Лев Рыжков : Золотые старики (часть II)

Золотые старики уже были в дальней комнате. Музыку забыли выключить, и престарелые гости, как ни в чем ни бывало, продолжали плясать.
Ваня не обращал на золотых танцоров никакого внимания. Получалось, что видеть их могла только Маша.
Старики двигались с потешной синхронностью, которая не переставала смешить девушку. Она сдавленно хихикнула.
С одной стороны ей было неудобно отказать Ивану, а с другой - заниматься сексом перед пенсионерами тоже станет не ахти, каким высокоморальным поступком. Присутствие стариков вынуждало Машу стыдиться, а стыд, в свою очередь, подстегивал желание. Маша сдалась на милость жаркому возбуждению, которое казалось тем интереснее, что ничего подобного Маша не испытывала никогда. Во время сеансов робкой мастурбации - и подавно.
Иван стянул с нее кофточку, на удивление быстро справился с застежками лифчика и прикоснулся губами к одному из сосков. По телу Маши брызнула россыпь мурашек, а танец стариков, как она заметила, сделался просто триумфальным.
Неожиданно Маша поняла, что золотые плясуны еще и поют. Голоса были мелодичны и звонки.
- Скоро, скоро залетишь! - пели они. - Будет у тебя малыш!
Распалившийся Иван, почти не отрывая губ от груди, ловко и даже мастеровито стаскивал с нее юбку, сапоги, колготки, трусики.
Танец стариков достиг апофеоза.
Иван сбросил джинсы, трусы, остался в носках и футболке, вдруг навалился сверху. Маша охнула. Ее сексуальный партнер, настоящий, не выдуманный, гладил Машу по срамным губам, и, стыдясь посторонних, девушка сжимала ноги.
- Не бойся! - шептал Иван. - Не надо бояться!
«Легко сказать!» - думала Маша. Она совершенно не знала, что ей надо делать дальше.
Штуковина между ног оказалась огромной. Она уже касалась внешних складок. Маша растерялась.
В то же время ей было немножко смешно. Штуковина казалась воздушным шариком, который летит-летит, и вдруг - хлоп! - лопается. Так и этот странный орган неожиданно обмяк, а на живот Маше брызнула горячая струйка.
- Блять, кончил! - недовольно произнес Иван.
- Оххх! - разочарованно простонала Маша.
Возбуждение не оставляло ее.
- Я не виноват, что ты такая сексуальная, - произнес Ваня, нащупывая сигареты в кармане сброшенных джинсов. - А, кстати, рядом с тобой пиво стоит. Будешь?
…Потом они лежали на диване. Ваня курил, и отхлебывал пиво, а Маша смотрела в потолок. Она размышляла над тем, считается ли то, что случилось с ней, за секс? Или же все-таки нет?
«Надо родителям позвонить, чтобы не волновались!» - подумала Маша. Но вставать с постели не хотелось.
Золотые старики все еще были тут.
Возбуждение Маши не проходило. Тело жаждало любви.
Когда Иван (только что девушка обнаружила, что он ужасно пьян) захрапел, Маша ощутила что-то вроде обиды.
«Как же так?!» - подумала она.
***
Возбуждение стало мешаться с тревогой.
Золотые старики приблизились, и теперь плясали у самой постели.
- Скоро, скоро залетишь! - забавно пели они.
Маша улыбнулась им. Видя, как веселятся вестники, она понимала, что ее дальнейшая жизнь будет спокойной и счастливой.
Вперед выступил старик с неуловимым лицом, которое не удерживалось в памяти. Он расстегнул золотой кафтан, потом - золотые штаны. Из штанов появилась такая же штуковина, как у Ивана, но - золотая. Это был второй по счету мужской детородный орган, который Маша видела своими глазами. Брат и отец не считались. К тому же, у них штуковины всегда были расслаблены. Назвать это великолепие грубым словом «хуй», было все равно, что сравнить роскошный «кадиллак» с "ушастым" "запорожцем". Детродный орган старика был настолько величественным, что к нему хотелось обратиться на «вы».
- Не бойся! - улыбнулся старик в незапоминающимся лицом.
- Не бойся! Не бойся! - повторили двое оставшихся.
- Ладно, - просияла в ответ Маша.
Старик легко и совсем не больно вошел в Машу. И немедленно тело пронзил восторг. Ей казалось, что по всем микропроводкам ее нервной системы разбегается жидкое золото.
- Аххх! - выдохнула переполняемая восторгом Маша.
Следующий толчок вознес ее в облака. Блаженство становилось уже невыносимым, вышибало слезы из глаз.
- Ахх! Ахх!
Маше хотелось, чтобы это драгоценное чувство никогда не покидало ее.
Безликий старик казался ангелом.
Маша рыдала, стонала, даже выла от радости. Счастья было настолько много, что казалось, еще немного, и Маша лопнет. Крики и стоны помогали выбрасывать из себя пушистые комочки счастья.
