Катана Окадзаки Массамуне : Пальто (на чудо-конкурз)

- Веселятся, суки – сквозь зубы прошипел Тимофей и цыкнул зубом.
Он посмотрел сквозь решетку камеры на бухающих охранников. Потом повернулся ко мне и добавил, - Суки! С поста охраны доносились бравурные аккорды рояля из работающего телевизора, перемешанные с заливистым ржанием ментов.
- Да, - согласился я, - суки.
Час назад мы выпили по стакану непонятной бурды, которую тут называли чаем, но холод плохо обогреваемой камеры уже вытянул из нас всё тепло. Хотелось выпить еще, чтобы хоть немного согреться. Мы стояли, подглядывая через зарешеченные стенку камеры за красивой и недосягаемой жизнью.
- А ведь если доорешься до них и попросишь налить - не нальют. - сказал я.
- Еще чего, - отозвался Тимофей, - поглумятся да ещё и пиздюлей наваляют.
- Сволочи, - выпалил я, - Они что, честно заработали на все это? Мы тут уже которые сутки паримся ни за что, а даже выпить для сугрева не дают.
Тимофей, который любил выпить еще больше чем я, был почти на грани.
- Наказать их надо - процедил он.
- Интересно, как? – Пробормотал я.
Мы стояли у решетки, в бессильной злобе сжимая кулаки. Вдруг один из охранников встал и куда-то исчез из поля зрения.
- Сссать пошел, нажравшаяся рожа, - сказал Тимофей.
А второй подошел к двери нашей камеры. Он был изрядно под градусом и видимо решил поглумиться над нами.
- Чё вы тут встали, уроды? Вылупились, бляди! Сторожи их тут. Зенками своими всю спину мне пробуровили, козлы.
Тут Тимофей не выдержал и просунув руку сквозь решетку ухватил охранника за воротник и начал душить. Я не растерялся и, удерживая за ремень извивающуюся и сучащую ногами гниду, отстегнул с его пояса ключи.
Через несколько секунд всё было кончено. Брезгливо отпустив ворот трупа Тимофей взял у меня ключи и, немного повозившись, распахнул дверь нашей камеры.
- Ну что, теперь за дело, - гыгыкнул он и рванул наперерез второму охраннику. Тот только что появился в коридоре и недоуменно хлопал глазами, пытаясь понять, что происходит.
Он застыл на месте и весь сжался. Вблизи я увидел, что поверх формы на нем было надето новое пальто. Чтобы купить такое пальто мне бы пришлось копить годами. Злость нахлынула на меня с новой силой.
- А ведь пальто-то мое! - сказал я громко и схватил его за воротник.
- А вот только крикни! - тут же сказал Тимофей и ткнул ему кулаком в зубы.
Я снял пальто. Без него охранник выглядел весьма жалко. Он стоял с закрытыми глазами и даже не сопротивлялся. Желания ударить его у меня не возникло. Но Тимофей схватил со стола нож, которым они пластовали нежное с розовыми прожилочками сало, и несколько раз воткнул его охраннику в живот. Он упал на пол и быстро затих. Мы прихватили водку, сало и буханку хлеба со стола и пошли прочь.
Через десять минут мы оказались на темной улице вдали от ебанного КПЗ. Адреналин ушел из моего тела. Осталась только слабость и опустошенность. Вьюга носила снежные хлопья и бросала их в лицо. Я тихо брел, погружая подошвы сапогов в снег. Снятое с охранника пальто я держал в руке и старался не смотреть на него. Я вспоминал его скрючившуюся фигуру, и от этого становилось еще холоднее, чем от ветра.
- Хорошо мы их отделали, - самодовольно сказал Тимофей, - надо было еще на куски покромсать обоих. Порезать так аккуратненько и в камеру сложить, да… - Он мечтательно прикрыл глаза. - Да, жалко не оформили. Чего молчишь-то?
- Да пошел ты. - сказал я.
Тимофей развернулся ко мне. – Чё ты сказал, блядь?
Горечь подступила к горлу.
От хлесткого и сильного удара я упал навзничь. По левой скуле расползлась глухая боль.
- Ссука, - прошипел Тимофей. – Сссука ебаная, - из его глаз катились злые слёзы. – А ведь я тебя, гниду братом считал – шептал он, - отказывал себе, кормил тебя. Я тебя, урода, сейчас так накормлю! Он выхватил нож и воткнул мне в горло. Я захрипел, а Тимофей стал запихивать в моё распаханное ножом горло куски сала. Жри, гнида. Жри. – Приговаривал он. Умирая я слышал только скрип снега под его сапогами с каждым шагом звучал все тише, и через некоторое время я его уже не слышал.
Тимофей стоял над трупом и, утирая слёзы, закутывал его в пальто.
- Хорошо, что взяли пальто-то. Хорошо, – приговаривал он. – Не замерзнешь.