Dudka : Конь и трепетная лань (на конкурс)

Третий час ночи. Супруги Броннэ не спят. Он, полный, рыхлый мужичонка годов двадцати восьми отроду, ворочается с боку на бок и, то и дело, сплёвывает, бормоча в пьяном полусне:
- Грыль…Бабло…Грыль…Динамика…Лохи все…Грыль…Кредит…
Она, брюнеточка из тех женщин, о которых говорят: щупленькая, кожа да кости или, плоска доска да два соска. Она лежит неподвижно и задумчиво смотрит сквозь загаженное голубями окно на питерское серое небо.
-Не спится! – вздыхает она. – Тебе плохо?
- Хуёво, - кивает он и сплёвывает на пол.
- Не понимаю тебя, Бронник, как тебе не надоест каждый день приходить домой в таком виде?
- Понимаешь, душенька, я нечаянно. Сегодня утром отправили партию аэрогриля Олегу в Таганрог. Ну, как водится, выпили за удачу по стопочке. Потом, значит, туса у Удава. Пошёл …
- Вот, зачем тебе, эта, с позволения сказать, тусса? Ну вот зачем ты туда пошёл? Вернулся в час ночи. Пьяный в хлам, - всхлипывает она.
- Что ты понимаешь, баба? Я мэтр! Без меня и праздника бы не было, - обиженно отворачивается он и плюет на пол вязкую кислую жижу.
Она обиженно умолкает и опять смотрит в окно.
- Ну ладно, извини, - примирительным тоном говорит он.
- Да что извинять? Тебе самому должно быть гадко, противно и стыдно. Плюешь, блюешь, икаешь, пердишь. Ведешь себя как свинья. И это каждую ночь. Позор! Зачем я вышла за тебя замуж?
- Да я бы и рад не пить. Но, ты пойми, должность такая. Не подмажешь не поедешь. С инспектором выпей, с маркетологом выпей, потом вон Олег бутылку самогона тамошнего прислал. Картофельного. Попробовали. А то приятеля-поэта пьющего встретишь. Как не выпить за настурции? Работа у меня анафемская. Такова судьба бизнесмена и продавца.
- Бросил бы ты свой гриль? Уехали бы. Умоляю, Бронничка. Уедем. Бросим это проклятое болото…
- Бросить? Как можно?
- Очень можно. Добро бы ты бизнесмен настоящий был. Деньги бы зарабатывал. Как вон Саддам, например. А то, что ни заработаешь, то либо пропьешь, либо за кредит гасишь. И дома ни копейки. Живём бедно, грязно. Едим мы хуже бомжей. Честное слово. Ты на этих тусах питаешься за чужой счёт по кабачкам. Я… вообще, одному Богу известно, что я ем. Ну, будь мы, какие плебеи, пэтэушники необразованные, а то ты ведь дворянин потомственный, гордость есть. Программу МВА закончил. Диплом был лучший на потоке, по-французски говоришь. Я тоже институт закончила, избалована.
- Погоди, котёнок, вот продам партию аэрогриля в Нягань, немцам. Возьмем ипотеку хорошую. Я пить брошу. Заживём.
- Это уж ты мне шестой год обещаешь. Да что толку, если и продашь. Денег тебе немцы много не дадут. А ипотеку возьмешь, вообще все деньги уйдут. Не могу я так больше. Уедем. К маме моей на Украину. В Киев! Там прекрасное место. Двухкомнатная квартира на Троещине в новом доме. Своя собственная. Мама в одной комнате, а мы в зале. На работу устроишься. Менеджером по рекламе в журнал «Жіночі принади». У меня там подруга работает. Деньги хорошие. Три с половиной тысячи гривен в месяц. С работы в семь часов вечера приходишь домой. А дома приборы чистенькие, курочка. Не гриль, а в духовке запечённая. Редиска, закуска. Вино хороше. Шардонэ сейчас вкусное делают в Одессе. Вина Гулиевых… И дети наши бы от сырости не умирали. Бронник, Богом молю, уедем жить на Украину.
- Я к хохлам? – срыгивает он жёлчным соком и морщится, - Ты с ума сошла! Я же там кончусь дня за три. Сало, горилка, русофобы. Я же ненавиджу хохлов. Нет. Я там умру.
- Ну право, чего ты? Украинцы милые люди. Вон Антон, например, цельный год в Киеве жил. Цельный год. И не умер ведь.
- Так ведь вернулся. Год промучился и вернулся. Не смог. И я не смогу. Хохлы, очень плохие люди, солнышко, очень плохие. Не смогу я там. И потом – тёща… Нет! Да и скучно там. Скучно!
