Спиртов Сергей : Киргизские аномалии (Кастян&Воронков)

Петрович медленно направлялся к туалету, как будто сдерживая свои естественные порывы. Был обычный летний вечер, и ничто не предвещало неожиданностей.
Вдруг в небе что-то засверкало, и Петрович замер, смотря на него, как младенец на новую игрушку. Так он простоял около 10 минут, и даже как-то забыл, зачем и куда он шёл. По прошествии этого времени он резко очнулся и понял, что дальше ему идти уже было не нужно.
Задумчивость не покидала Петровича до утра. Он сидел на террасе в своей любимой кресло качалке, медленно попивая очередную порцию самогонки с перцем. Его засаленная, грязно загаженная тельняшка, из которой он не вылизал около трёх лет, как всегда была заправлена в его любимые жёлто-зелёные в чёрную пятнышку лосины. Мысли крутились в его голове, он думал о происшедшем происшествии.
Тогда он не знал, что - то, что он видел, не видел больше никто, кроме одного старого аксакала Нурбека.
Петрович, осушив однолитровую банку своего любимого напитка, окликнул слугу:
- Том! Том! Где ты холопье отродье?
- Я здесь боярин. Что-то угодно?
- Ты не видел это?
- Что боярин?
- Ярко-блестящую штучку, упавшую вон там за горой.
- Нет-с. Никак нет-с.
- Хорошо. Свободен. Давай, давай вали.
Том мелкими шагами удалился в уборную. А Петрович пошёл спать на свою любимую раскладушку.
Аксакал Нурбек уже подоил лошадей и загнал их в загон. Отправившись к юрте, Нурбек почувствовал сильную тягу. Его неумолимо тянуло в лес. Он не знал почему. Но, предчувствуя неладное, перед тем как лечь спать, аксакал привязал себя к кровати.
Утром Петрович, надев свои кирзовые сапоги, отправился в горы, за неизвестной, никому не виданной истинной. Он шёл уже около часа, снег как-то не по естественному хрустел у него под ногами. Петрович почувствовал сильный голод. Он достал из-за спины котомку с едой. Усевшись прямо на снег, он жадно пережёвывал свой тройной чизбургер, запивая его свежим, только утром, привезённым максымом шоро, бозо, айраном и кымызом.
Нурбек с утра разгребал сугробы возле своей юрты, потом кормил лошадей, в общем, день проходил как обычно. К обеду Нурбек отправился в лес. Он хотел найти это, причём найти это первым. Аналогичное желание посетило Петровича.
Нурбек как ошпаренный бегал по лесу, но так ничего и не нашёл, кроме его тюбетейки, которую он потерял прошлым летом, охотясь на ящериц.
К вечеру Нурбек вернулся в юрту не соло нахлебавшись, уставший и обессиленный от поисков блестящей штучки, которую увидел Петрович. Злой и недовольный он уволился на свою жену Алясхер кызы Бубину. Нурбека уже несколько лет подводила эрекция, но сейчас он почувствовал оживление в своих холщовых трусах. Он объяснил это именно влиянием той блестящей штучки, от которой он находился, наверное, очень близко сегодня. Бубина сама удивилась этому и была несказанно рада.
Утром, проснувшись оттого, что пошёл снег, Нурбек натянул свой бараний тулуп и вышел из юрты. Сознание его помутилось оттого, что он увидел Петровича, тащившего за собой на верёвке, сплетённой из лобковых волос Нурбековских коней, огромную блестящую, серебристую шестерёнку от трактора “МТЗ”.
- Ты нашёл это? - с помутнением в голосе спросил Нурбек, - нашёл???
- Да нет, это деталь для моего поискового прибора, - пробасил Петрович, ковыряясь в красном носу пальцем от ноги бабушки Нурбека.
Нурбек не заметил родственного органа и побежал в село покупать детали. Пьяный дед, продававший детали от патефонов, граммофонов, обманул Нурбека на три сома и спихнул ему резисторы, вышедшие из строя ещё в 1927 году. Нурбек быстро провёл липиздричество в юрту и стал напаивать резисторы на свою тюбетейку, превращая её в виртуальный шлем. Под действием Нурбековского паяльника резисторы стали работать прямо на глазах Бубины, так как он паял именно там. Наконец, соорудив свой гермо-виртуальный шлем, Нурбек отправился на поиски, надев на себя доспехи.
В лесу, котором метался Нурбек, находился не только он. Там, в непролазных куширях анаши шарахался Петрович. Нурбек, заметив врага, ринулся на него на своём лихом, белом, вороном коне. Петрович лихо увернулся, кувырком к северо-западу от востока, обернувшись вокруг своей оси несколько раз. На пятом кругу шестерёнка, привязанная к верёвке, которая в свою очередь была привязана к ноге Петровича, вонзилась в копыто лошади. Лошадь с ужасом всхрюкнула и понесла Нурбека прямо в чащу, где бродила Бубина, собирающая жёлуди для плова. Нурбековская лошадь скакала, выбрасывая на ходу мощные струи поноса, бившего из её ануса от страха. Нурбек стал усиленно думать, но ничего не надумал. Тогда сняв шапку с головы, он выветрил все мысли, и заткнул данным гермовиртуальным шлемом жопу лошади. Внезапно лошадь остановилась оттого, что реактивный поток иссяк и Нурбек перелетел через лошадь и воткнулся головой в матушку-землю. Тем временем Бубина бродила по тому месту и увидела странную картину: руки, ноги, член. Она стала его вытаскивать, временами покрикивая выражения, типа: “Эй, лей, лей не жалей!” или “Улактартыш, эй!”. Петрович, привлечённый этими звуками, двинулся на встречу им. И только одна мысль мелькнула у него в мозгу: “Ди-ай-эс-си-оу!”. Достигнув распластанного Нурбека и стоявше-сидевшую над ним Бубину, Петрович ошеломлённо смотрел куда-то в чащу. Нурбек, завидев взгляд Петровича, наконец-то вытащил изо рта тулуп, который скомкался туда во время скачки на лошади. Вдруг их обоих осенило, и они ринулись туда, куда смотрели, лишь Бубина, застыв на мгновенье, смотрела как удаляется пара красно-розовых трусов.
Ни Петрович, ни Нурбек, ни Бубина так и не узнали, что то, что видели они двумя днями раньше было ничто иное, как фольга “Саянская”, потому что первой к тому месту прибежала лошадь Нурбека и съела её, чавканьем.
Если бы Нурбек и Петрович увидели её раньше лошади, то одежду из фольги носили бы раньше, но до этого мы дошли только сейчас.