглядом по столу. Оставила мобильный в кармане куртки, поняла она.
Да, телефон оставался там. Просигналил – наверное – и замолк.
Марина открыла входящие сообщения, пролистала, нашла нужное.
Вот.
«Я с тобой».
Она улыбнулась.
И я с тобой. Мы вместе.
И дочка вот-вот вернётся.

5 (0)
Мы – вместе?