- А здесь весело? Ни общества у нас, ни знакомства… С людьми порядочными, чистенькими, как Саддам, например, у тебя знакомства только деловые, а семейно ты из них ни с кем не дружен. Кто у нас бывает? Этот качок с глупым лицом и с женой запуганной в очечках. Ему только бы поесть за наш счёт. Стихи свои про Сталина читает со стула. И добро бы пьян был. А то ведь ему и пить не надо. И так долбоёб. Или эта, как её… Кличка еще у нее такая то ли биологическая, то ли механическая. Пьянчужка. Напьётся и дебоширит. Футболку при мужчинах снимает. Непорядочная женщина. Потом, ходит к тебе этот, поэт, с орлиной фамилией. Ты гордишься что знаком с такой знаменитостью, а рассуди по совести: стоит ли он этого?
- Честнейший старпёр!
- Но хорошого в нём очень мало. Приходит к нам чтобы напится. И неприличные анекдоты рассказывает. А остальные писатели? Когда я была девушкой, то боготворила этих знаменитостей. А как вышла за тебя не могу тепер книжки читать равнодушно…Вечно пьяные, взлохмаченные. Воняют ацетоном. Не понимаю, что ты находиш в этих мерзких рожах, которые блюют, пердят и рассказывают грязные истории про любовь в задницу. И ты глядишь ещё на них так заискивающе, словно одолжение тебе делают эти знаменитости, что знакомы с тобой.
- Оставь пожалуйста. Я мэтр!
- Я же не говорю, что ты не мэтр, Андрей. Я люблю тебя. Ты такой умный, образованный. У тебя два высших образования. Но здесь они никому не нужны. Так всю жизнь и будеш гриль продавать и жить в кредит. Я же хочу чтобы было у нас как лучше. Давай уедем. Там, на Украине были бы у нас в друзьях чиновники, министры. Юлия Тимошенко по телевизору каждый день. Доктор бы к нам на рюмку текилы заходил. Сплошное счастье, а не жизнь.
- Скучно, котёнок.
- Если дома скучно, то ступай погулять. У нас на Троещине полно развлечений. Хочешь в клуб. Хочешь по улицам погуляй. Климат там хороший. Раз в неделю будем на Крещатик выбираться. Там образованные люди в цене. Ты бы был одним из первых, Бронник.
И долго на мечтает вслух…Серо-свинцовый рассвет постепенно переходит в молочно-белый. Тишина ночи уступает место утреннему пиздежу под окнами и гулу мотров. Супруг Броннэ не спит, слушает и время от времени приподнимает свою круглую, заплывшую жиром голову, чтобы сплюнуть на пол… Вдруг, неожиданно, он вскакивает с постели… Он бледен, на лбу крупные капли пота.
- Хуёво, - перебивает он мечтания супруги, - Мутит. Постой, я сейчас...
- Накинув на себя простыню, он быстро выбегает из комнаты, но добежать к клозету не успевает. С ним происходит неприятный казус. Он, банально усерается. Шатаясь, он таки доходит к ванной. Но она полна замоченных с вечера вещей. В ванной воняет хлоркой, от чего Броннэ выворачивает наизнанку. Теперь уже через рот. Всё содержимое, сожранное на вчерашней туче Удава, перемещается из желудка в ванную, полную замоченных платьев и штанов.

Супруга находит его стоящего на коленях у ванной в обосранных трусах и с белым, как мел, лицом по которому размазаны следы блевоты.
- Уедем к хохлам, - тихо говорит он и отрыгивает.
- Ты согласен? – торжествует брюнетка, - Я возьму на завтра же билеты и позвоню маме.
И она возвращается в кровать и снова начинает мечтать. О Киеве, Троещине, сале, Днепровским спускам, фуникулере, каштанам, квасе в жёлтых бочках и еще о чём-то своём, женском и сокровенном. С этими мыслями она засыпает и просыпается только к полудню. Сон благотворно повлиял на неё. Но вот, протерев глаза, она глядит на то место где так недавно ворочался её супруг и обхватившее её радостное настроение тает как на жаре изготовленная из говна пуля. Броннэ ушел, чтобы возвратится поздно ночью в пьяном виде. Так как он возвращался вчера, позавчера, месяц назад… В таком виде, в котором он приходит каждый день. Всегда… И опять она будет мечтать, а он будет сплёвывать и бормотать сквозь сон:
- Ипотека…бабло…у кого нет бабла тот лох…возьмём кредит… грязная сучка…динамика…Меньшиков…хохлы-пидарасы, - и еще чёрте что, известное только ему.
На её лице меркнет омерзение.