Mr. Bushlat : Жилтоварищество

Анатолий Петрович Мертвецкий, человек недюжинного внутреннего содержания, воспринимал жизнь человеческую как наказание. По вечерам, приходя с чудовищной работы, что вызывала у него исключительно омерзение, даже в те минуты, когда он получал зарплату, глядя на подушкообразное лицо жены, следящей за ним тараканьими глазами, ужасаясь своему огромному трехлетнему сыну, Анатолий Петрович внутренне выл. Внешне, впрочем, он всегда оставался абсолютно спокоен, даже несколько отстранен. В тот день, в частности, когда умер его близкий друг, бухгалтер Бубенцов, пав жертвой причудливой поножовщины в общественном транспорте, и мать последнего, полубезумная учительница истории, в домашнем халате и тапочках на босу ногу, заявилась к Мертвецкому, голося истошно, он лишь поглядел на нее сурово, и поинтересовался, много ли ножевых ранений нанесли Бубенцову, и на месте ли все внутренние органы покойника. После чего, не дожидаясь ответа, захлопнул перед ошеломленной старушкой дверь и уселся пить вкусный морс.
Мертвецкий относился к тому типу людей, для которых на этом свете все уже кончено, вне зависимости от обстоятельств. Смерть представлялась ему избавителем от земных страданий. Страдание же виделось ему во всем. Не раз, украдкой поглядывая на свой живот, он представлял как в глубине кишок его зреет огромная раковая опухоль. Наблюдая за сыном, Мертвецкий непроизвольно снимал мерку с младенца, и подсчитывал в уме расходы на похороны и памятник для невинного, хоть и полоумного дидяти. Занимаясь механическим сексом с женой, он неоднократно блевал ей на грудь, но исключительно в мыслях. Испытывая мучительный оргазм, Анатолий Петрович всегда мычал, порой даже блеял, в ужасе от того, что малая толика его «я» остается внутри жирного тела жены. В такие моменты, он всегда особенно сильно хотел умереть и тотчас же разложиться, с целью досадить жене.
В тот страшный вечер, Анатолий Петрович расхаживал по кособокой прихожей, то и дело вскидываясь, будто норовистый жеребец. Думал он о смерти. Мнилось ему, что смерть-это красивый, атлетически сложенный мужчина, в летах, с высоким лбом, но отчего-то с одним только глазом. Мужчина улыбается тонко, надменно, и, взявши Анатолия Петровича под руку, ведет его галантно к черной пропасти, в которую надобно падать. Вечно. При мысли о вечной тьме, за гранью которой, в предательски близкой недосягаемости, возможно ждет его теплый, наполненный любовью и слепящим одиночеством, мир, Анатолий Петрович принимался хохотать, ожесточенно хлопать себя по ляжкам и всячески выражать свою экзистенциальную нездешнесть. Его непутевый трехлетний сын, больше похожий на громадного шмеля в человеческом облике, всегда реагировал на отцовский припадок одинаково-вытягивался по струнке, и гортанно мычал: «Аня! Аня!» Так звали его сестру, нерожденную впрочем. С сестрой этой вышел забавный казус. О ее зачатии неоднократно шла речь. В результате этих разговоров, на том свете определилась невинная душа, готовая к новому воплощению. Звали девочку – Аня, и в прошлой жизни она была Безноженькой. Но не той, воспетой Александром Вертинским безноженькой, а удивительным природным феноменом-трехметровой амебой, рожденной с головою, но без рук, ног и половых принадлежностей. Прожив тринадцать лет в подобном образе, она наконец умерла от тифа и с тех пор ожидала нового воплощения во внешних сферах.
По здравому размышлению, чета Мертвецких решила отказаться от второго ребенка. В результате, накрепко привязанная к ментальной пуповине жены Анатолия Петровича, Аня, обречена была следовать невидимой за своей матерью, находясь между мирами. Сын Анатолия Петровича по- своему жалел девочку и слюнявым мычанием выражал солидарность с ее незавидным положением.
-Аня, Аня!-ревел он во всю мощь недюжинных легких.
В этот момент, в дверь позвонили.
«Это смерть за мной!»-радостно взбреднулось Анатолию Петровичу. Он засеменил к двери и, не глядя в глазок, отпер ее.
