Giggs : История одной невзаимной любви (конкурз)

Часть первая (и она же, видимо, последняя, гг)

Август догорал, как влюбленный, который предчувствует долгое расставание с возлюбленной: он отдавался земле яростно и порывисто, и, вместе с тем, романтично. Отвратительные погоды выдавливали из подгнившего неба трупный яд, который маслянисто покрывал крыши домов, экипажей и зонтов. Утробные мелодии, выдуваемые неистовым ветром, набрасывались на размытые фигуры редких пешеходов в самых неожиданных местах, навевая неизбежную межсезонную апатию.
Однако в сентябре вдруг выглянуло солнце, и тихий курортный городок на побережье Черного моря словно восстал из руин. Небесная лазурь, казалось, праздновала победу над злом плавными росчерками крыльев чаек. И только море еще временами напоминало о неудачной концовке лета, в раздражении ударяя тяжелой волной в пористые скалы, с шипением осыпая их подножие искалеченными моллюсками…

- Как тут прекрасно! Ты знаешь, милая, я ведь никогда не видела Черного моря! – в упоении говорила младшая сестра княгини Ольги, Машенька. – По утрам оно пахнет резедой. Я ужасную глупость, наверное, сейчас сказала?
- Ах, пустое! Щебечи, щебечи, мой ангел! Как там твой роман с ученым? Продвигается? – Ольга подмигнула сестре, по-лебединому изогнув шею.
- Не вышло с ученым, - улыбнулась Машенька, но глаза ее стали печальны.
- Что так? Неужто ты променяла этого красавца на того неуемного в своей навязчивости стихоплета из Чебоксар?!
- Нет-нет! Он пропал куда-то… Прямо перед венчанием. Мистика, одним словом. Оставил только маленькую записку. Хочешь…
- Ой! Сегодня же гости приедут! – вдруг перебила родственницу княгиня, по-деревенски всплеснув руками.
- Да и в рот их ебать, у тебя же прислуги, что тех мандавушек на пиздище твоей поварихи, - удивилась Машенька.
- Действительно, - Ольга ослепительно улыбнулась и тут же слегка нахмурилась, - положительно не могу свыкнуться с твоим питерским акцентом. Совсем провинциалкой я тут стала.
- А я, сестрица, сдерживаю его, хочу, чтобы речь лилась по-простому. Без этих длительных пассажей на французском. Да только следить иногда забываю. Побежали вон до того холмика наперегонки? Кто последний – тот ебанная в жопу мразь с разбитыми салазками! А?

- Бергамот! Бергааамооот, черт бы тебя побрал! – приподнявшись на локте в постели, громко, как ему казалось, кричал Железов. Внезапно, пред ним возникло лакейское лицо, участливо вглядывающееся ему куда-то в самую гортань. – Тьфу ты черт, отодвинься к лешему! Совсем тронулся?!
- Думал, прихворали Вы, барин, виноват, - пожал плечами человек в ливрее.
- Я влюбился, Бергамот, - задумчиво сообщил Железов слуге, недоверчиво оглядывая его мутным глазом. Бергамот тяжело вздохнул. – Ты-то чего вздыхаешь, болван?
- Жениться Вам надо барин…
- Куда там жениться? Я – лишь ничтожная былинка под ее стопой. Ее свет сожжет меня. И пусть! - Железов окончательно проснулся и сел. – Лишь то, что воздухом одним мне с ней дышать позволено, то, что под одним солнцем с ней находиться я могу – величайшее счастье. И несчастье, Бергамот… - уже тише произнес Железов.
- Что, и пизду бы лизали ей, барин? – с отвращением спросил любопытный Бергамот.
- Поди же прочь! – раздраженно приказал Железов, свободной рукой указывая на свой эрегированный пенис, вдоль которого быстро двигалась сомкнутая кисть другой.
- Ох, измываетесь Вы над собой… Ухожу, ухожу, Бог с Вами…

После праздничной трапезы княгиня усадила тех гостей, которых хуже всего знала, за покер – универсальное развлечение для незнакомых между собой людей. Сама же присоединилась к сестрице, которая о чем-то мило болтала с пожилым генералом Анусовым, эдаким бойким седовласым грибком-боровичком с пышными бакенбардами.
- Дедушка, а было Вам страшно на войне? – спрашивала Машенька, поблескивая крупными миндалинами наивных черных глаз.
- А как же, милая. На войне только полному психу не страшно. Сидишь, бывало, в траншее… А, чего там! – генерал подскочил с кресла. Он оказался порядком захмелевшим. – Дай скорее мне руку, дитя. Вот, смотри! Только ебальник высунешь, а тут фугас ЕБЛЫЫЫЫЩ! Анусов резко дернул девушку за руку на себя и встретил ее лоб раскрытой ладонью другой руки. – Это взрывная волна! – быстро пояснял он происходящее взвизгнувшей от неожиданности Машеньке, которая тут же безуспешно попыталась высвободить свое тонкое предплечье из крепкой генеральской ладони. – Наклонись, скорей! Ну же! – Анусов с наслаждением громко выпустил газы прямо под нос девицы, придавив ее за шею на необходимый уровень и подставив свой зад, - гарь! Вонища! Крики раненых!.. Это еще что! Могут ведь и в плен взять! (Тут он очень достоверно изобразил похоть и примял пальцами левую грудь девушки).
- Ну, пожалуй, довольно, дедушка. Она поняла, - вмешалась побледневшая княгиня.
- Я лишь к тому веду, - виновато проговорил Анусов, - что боятся-то, пожалуй, все. Но! Кто-то побледнеет, навалит в штаны, и все – пулю свою безропотно ждет. Идет в атаку на манер куклы из папье-маше. А кто-то соберет волю в кулак и, через страх, давай кишки на штык мотать… Все в уменье держать себя заключено...
Однако и я один раз испугался не на шутку.
- Расскажите, дедушка, - не смогла преодолеть любопытства княгиня, делая сестре укоризненные знаки, чтобы та утерла слезы.
- Ночевал я в землянке с тремя офицерами. Как сейчас помню. Случилось это уже после контузии. Да. Так вот. Проснулся я рано, и представилось мне, что я вовсе не полковник Анусов, а Шерпетов Игорь Каддович. И никак не могу себя переубедить в этом. Просто помутнение рассудка какое-то. Самое то жуткое в чем? Непонятно, чего ожидать от этого богохульника, педофила и смутьяна Шерпетова! Я ж его не знаю совсем! А ну как ему вздумается головы спящим порубить и на хер их себе по очереди насаживать?! А?!!! – с этими словами генерал сделал страшные глаза, вскочил и выхватил воображаемую саблю. Княгиня отшатнулась и чуть не упала, а Машенька и вовсе обгадилась. – Ну и не поговорить с вами, - расстроился генерал и склонил голову, прощаясь, - поеду я, пожалуй… И прикажите проветрить, дитя мое, как-то здесь не свежо.