ПОРК & SonЪ : М.Г.П. (дело о стапоне) начало

Терпкий запах гаританского гашиша неумолимо наполнял идеально белую сферу кабинета начальника межгалактической полиции. В кресле-качалке, стоящей в аккурат посередине комнаты, восседал неопределенного возраста гражданин с красным лицом и нахлобученой по самые брови поношенной целлофановой треуголке. Он задумчиво извлекал из носа тягучую зеленую субстанцию и ловко скручивал из нее идеального размера шарики, которые отправлял одним щелчком в мусорный контейнер, подвешенный под потолком.
— Шхолмc! — неожиданно выкрикнул красномордый гражданин и бросил свежескатанным шариком в мужика, сидящего за прозрачным столом.
— Вы ебанулись так орать, Дваццон?! — выдохнув гашишные пары и выронив из рук контрабас, возмутился «мужик за столом». — Сколько вам, долбоебам, можно повторять, что ни в коем случае нельзя меня беспокоить во время мигетации! Ни в коем, блять!
— Прошу прощения, инспектор, но мне показалось, что кто-то стучит в дверь на нижнем уровне,— спокойно парировал доктор Дваццон, и вопросительно посмотрел на Шхолмcа.
Шмохc был стовосьмилетним мужчиной из рода кватрийцев, то есть талантлив, красив и образован, и последние четырнадцать лет возглавлял отдел МГП по особо хитрым проступкам. Сотни запутанных и таинственных дел были раскрыты им за это время, и это, вне всякого сомнения, делало его лучшим сыщиком трех галактик.
— Так хуле ты мне-то орешь, дятел, кода внизу есть эта пизда, старуха Мхадсон? — возмутился Шхолмc.
— Дык, епт…. — запнулся доктор, но уже через секунду, придя в себя, истошно заорал: — Мха-а-дсо-он! Дверь открой, калоша йобана!
На нижнем уровне послышался звук бьющейся посуды, шарканье старых тапок и непереводимый альдебаранский мат, очень похожий на трель сверчка. И уже через пару секунд в проеме пневмодвери появились две странные фигуры — девочка неопределенных лет в белом фартуке и юноша, кудрявый блондин с непроницаемой физиономией.
— Кто такие? Какова хуя надо? — пробулькал стоящим на столе кальяном Шхолмс.
— Мы это… по делу, — пропищала стареющая малолетка в фартуке.
— Да похуй нам, — яростно огрызнулся Дваццон. — Вас, уебанов, спрашивают: кто такие блять?!
— Я Анфиса Селезнева с Третьей планеты, — взмахнув огромными сиськами, выпалила девка, — а этот белобрысый хуй рядом — Сыроежик, мой боевой андроид.
— Хуяссе в какую даль вас занесло, — пыхнул дымом Шхолмc и на мгновение уснул. Но уже через секунду он открыл глаза и пристально посмотрел на незваных гостей. — Я так понимаю… у вас что-то спиздили?
— Ога! — рявкнул глупомордый блондин, и его правое веко затряслось нервным тиком.
— Заткнись, сука! — взвизгнула сисястая Анфиса и жестко уебала андроиду в череп с ноги, светонув из-под фартука небритой пелодкой. От разящего удара у Сыроежика заискрило за ушами и он, скрипнув железяками, рухнул на пол.
— О как!— заинтересовался Двадццон и лег на пол для лучшего обозрения панорамы.
— Понимаете, инспектор, — начала свой рассказ Анфиса, — я тут на днях отдыхала на Уране — ну, ебля там, кислота, сами знаете… Так вот, пока я прибывала в неадеквате, в мой номер пробрались лазутчики зомбоорки и бессовестно спиздили мой любимый милофон, а у этого…— она злобно пнула ногой белобрысую груду металла — заводской стержень размером с пипетку.
— Я так понимаю, милофон это страпон какой-та штоле? — задумчиво проговорил Шхолмс.
— Ну, в общем, да, — залилась краской Анфиса и, обиженно шмыгнув носом, добавила: — Кстати, ни какой-нибудь, а самый что ни на есть лучший в трех галактиках!
— Ну, что ж, — пробурчал Шхолмс, надевая на глаз лазерный окуляр, — на Уран мы, конечно, не поедем. А вот косвенное место преступления, пожалуй, осмотрим! Эй Дваццон, а ну подай ка спецкресло в студию!
— Мха-адсо-о-н аппарат сюда! Бегом блять, шалава! — заорал доктор, потирая вспотевшие ладони в предвкушении блестящего расследования. И уже через мгновение, скрипнув коленными суставами, старая кошелка Мхадсон выкатила на середину комнаты сверкающее хромом акушерское кресло на колесиках.
