Ик_на_ЖД_Ёдяд : Двое у распахнутого окна

- Тебе странно слышать это слово? - Мария наклонила голову набок, вопросительно глядя, с чертовщинкой, как умела. Он задумчиво погладил прохладный бокал.

- Конечно. Священница - звучит вычурно и нелепо. Жрица - куда ни шло, но священница... Кто это выдумал?

- Просто ты мало текстов читал. Духовных, - улыбнулась, легко дунула на непослушный локон. От этого сердце сладко сжалось, и захотелось пить. Он представил, что Мария - сосуд, античная амфора, только что извлеченная с затопленной триремы. Откупорив ее, можно вкусить тайну, много более великую и древнюю, чем вещи дольнего мира. Но дозволит ли?

Выпустила дымок, сложив на мгновение губы в нежное "о", омут, куда настойчиво просится естество, в его влажную и жадную тьму.
- Мне кажется, или ты сейчас играешь со мной? - отмахнулся от серебристого табачного завитка, сложил оборонительно руки на груди.

Запрокинув голову, рассмеялась в ответ - негромко, просто чтобы показать, что она - хозяйка положения, и все происходит согласно ее плану.
- Выпускаю чувства на волю. Но если тебе так проще - думай, что это игра.

Длинный мундштук покоился между тонких пальцев так, будто она вовсе не касалась его.
- Расскажи, что это за авантюра, в которую ты ввязалась, - робко попытался переключиться с созерцания ее бережно драпированного шелком тела, что, однако, угадывалось, изгибаясь, волнуя.

Взмах ресниц. Серьги качнулись тяжело и крупно. Где она этому научилась?
- Секта, нечто среднее между Телемитами и клубом свингеров. Профанация и имитация. Декламируют Рабле задом-наперед, и трахаются под кокаином, - от произнесенного этим ртом и этим голосом грубого слова его бросило в жар. Ему показалось, что он покраснел. Заметила ли? Внутри шевельнулась незримая пружина желания. Трахаются. Под кокаином. Звучные шлепки - тело о тело, и роковая пудра, уснащающая лоно - навязчивые образы смутили.

- И ты? Ты - тоже? - вытолкнул из себя.

- Я? Нет. Я должна оставаться непорочной. В их понимании, - легкий смешок, прикрытый ладонью. - Никому не дозволено...быть внутри меня, - Мария тщательно подобрала слова. - Я же священница. Мне остается только наблюдать, и ждать. Ждать, когда наступит день Ритуала. Тогда придет и мой черед.

Она выгнулась, расправила обнаженные плечи, - в шелковой дымке колыхнулась грудь. Непорочная. Какое нелепое и вычурное слово.
- Ты жалеешь, что мы расстались? - неожиданный вопрос застал врасплох, заставил его вцепиться в пуговицу пиджака.

- Такова была наша воля. Ты сама хотела этого. Ты сделала первый и последний шаг.

Кивнула, соглашаясь. Повела плечом, и он вдруг ясно представил, что ее ноги под столом непристойно расставлены в стороны. Что их линии идут к вершине треугольника, которая сама - треугольник, символ множества учений, и одновременно - эвфемическая фигура для облачка крохотных невесомых золотистых волосков на ее лобке.
- Я должна выбрать себе пару, - обронила просто и буднично. - Ритуал требует священника.

Лихорадочно опрокинул бокал. Горло, раскалившееся, испарило влагу, оставшись сухим, как самая жаркая из пустынь:
- Хочешь, чтобы это был... я?

Пожала плечами, облизнув губы розовым язычком.
- Таково мое желание. Желания должны исполняться. Сочетание желания и ритуала - отражение вечного совокупления хаоса и порядка, величин, считающихся несовместимыми. Ты должен стать воплощением порядка.

- Зачем тебе это? Почему ты выбрала меня?

- Полемика Эразма и Лютера привела к рождению Кроули, последнего святого гностицизма. Ты приведешь меня к осознанию своего места в жизни. Ведь измены тогда не было. Я все выдумала, просто чтобы пробудить в тебе ревность, - Мария поднялась из-за стола, и подошла к распахнутому окну, стала спиной к сгорбившемуся за столом мужчине, оставив его наедине с горьким и запоздалым осознанием потери.

Помолчав, он выплюнул накопленный яд, который не смог его убить:
- Я отказываюсь. Я не желаю участвовать в твоей игре дважды.

Не оборачиваясь, Мария ответила: - Что ж, пусть будет так.

За окном играли дети. Они счастливо смеялись, и подбрасывали большой разноцветный мяч, пытаясь достать им солнце.

Прохожий присел на скамейку рядом с детской площадкой, щурясь, вглядывался в раскрытые окна дома напротив. В одном из них он заметил лицо молодой женщины, красивое и печальное, и насладился этой печалью. Женщина поймала его взгляд, улыбнулась, отчего прохожий испытал прилив смущения.

В следующее мгновение ее лицо исказила боль, а после, неожиданно - воцарилась противоестественная, невозможная радость. Женщина закатила глаза, сжала подоконник пальцами, вытянулась струной.

Она бы закричала от восторга, если бы не ладонь, что зажала ей рот.