Шева : Кабуки (репост)

Хорошо быть переулком в центре Москвы.
Во-первых - покойно. Именно - не спокойно, а покойно. Людишек мало, да и ползают они редко. Днем, по крайней мере. То же - с машинами. Почти по Гоголю - редкое нечто потревожит в районе полудня.
С другой стороны, вот же они, рядом, - и Тверская, и Юрий в боевом шлеме, грозно взирающий со своего коня на красную светлицу Юрия в кепке, и Елисеевский, и книжный «Москва» с тысячами выдуманных и невыдуманных историй, застывших буквами на тонких листиках пахнущей типографской краской бумаги. Что - жизнь? Театр! - как справедливо заметил классик.
А если еще название твое не менялось с -надцатого века да дядя Гиляй упомянул в своих записках, вообще чувствуешь себя голубых кровей. Особенно, когда в старинных домах переулка - и парочка посольств, и театр, и гостиница, и элитная гимназия.
Но и на старуху бывает проруха, - провидчески отмечал Остап.
…КатьВанна - так третьеклашки звали Катю.
Работала она в гимназии всего-ничего, - третий месяц. Но какие-то несчастливые были эти три месяца. Второй год лишь после свадьбы, а Борис ее вечерами стал часто где-то пропадать. На ее законные вопросы буркнет что-то невразумительное и молчит. Сегодня заявился под утро, - и сразу лицом к стенке, - спать. Где черти носили, - бог его знает! А молодую жену приголубить, поласкать?! Уже и забыла, когда было! Сукин кот! Собираешься на работу, да и на уроках, - о нем только и думаешь.
- Маша! Ваня! В чем дело?! - строго окрикнула Катя ребят за первым столом, уставившихся в окно и над чем-то хихикающих. Она непроизвольно подошла к их столу, взглянула в окно, - что там могло быть такое интересное?
И, как они говорили в институте, - выпала в осадок. На расстоянии пятнадцати метров, разделявших окна ее класса от окон гостиницы при посольстве бывшей братской советской республики на другой стороне переулка, происходило самое натуральное блядство. Как дятел долбит сосну непрерывной пулеметной очередью, так в окне гостиничного номера какой-то хачик очень даже энергично долбил, - слово возникло у Кати автоматом как самое подходящее, - сисястую белобрысую деваху.
Причем, зверина такая, долбил он ее не в то дупло. А конкретно - в рот!
Маша и Ваня с широко раскрытыми глазами, как два замерших в стойке степных суслика, заворожено смотрели в окно. - Хорошо, хоть другим детям не видно! - успела сообразить Катя. Затем, - Маша! Ваня! А ну-ка, отвернитесь! - гаркнула она. Бегом подбежала к шкафу с наглядными учебными пособиями. Выхватила два верхних плаката на толстой картонной основе с изображением пестиков и тычинок. Бросила их на стол тыльной стороной вверх. Схватила красный маркер, что-то размашисто написала.
- Маша! Ваня! За то, что вы отвлекались от урока, я вас наказываю! Становитесь возле окна и держите плакаты!
Маша с Ваней послушно стали возле окна в классической позе задержанных полицейскими в американских фильмах, - спиной к классу. Широко расставленными руками они прижимали к оконному стеклу врученные им КатьВанной два больших плаката. Картинки на плакатах доходчиво объясняли устройство растений.
Катя победителем посмотрела в окно. Но захваченная основным инстинктом, парочка никак не отреагировала на ее действия. Наоборот, теперь хачик посадил девицу на стол, и согнув ее как швейцарский перочинный ножик, придерживая ноги руками, долбил между ними своим перфоратором. Ни к селу, ни к городу у Кати мелькнула мысль, - А ведь в жопу, похоже, ебет! Гад! - с неожиданным для самой Кати чувством зависти вырвалось у нее.
Вдруг зазвонила ее мобилка. Катя взглянула на экран. - Муж. Да пошел нахуй! Не до тебя сейчас!
Затем рывком открыла створку окна возле своего стола, схватила со стола пластмассовую фигурку новогоднего бычка, и размахнувшись, бросила его в окно напротив. Бычок со стуком ударился в раму и упал вниз. Хачик, будто кот, застигнутый на краже колбасы со стола, на секунду замер. Бросил взгляд в окно. Резко опустил высоко поднятые ноги партнерши, вынул член, и покачивая им из стороны в сторону как слон хоботом, подскочил к окну и задернул шторы.
И хули толку?! Через несколько секунд из-за света горевшего в номере торшера стало ясно, что процесс продолжился. Но уже пляской теней на шторах номера.
- Кабуки! - непроизвольно прошептала Катя. Но потом сама быстро поправилась, - Нет-нет, - китайский театр теней! Точно!
…Держать плакат было не очень-то удобно. Руки затекали, и Ваня время от времени то одну, то другую руку попеременно опускал. Поневоле вынужденный глядеть на картинку плаката, он вспомнил анекдот, рассказанный ему во дворе старшим на год Серегой. Как Вовочка, когда на уроке ботаники учительница сказала, что у растений тоже бывают мужские и женские органы, пестики, мол и тычинки, - расстроено на весь класс сказал, - А я их нюхал, блять! - Прикольно! - подумал Ваня. И взглянув на сопевшую рядом Машу, почему-то вспомнил мужика и тетку в окне напротив.
Машеньке тоже было неудобно, но она упорно терпела. Поджав губки, она решила, что за эти страдания обязательно заставит маму подарить ей на Новый год такую красивенькую маленькую книжечку с картинками в тисненном переплете, которую она видела в книжном. Она же слышала, как старшая сестра говорила подружке по телефону, что «Камасутра» для нее сейчас - настольная книга! А что, можно подумать, Маше не надо?
…Члены комиссии районо неспешно выбралась из автомобиля директрисы гимназии. Оживленно переговариваясь, с интересом взглянули на свежеотремонтированный фасад здания.
- Только недавно закончили! - с гордостью отрапортовала директриса, - Вы на фризы, на фризы то посмотрите! Комиссия подняла глаза на фризы, затем опустила их чуть ниже. В окнах второго этажа гимназии белели два плаката. Они были выставлены в двух соседних окнах, поэтому слова читались, как одна фраза, - «Мудачье! Вы че? Быстро нахуй!».
Члены комиссии посмотрели друг на друга, на директрису гимназии, и как-то недобро замолчали.
…Скандал, выплеснувшийся на его тротуар, переулок вспоминал долго. Со стыдом и, где-то, с сожалением. А иногда, - и с легкой грустью. Особенно, когда доводилось слышать из проезжающих по переулку машин слова модной песенки, - К-а-а-а-тя! Возьми телефон!