Блаженство длилось… Маша закрывала глаза и видела прекрасные острова, причудливые замки. Это, несомненно, был рай.
***
Девять месяцев спустя
Как велико было наслаждение, настолько же ужасна оказалась мука.
Машу разрывало изнутри. Черная, тяжелая боль наполняла тело. Казалось, ей никогда не будет конца. Маша кричала, выталкивая из себя эту боль. Становилось легче, но облегчение занимало даже не мгновение, а крохотную часть секунды, которой, впрочем, хватало для того, чтобы Маша глотнула воздуха.
Бесконечные часы спустя Маша все-таки сумела выдавить из себя боль. В теле и душе появилась внезапная пустота. Маше даже на секунду показалось, что изнутри она стала полой, как глобус в кабинете географии.
И тут медсестра дала Маше ребеночка. Маша ощутила, как все ее опустевшее существо вдруг заполняет нежность к этому созданию с ярко-синими глазами и золотыми волосиками.
- Мальчик у вас!
Маша слабо улыбнулась и тут же дала сыну имя:
- Игорек!
***
В то, что она залетела, Маша не могла поверить очень долго. Ну, подумаешь, задержки… С кем не бывает? А тесты на беременность вообще в Китае штампуют. Говорят, что они всем положительный результат показывают.
Однажды на физкультуре Машу замутило, она бросилась к горе спортивных матов и испачкала ее. Кто-то из однокурсников захихикал.
Физручка, правда, проявила сочувствие.
- Да ты же беременная, девонька!
Впрочем, даже тогда Маша не верила в очевидное.
Вместе с Нинкой они обсуждали: могло ли быть такое? Иван ведь не побывал внутри Маши! Имелось даже очевидное доказательство - Маша осталась девственницей. Но при этом, возможно, залетела…
- Это только ты так могла! - гыгыкала Нинка.
Подруга авторитетно рассказала, что ситуация, подобная Машиной, называется «не донёс» и достаточно типична для молодых самцов. Но чтобы залетали от этого… О таком Нинка не слышала.
Молчать о таком удивительном факте у подружки не было ни сил, ни желания. От дома к дому разносилось известие о том, что Машка залетела, удивительным образом сохранив невинность. За своей спиной она порою слышала смешки.
Но будущему отцу доставалось куда больше.
В машиностроительном, где учился Иван, ему просто не давали прохода. Особенно после того, как на одном из занятий преподаватель упомянул микрочипы.
- А у Ваньки - микрохуй! - загоготал Власенко, записной пэтэушный весельчак.
Студенты так развеселились, что чуть не сорвали занятие. Иван готов был сквозь землю провалиться.
На него косились в путяге, от него шарахались девчонки. За глаза ему прилепили погремуху «Ванька Микрочип». Жизнь превращалась в ад.
По счастью, учился Ваня последний год. После получения диплома он хотел уехать на Украину, где, под Днепропетровском жили его родственники, и где дожидалось его теплое и блатное место технического специалиста небольшой фирмы.
Маша несколько раз встречала его. Иван реагировал по-разному. То спешил перейти дорогу, то даже бросался наутек.
Но однажды Маша все-таки застала его врасплох. Она шла из поликлиники через чужой дворик, и вдруг увидела Ваньку. Он пил пиво с какими-то пацанами. Сидел спиной к Маше, не видел ее приближения.
Красться на цыпочках, да еще беременной, было тяжело. Пацаны ее заметили, заржали. Поддерживал общий смех и дурной, счастливый Ванька.
- Привет! - сказала Маша, возникая перед глазами предполагаемого отца своего ребенка.
Ее появление стало для Вани неожиданностью. Он выронил бутылку пива и принялся растерянно озираться.
Пацаны, не прекращая ржать, сказали:
- Ладно, Ванек, давай, мы пошли!
- Э, я с вами! - робко предположил Иван.
- Да ты тут типа с невестой трешь…
И ушли.
В глазах Ивана плескалась тоска, невыразимая словами.
- Ну, чего тебе еще надо? - простонал он. - И так мне всю жизнь испортила.
- Женись на мне, - потребовала Маша.
Иван выкатил удивленные глаза.
- Ты, да не могу. Засмеют меня ведь… И так уже смеются.
- А ты все равно на Украину уедешь. Ну, и я с тобой?
- Не, да ты опомнись… Между нами ведь ничего не было!
- От кого же я тогда беременна?
Вспомнился золотой старик из галлюцинации.
- Да я откуда знаю!
- А у меня, кроме тебя, ни с кем это самое... Я вообще еще девочка!
- Но…
- А такие случаи могут быть, - продолжала Маша и принялась пересказывать то, что Нинка выкопала по этому поводу в Интернете. - Девственная плева - она ведь не герметична. И еще это значит, что сперматозоиды у тебя очень шустрые.
Иван слабо улыбнулся.
- Но послушай…
- Мы уедем, - продолжала Маша. - У нас будет домик, у нас будет малыш. Мы счастливо заживем…
Иван в сомнениях усмехнулся.
