Нови : Не зловещие мертвецы

Вся неделя прошла с мертвецами. Сначала были те, с которых сняли кожу, поставили в художественные позы, некоторым даже вручили соответствующий их прежней якобы работе инвентарь. Там был адмирал с подзорной трубой и мумифицированным членом до колена. «Адмирал!» – уважительно подумала я. Там был выпотрошенный скелет гимнастки с профессионально деформированным позвоночником. Она демонстрировала собственные свои внутренности, высоко подняв на вытянутых костях рук кокон из легких, желудка и прочего. Там были веселые парни за покерным столом. Они вообще все веселые. Стоит снять с человека кожу, и ему ничего не остается, как скалиться всеми своими зубами. Это было новшество для анатомического театра – люди при исполнении своих прижизненных обязанностей даже после смерти. Некоторым режимам должно нравиться такое. Однако, теперь их единственная обязанность была стоять в принужденных позах и скалиться. Они смотрели на меня своими голубыми стеклянными глазами (так объяснил экскурсовод – белок настоящий, а вот радужные оболочки и зрачки – искусственные). У них у всех были голубые глаза. Так что на самом деле смотреть этими голубыми глазами они не могли, зато они могли выставить наружу все свои органы – им больше нечего было скрывать. А я смотрела на них. В длинном узком платье, все органы на месте, все органы надежно спрятаны под гладкой оболочкой собственной моей кожи. Никто не может видеть мои прочерченные никотином и прочей смоляной дрянью легкие и, возможно, уже не совсем здоровую печень. В моей крови, как утверждают врачи, слишком много жира. «Слишком жирная кровь может убить тебя», - говорят они. Но пока она меня не убила, поэтому я могу купить билет и пойти посмотреть на освежеванных мертвецов. На мертвецов-женщин с грудями из сала в алых прожилках кровеносных сосудов, с жалкими остатками волос на восковых лобках, на мертвецов-мужчин с иссушенными фаллосами и ветвистыми косточками когда-то сильных рук.

Позже на той же неделе я увиделась с Сережей. Сережа бреет голову, имеет накачанные красивые руки и одевается как скинхэд. Или как представитель гитлерюгенда – тяжелые ботинки на рифленой подошве, мешковатые штаны цвета хаки со спущенными подтяжками и обтягивающий тишерт. Сразу видно, что Сережа чистокровный еврей, в отличие от меня – полукровки. Сережа зарабатывает на жизнь тем, что режет людей. Живых людей. Он вырезает им гланды, исправляет искривленные носовые перегородки и прочее в таком духе. Не знаю, умер ли кто-нибудь однажды от неудачного удаления миндалин, но, тем не менее, Сережа возится с плотью, с органами. Мне это показалось гармоничным.

Мы выпили прилично в «Фэйсис». Этот маленький ресторан в нижнем городе держат арабы-христиане, поэтому у них отличный выбор алкоголя (это по-христиански) и прекрасная кухня (по-арабски).

После мы решили прогуляться немного, чтобы чуть развеять опьянение перед поездкой домой. К тому же я жила раньше в старом городе, захотелось посмотреть на знакомые места. Там, напротив бывшей центральной автобусной станции, есть очень милое кладбище. На нем не хоронят больше, а во времена британского мандата хоронили английских военных и их родственников. Ровные ряды аккуратных могилок с маленькими плоскими надгробиями – только имена и даты выбиты – это солдаты, а в глубине кресты и памятники кое-где красивые. И очень всё ухоженное – еще влажная от вечерней поливки подстриженная травка, эвкалипты у решетчатой стены и невысокие пальмы. Странно даже – в нижнем городе всегда шумно, автомобилей множество, неподалеку железная дорога, а за оградой кладбища кажется, что тихо, хоть и слышишь отчетливо все эти городские звуки, но будто сквозь толщу воды доходят.

Я затащила, конечно, Сережу на кладбище. Мы там с приятелем накуривались, бывало, когда я еще в университете училась. Как и ожидалось, там ничего не изменилось, только вот скамейку с центральной лужайки убрали, видимо, чтобы хомлессы не ночевали или из-за нынешних студентов.

Мы с Сережей устроились на большой, еще теплой после жаркого дня, бетонной плите. Вряд ли это было чье-то надгробие, скорее, для строительных нужд притащили – ремонтировали что-то у задней ограды.

И оно, пожалуй, слишком водевильно, но Сережа целовал меня на ночном кладбище, и мне нравилось ощущать его ловкий язык у себя во рту, мне нравилось позже зажимать его бритую голову между бедер, царапать ногтями теплый бетон, и нравилось думать, что мы пока еще находимся с этой стороны земли. С этой стороны влажной, пропахшей травой и бензином земли. Мне нравилось думать, что мы пока еще стоим у наружной стороны захватанного стекла вместительных боксов анатомического театра. Сережа целовал меня, а я кусала губы и закрывала глаза. Мне не хотелось видеть старые, никому уже не нужные могилы – надгробия, за которыми ухаживают наемные рабочие из Таиланда и покойников, которых уже давно никто не навещает.

Мне совсем не хотелось видеть, как смотрят на нас в ожидании чьи-то неподвижные голубые глаза.