За дверью, пахучей горой, возвышался одетый в тулуп, кустистый и пасмурный дворник, Яков Филиппович Кудрявый. Глаза его, по обыкновению синие от количества выпитого, сверкали из-под завшивленных бровей. На кудлатой голове дворника топорщилась заскорузлая детская шапка-петушок.
За спиною дворника стояла соседка со второго этажа, женщина лихого норова, битая и ушлая. Одета она была в желтый матерчатый плащ. Рядом с нею, хмельной и хриплый, возвышался глухой муж ее, переселенец из Азербайджана, по слухам – вор-рецидивист. За ними, стояли и другие соседи Мертвецкого, переминаясь с ноги на ногу.
Мертвецкий хмуро глядел на дворника, который, судя по всему, в этой странной процессии был за главного.
-Тебе чего, Тихон?-глухо осведомился он. По привычке, а также всилу упрямства, он называл дворника Тихоном.
-Тут такое дело, Петрович,-взревел дворник и ошеломленно замолчал, когда из-за спины Мертвецкого показалась необъяснимо огромная, сомовья голова его сына.
-Будет тебе дед гнилое болото после смерти…-туманно изрек младенец и спрятался за спиной отца.
Дворник помолчал немного, откашлялся и продолжил:
-Кошка наша, Мурка… Милости просим, просим!-и замахал руками приглашающее.
-Да ты что, Тихон, совсем сбрендил от водки?-строго спросил Мертвецкий. Ему было не по себе от смрада, что исходил от дворника.
-Окот у нас, Петрович, окот!-заорал дворник, и толпа соседей за его спиной зашелестела хором: «Окот! Окот!»
-Ты, Петрович, человек опытный, в делах животного мира,-продолжил дворник,-а потому, изволь, спуститься с нами в подвал и подсобить.
-Помилуй, Тихон! Я же и не врач вовсе!
-Анатолий Петрович,-выступила вперед соседка со второго этажа,-у нас есть основания полагать, что вы с этим делом справитесь, компетентно и профессионально. Пойдемте с нами, дорогой Анатолий Петрович.-За ее спиной, вор-рецидивист, оскалился в жуткой улыбке.
Внезапно, Мертвецкий решил пойти. В глубине души, он надеялся, что котята все выйдут мертвыми, и, возможно, усохшими, а один, самый последний, полуживым. В мгновение ока, Мертвецкий представил себе как он тихонько задушит котенка, глядя ему в глаза, и быть может, узрит частичку великого Ничто.
-Я только пальто накину, Тихон,-невесть отчего фальцетом, брякнул он.
-Не надо пальто, Петрович,-запричитал дворник, испуганный тем, что Мертвецкий скорее всего обманет его и захлопнет дверь перед самым носом,-Мы тут близенько, да и вечер теплый…
-Сонце нызэээнько, вэчир блызэээнько!-запел- запричитал сосед-рецидивист, по собачьи подвывая.
«А, была не была!»-подумалось Анатолию Петровичу,-«Черт с ним, с пальто!»
-Пойдем, Тихон, посмотрим на кошку твою.-махнул он рукой.
Толпа за спиною дворника одобрительно загудела. Кто-то в задних рядах поднял повыше маленького ребенка, толи, чтобы малыш увидел Анатолия Петровича, толи, чтобы Анатолий Петрович увидел младенца.
В мутном, гадостном свете одинокой лампы, Мертвецкому отчетливо привиделось, что у ребенка нет головы.
-Пойдем, Петрович, пойдем,-засеменил дворник. Мертвецкий решительно побрел за ним. Толпа расступилась, пропуская их, и бесшумно двинулась следом.
Спустившись на первый этаж, дворник засуетился, закряхтел и зашедши за угол, принялся деловито отпирать замки и отодвигать запоры на двери подвала. Замков было три, а запоров два. Были они ржавые и выглядели так, будто их не открывали вот уж лет сто.
Наконец, замки были сняты. Дворник толкнул дверь плечом, навалился на нее всем телом. Дверь со скрипом поддалась. Мертвецкого обдало теплым застоявшимся воздухом. Перед ним были ступени, что уходили во тьму подвала. В нерешительности остановился он, но лукавый дворник уже шагнул на первую ступеньку и теперь, обернувшись к Анатолию Петровичу, делал умильные жесты руками.
