Шева : Прикоснувшись к бабочке (репост)

Мишка-панда медленно сползал с дерева. Вернее не так. Или не совсем так. Он сползал настолько медленно, что казалось, будто это замедленная съемка. Ну-у-у-у очень замедленная. Но вот, наконец, он спустился и, как несмышленый ребенок, сел на заснеженную землю. Какое-то время сидел не двигаясь. Падающий и не тающий на шерсти снег начал менять цвет черных пятен на его теле. Островки черноты на шкуре стали серыми. И, наверное, если бы он остался сидеть, через какое-то время превратился бы уже в белого медведя. Но он очнулся, встряхнулся, вернув себе привычный облик черно-белого мохнатого красавца, и почухал правой лапой черный кругляшок носа. Затем, подняв левую лапу, подтянул к себе ветку дерева, низко склонившуюся под налипшим снегом, и начал объедать оставшиеся на ветке еще зеленые листья. Делал это он, как говорится, с чувством, с толком, с расстановкой. Причем потешная морда с черными кругами вокруг глаз двигалась в такт мелодии звучавшего с экрана хита Моби конца девяностых «Porcelain».
Антон отвел взгляд от экрана монитора. Бросил взгляд на сегодняшнюю публику в маршрутке. Многие лица узнаваемы, - каждый день обычно в одно и то же время один и тот же народ едет. Кто на работу, кто на учебу, кто в школу. Река жизни, как писал Куприн.
Его внимание привлекли две молодые девчонки, стоявшие неподалеку. Одна бережно прижимала к себе большую папку с завязками. - Для рисунков, наверное, - решил Антон. Вторая, - сразу видно, - егоза и распиздяйка, оживленно тарахтела в ухо первой, как понял Антон, о чудесно проведенном вчера вечере. Долетел обрывок фразы, - Олька, представляешь, я сегодня утром как вспомнила, - мама, не горюй! Я вчера с ними сначала выпила виски, потом коктейль с водкой, потом пива! Правда, пива чуть-чуть!
- Лихо, однако! - усмехнулся Антон. - И что же с тебя, девочка, дальше будет… Ее подруга с папкой, явно поинтеллигентней, приспустила наушники и с интересом слушала подругу. У Антона вдруг возникло чувство, что где-то он ее уже видел. Но память чувства не подтвердила и ничего не выдала. - Показалось, значит, - решил он.
На остановке возле станции метро много народу из маршрутки вышло. Вместе с ними, чмокнув подругу в щечку, выпрыгнула из салона и егоза - пьяница. На освободившееся рядом с Антоном место села девочка-девушка с папкой. Натянула на голову наушники и включила плейер. Стинг, - с удивлением отметил через некоторое время Антон, - похоже на сборник, но подборка вещей хорошая. Папку с рисунками она пристроила перед своими коленями. Папка от тряски маршрутки через некоторое время полураскрылась, и Антон убедился, что был прав. Внутри было полно рисунков. Но ему видно было, конечно, только тот, что лежал сверху.
- А можно взглянуть? - Антон доброжелательно повернулся к девушке. - Да, пожалуйста! - улыбнулась она. Антон раскрыл папку пошире.
Рисунок был странным. Или странноватым. Мягко говоря. Внизу чистого белого листа ватмана стояло четыре фигурки. Три из них изображали игрушечных тряпичных мишек. Таких, как рисуют на праздничных открытках, - немного неуклюжих, с латками на локтях, пришитыми крестиком. Двое мишек были побольше и почти одинаковые ростом. Третий мишка был еще совсем малой мишутка. Стояли они, взявшись за руки, вернее, - за лапы, и почему-то спиной к зрителю.
Четвертая фигурка, наоборот, смотрела своими огромными раскосыми зелеными глазищами, казалось, прямо на тебя. Кошка. Собственно, кроме глаз, мордочки и контуров тела больше ничего не было. - Наверное, - пушистая белая кошка, - подумал Антон.
В центре картины, даже чуть повыше, была нарисованы три восьмерки. Причем две побольше, а та, что посередке, - поменьше. Между ними были нарисованы косые черточки. Казалось, что они стоят, взявшись за руки.
- Замысловато, - подумал Антон. Вслух же спросил у юной художницы, - И в чем же сверхидея?
- Наша семья встречает Новый год! - ответила та. - То есть все белое, нетронутое, - это снег? - догадался Антон. - Ну да! - радостно ответила девчушка. И продолжила.
- Три мишки - это папа, мама и я. Аллегория такая. Чтобы смягчить преподавателя.
- А почему спиной стоите?
- Но мы же встречаем Новый год! Поэтому смотрим вперед.
- А кошка почему не встречает со всеми Новый год?
- Лапушка уже не встретит этот Новый год. Она умерла. Недавно.
- А-а-а… Понятно. Понял. А что это за восьмерки?
- Это не восьмерки, это снеговики. Тоже три, - он, она и маленькое оно.
- Так, а где же их морковки, ведра на голове? Кстати, а где головы?!
- А их нет! Их от восторга снесло! Знаете, - как крышу сносит?
- Ну, допустим, но почему нет хотя бы пуговичек?!
- А они спиной к нам стоят! Они же тоже смотрят вперед, - встречают Новый год!
- Охренеть! - подумал Антон, - Это же надо такое было замутить! Но кого же она мучительно ему напоминает?
И вдруг девчонка повернулась к нему, и улыбнувшись кончиками губ, спросила, - А вы меня не помните?
Антон внимательно посмотрел на нее, - но потом с виноватым видом, чувствуя себя при этом свиньей из две тыщи седьмого, ответил, - Нет! Не припоминаю!
Тень сожаления, а может, - неловкости за него промелькнула на ее лице, и опять улыбнувшись, своим обворожительным девичьим голосом с бархатными интонациями, она продолжила, - А вспомните! Лето…перед первым сентября… скамейка…вино…выпавший из ваших рук томик Пушкина…мой девятый класс…
Ты?! - вдруг осенило Антона, - Оля?! Он вспомнил! Это была героиня из его летнего РАССКАЗА!
- Что-то не так? – не переставая улыбаться и будто издеваясь, спросила девушка.
Все, что он смог вымолвить, было - Но как?!
Ни он, ни она не сказали ни слова, но обмен взглядами можно было бы перевести, наверное, так:
- Но как я мог?
- А как я могла?
- Но ведь так не бывает?
- Вы еще не знаете, что в этой жизни бывает!
Ее глаза смотрели на него одновременно нежно и укоряющее, пронзительно и будто с немым призывом - больше не забывать.
- Ну, все! Моя остановка! Я побежала! - она вскочила и осторожно развернула в проходе пакет с рисунком в направлении двери маршрутки.
- Но как мы…?! - чуть не крикнул Сергей.
- Увидимся? - улыбнулась она, - А вы пишите! И через небольшую паузу, стрельнув глазищами, - Про меня. В Новом году!
И растаяла снежинкой в дверях маршрутки.
И будто не было ее вовсе. И не осталось ничего.
Кроме легкого аромата нежных духов и щемящего горько-сладкого чувства.
Прикосновения к прозрачным крылышкам бабочки.