— Ну что ж, приступим!— воодушевленно вскрикнул инспектор Шхолмс, и ловким движением руки ухватив Анфиску за загривок, оторвал озадаченную девочку от пола и с треском поместил ее на «кресло обозрения». Затем, закинув школьный фартук на голову пациентке, он ловким движением раздвинул ей ноги и закрепил их на специальных гидравлических подножках кресла кожаными ремешками. В то же мгновение доктор Двадццон, вооружившись невероятного размера лупой, бегло обследовал промежность пациентки на предмет инопланетных паразитов, после чего, утвердительно кивнув Шхолмсу, вытянул вперед кулак с поднятым вверх большим пальцем и прошептал:
— Поехали!
Вдруг около дверей что то залязгало металлом и зашевелилось . Двадццон оглянулся и увидел копошащегося на полу андроида Сыроежика.
— Мхадсо-о-он, ёбанная клюшка! Займись уже, блять, этим уебаном, пока мы тут разбираемся! — заорал доктор. И почти сразу появившаяся в дверном проеме старая экономка, лихо задрав подол, уселась на физиономию андроида и заскрипела аццкими фрикциями, охая и крякая от наслаждения.
— Так-то лучше, — удовлетворенно произнес Шхолмс, вынимая из ширинки огромный и мерцающий нефритом кватрийский монопенис. И расследование понеслось полным ходом…
Шхомс, ацки сверкая лазерным окуляром, жестко вошел в небритую «пионерку», ускоряясь и насвистывая попурри из древнефашистких маршей.
— Та-а-ак? — иступлёно кричал инспектор, буравя плоть Селезневой огромным нефритовым стержнем.
— Бо-о-ольше! — орала очумевшая Анфиска, прогрызая дырки в белоснежном фартуке.
— Та-а-ак? — неистово вопрошал Шхолмс, покручивая за своим левым ухом регулятор увеличения размеров монопениса.
— Да-а-а-аа, еще-е-е-е бо-о-льше-е-е! — тряся недетским циллюлитом, вопила прихуевшая Селезнева.
— Да штоб ты провалилась, прорва! — взревел раскрасневшийся инспектор и въебал рубильник за ухом на полную мощщ.
— Да-а-а! Да-а-а-а! Да-а-а-ааааааа! — зачастила сисястая Анфиса и, закатив помутневшие бельма, вырубилась к ебени матери, громко испортив воздух.
Спустя пару минут ошалевшая от «гениального расследования» пионерка пришла в себя и, кокетливо поправив фартук, вопросительно посмотрела на инспектора.
— Ну как?
- Да чё там … заебись ! Проговорил вновь впавший в межгалактическую грусть Шхолмс.Затем откашлявшись продолжил.- Вобщем я применив гиперприлив исключительной дедукции и пройдя по цепочке логических перетрубаций методом глубокого проникновения в истинную сущность проблемы так тебе милочка скажу … Страпона тебе своего не видать как собственного очка , ибо «зомбоорки» уже явно стёрли его нахуй об свои немытые дупла. Андройда мы твоего завтра починим , а хуле любая железка в хозяйстве штука полезная .Будет на почту бегать или там за ганжубасом к барыге. Да и с недоёбом твоим мы с доктором можем помочь, если конечно ты захочешь стать нашей новой экономкой вместо этой маразматички Мхадсон ! Сказал Шхолмс и с неприязнью покосился в сторону елозиющего по силиконовой роже андроида сморщенного зада старухи.
- О да – выпалила Селезнёва и утвердительно затрясла головой - Я с радостью!
- Ну что ж тогда дело о хищении страпона можно считать торжественно закрытым ! Да Дваццон ?!
- Да Шхолмс … Вы как всегда беспизды гениальны ! Однако можно ли мне немного поработать с нашей новой экономкой … мне для мемуаров надо. Хрипло тараторил Дваццон , судорожно расстёгивая брюки.
- Ну надо так надо ! Работай друг ! А вы миссис Мхадсон пойдите в хуй . Да ! - Именно так! Утвердительно провозгласил инспектор и одним ударом лакированного сапога вынес из комнаты уволенную по старости лет дряблую экономку , вместе с брызгающим машинным маслом из разорванных ноздрей Сыроежеком. После чего тяжело вздохнув инспектор Шхолмс побрёл в сторону своего любимого письменного стола. Он устало опустился на массивное антикварное кресло, сделал пару объёмных затяжек из кальяна и безучастно посмотрев по сторонам взял в руки конробас и заиграл что то протяжное и до боли знакомое в миноре. А за окном все три фиолетовых Кватрийских солнца медленно угасали за туманным горизонтом. Осторожная ночь вкрадчиво окутывала своими сетями прекрасную оранжевую планету.

P.S

- Ну чтож Анфисочка теперь пожалуйста с начала и как можно поподробней ! Прохрипел доктор Дваццон повторно накидывая белоснежный фартук на пока ещё детское лицо пионерки Селезнёвой.