-Пойдем, пойдем к Мурке!-весело пищал он.
Толпа позади напирала. Мертвецкому не оставалось ничего иного как шагнуть на лестницу.
А дворник уж скрылся во тьме и судя по звукам, спускался быстро, неистово. Ориентируясь скорее на звуки, издаваемые им, чем на зрение, Мертвецкий спускался следом. Тьма поглотила его. Вскоре, он потерял счет ступеням, и только удивленно вопрошал себя, откуда же в их девятиэтажке такой глубокий подвал. То и дело он оглядывался, но дверной проем уж потерялся во мгле. За спиною, Мертвецкий угадывал движение множества фигур. Поначалу ему думалось, что это соседи, но через некоторое время, он преисполнился уверенности, что за ним следуют нечеловеческие существа. Что, отчего-то успокоило его.
-Не робей, Петрович!-донесся издалека голос дворника,-сейчас ужо будеть низ.
Мертвецкий лишь хмыкнул, автоматически отметив про себя, что речь дворника стала архаичной и несколько невнятной. В это мгновение, он достиг нижней ступеньки. Тотчас же стал свет. От неожиданности, Мертвецкий зажмурился, и некоторое время продолжал двигаться вперед, закрыв глаза. Телом он чувствовал, что толпа, что следовала за ним, теперь огибает его, растекаясь по подвальному помещению
Наконец, Мертвецкий решился и приоткрыл глаза.
Он находился в огромной пещере, своды которой терялись во тьме. Вокруг, в живописных позах замерли соседи. Кто стоял на одной ноге, кто присел, раздувая щеки. Словно почувствовав, что Мертвецкий смотрит на них, соседи принялись двигаться на месте, поворачиваясь вокруг оси, выписывая причудливые спирали, но при этом, не нарушая невидимые границы. Таким образом, хотя внешне их передвижения казались хаотичными, они не задевали друг друга и , скорее выполняли некий ритуальный танец, нежели бесцельно слонялись.
Прямо перед глазами Мертвецкого на огромном каменном постаменте возлежала пестрая кошка величиной с двухэтажный дом. Глаза у кошки были широко открыты и устремлены на Мертвецкого. Они источали физически ощутимую тьму. Вперив каменный взгляд в Анатолия Петровича, кошка раскатисто мяукнула. Тотчас же, соседи, задействованные в сложном танце, упали на колени, и принялись бить поклоны. На ногах остался Мертвецкий, дворник Кудрявый и старый азербайджанец-рецидивист. Последний, старался держаться поближе к правой стороне дворника, то и дело, хватал его за локоть и настойчиво шептал в ухо. Дворник кивал монотонно, не сводя глаз с кошки, но и не выпуская из вида Анатолия Петровича.
«Вот ведь штука,-вопил мысленно Анатолий Петрович,-оказывается бывает тьма внутренняя, что не проявляет себя до конца жизни, и выплескивается после смерти в мир человеческий в виде гноя и смрада разлагающегося тела, а бывает и наоборот, тьма внешняя, что находит пристанище в невинных животных, увеличивая их оболочки до размеров поистине громадных». Раздувшаяся кошка, что лежала перед ним, была беременна тьмой настолько невообразимой, что часть этой тьмы выплескивалась из ее глаз.
Удивительно, но Мертвецкий не был, ни смущен, ни напуган. Только жаль было ему, что он не умрет, прежде, чем кошка родит черноту и не сможет наблюдать за процессом родов с другой стороны барьера, наслаждаясь истинным светом тьмы.
-Петрович!-отвлек его от дум зычный голос дворника,-глянь-ко!
Мертвецкий поглядел. Дворник стоял теперь прямо перед мордой гигантской кошки. Старый азербайджанец-рецидивист более не прижимался к его правой стороне, но каким-то удивительным образом слился с нею, так, что его стопы приросли к плечу дворника, а ноги срослись с рукой последнего. Теперь, дворник вовсю размахивал пожилым рецидивистом, приветственно улыбаясь.
-Мой зам!-верещал он,-моя правая рука!
С другой стороны дворника вырисовывалась хрупкая полупрозрачная фигурка маленькой девочки. Бледное лунообразное лицо будто парило над землей. Прочие части тела скорее угадывались, нежели присутствовали. Мучимый предчувствием, Анатолий Петрович подошел поближе. Теперь он явственно видел, что глаза девочки закрыты. На веках же, были нарисованы другие глаза, которые казалось, прожигали его до кости.
-Папочка.-произнесло существо и соседи единым хором повторили,-Папочка…
-Иди, иди,-каркал дворник, и указывал рецидивистом в сторону кошки. Та мяукнула еще раз и теперь смотрела на Мертвецкого почти похотливо.
-Оно как получается?-нараспев цитировал дворник,-Оно так и получается! Вот кошка, единственное создание, что живет в двух мирах и может тьму невидимую преобразовать в плоть временную. И дочка твоя, Анатолий Петрович, намеченная к рождению, но нерожденная, станет душой для этой черной плоти. Но надобно принести жертву и мясо этой жертвы в желудке кошки станет мясом для новой черной жизни.
-Кошка! Кошка!-завыли соседи.
-Но не всякий человек сподобится стать такой жертвой.-продолжил дворник,-А только тот, для кого жизнь человеческая воистину не имеет ни ценности ни цены, но кажется адом, а истинный холодный ад вечности, раю подобен. Нужен ты, Анатолий Петрович!
-Нужен ты, папочка,-прошипело дочкообразное существо с другой стороны.
Мертвецкий поглядел на кошку, вокруг которой клубился беспросветный мрак, на призрачную девочку с нарисованными ледяными глазами, на дворника, и на ужасную правую руку его, в зубах которой была зажата сигарета, на чудовищных размеров клубок плоти, в который сплелись все соседи так, что не разобрать было кто есть кто, и вдруг уверился в том, что большая часть верований и ожиданий его иллюзорна. Больше всего на свете ему хотелось жить. Просто, незамысловато, физиологически жить. Тьма, манившая его более не казалась привлекательной.
Он оторопело попятился.
И стала тишина.
Все взгляды были теперь направлены на него. Кошка оглушительно мяукнула и попыталась даже встать со своего ложа, но огромные размеры сыграли с нею злую шутку-тонкие ноги не в силах были выдержать столь огромный вес и кошка бессильно рухнула на постамент.
Соседи, теперь представлявшие собой несуразное белесое скользкое существо с множеством конечностей покатились было к нему, но велика была инерционная сила индивидуальных противоречий, что бушевали в них. В результате, отвратительный клубень остался на месте, вспучиваясь и опадая. Дворник побрел в его сторону, но вес его правой руки не позволял ему развить достойную скорость. Для удержания равновесия, он, то и дело опирался головою пожилого рецидивиста в пол.
Мертвецкий отступал быстро, решительно, прочь от смрадной темноты и был уж в двух шагах от лестницы.
-Папа!-слово обожгло его уши. Полупрозрачная дочь его протягивала к нему тающие руки.-Папа!
Мертвецкий остановился на миг, в голове его гулко стучал колокол. Но.чу!
-Не дочь ты мне!-взвизгнул он победно.-Не будет распада! До конца не быть концу! И ринулся что было сил вверх по лестнице.
Рев раздался за ним, будто открылись крышки гробов и множество мертвецов возопило в великой муке. Своды подземного зала обрушились за его спиной. Он несся вверх по лестнице, не чувствуя ног и упивался жизнью. Каждое движение теперь казалось ему наполненным сладостью, в каждом ударе сердца он видел божественное присутствие.
-Как сладок мир!-торопливо пищал он на ходу.
И вот уже перед ним, стоит лишь протянуть руку, заветный дверной проем, выход из подвала. Мертвецкий рванулся изо всех сил…
… В дверях возникла медузная фигура сына. «Аня! Аня!-прогавкал он и с силой захлопнул дверь. Лязгнули засовы.
Мертвецкий заколотил ватными кулаками по металлу двери. Завизжал, пожалуй, впервые в своей жизни, осознав ее ускользающую быстротечность.
И снизу из мрака пришел ответ.
Темнота обняла его нежно.
И когда она начала рвать на куски его тело, он уже не сопротивлялся.