- Я тебя не люблю, - произнес он. - Ты мне жизнь испоганила.
- Ишь, как заговорил! - возмутилась Маша. - А ты мне - скажешь, нет?
Она выразительно кивнула на растущий животик.
- Я ведь и заявление написать могу, - продолжала Маша.
- Не можешь! - возразил Иван. - Ты ведь девственница.
- А беременна я тогда от кого? От кого, блять? От духа святого? Я… Я до Малахова дойду! Опозорю на всю твою Хохляндию!
- Ну, вот, снова здорово, - огорченно вздохнул Иван.
Так ни до чего и не договорились.
В скором времени Иван уехал на Украину. Больше Маша его не видела.
Отец ворчал. Мама говорила:
- Не беда, сами маленького вырастим. А Машке еще шикарного мужа найдем.
И вот время рожать наступило.
***
Маша лежала в палате уже три дня. Отходила. С одной из соседок она даже успела поцапаться. За то, в частности, что она прозвала маленького Игорька «полухуёнышем».
Видимо, эхо Ваниного конфуза дошло и до совершенно незнакомой ранее Маше девки.
Вслух Маша лишь обозвала ее «овцой». Теперь не разговаривали.
Маша уже окрепла, ее вот-вот должны были выписать.
Каждый день приходила мама. Девчонки из путяги тоже явились проведать. Правда, пьяные. Хвастались, что экзамен сдали. От их визита Маше стало грустно. Ей казалось, что девки пребывают в атмосфере вечного праздника, а ей самой, уже родившей, больше не судьба веселиться.
К исходу третьего дня в дверь палаты постучали.
- А вот и мы! - в дверях показалось хитроватое лицо пожилого мужичка.
Гость был неопрятен, по виду напоминал бродягу. От него несло перегаром и несвежей одеждой.
Хуже всего, что он пришел не один, а с друзьями. Те еще больше напоминали бомжей. Странные визитеры прошмыгнули в палату.
Маша надеялась, что эта публика пришла к Гале, но…
- Кто из вас девочки, Машенька? - спросил первый из гостей.
Галя визгливо захохотала. Ее смех осторожно поддержали другие соседки.
Маша готова была сквозь землю от стыда провалиться.
- Вон она, вон она! - икая от смеха, показывала врагиня.
- Машенька, а мы к тебе! - расплылся в беззубой улыбке первый гость. - Водочки принесли. Будешь пять капель?
Его спутники уже деловито определили на тумбочку бутылку дешевейшего пойла, один из компании достал из кармана фуфайки огурец, протер его о простыню. Третий извлек из-под слоев несвежей одежды сырок.
- Вот!
- Вы точно ко мне, вы не ошибаетесь? - потерянно спрашивала Маша.
- Но ты же - Маша?
Бродяги обступили Машину постель. Один из них деловито разлил водку из бутылки по пластиковым стаканчикам.
- Так, Маша! - Галка уперла руки в боки. - Скажи своим друзьям, что они много себе позволяют. Так, эй вы! Собрались, пошли, быстро!
- Да мы же к Машеньке! - жалко оправдывался вытиратель огурца.
Конечно, было видно, что «овца» упивается ситуацией. Она, конечно же, решила довести ситуацию до предела.
- В общем, я за врачом пошла, - сообщила она.
Ходила соседка недолго. Впрочем, за это время веселые бродяги успели забыть о неприятностях и радостно пуститься в пляс.
- Ребеночек родился! Ребеночек родился! - распевали они.
Маша в ужасе окаменела на кровати.
Такая вот дурацкая у них была больница. В областном центре, говорят, вообще никого в палаты не пускают. А здесь - ходят, кто хочет…
Еще она подумала, что золотых стариков тоже было трое, и они тоже плясали. Но веселящиеся бомжи вполне очевидно не имели к богоподобным старцам из волшебного видения ничего общего.
В палату ворвалась врачица.
- Так! Это что тут такое? А ну, быстро, покидаем палату. А тебе, Рябинина, предупреждение…
- Да мы не хотели хулиганить-то, - оправдывались бродяги. - Ребеночек же родился.
Они ушли. А врачиха долго буравила Машу осуждающим взглядом.
- Запомни, Рябинина, больше здесь - никаких дружков. А иначе - до свиданья, досрочная выписка.
В дверь постучали.
- Извините, Маша Рябинина здесь? - раздался из коридора мужской голос.
Отчего от этих звуков побежали по коже мурашки?
Ваня? Но может ли это быть?
А в следующий миг он вошел. Румяный, сияющий, с мороза.
И Маша, мгновенно забыв обо всем, бросилась Ивану на шею.
***
- Я решил вернуться, - сказал Ваня.
Они стояли на лестнице. Маша держала его за руки. Ей нравилось, что они такие большие и грубые.
- За мной? - Маше хотелось, чтобы он повторял эти слова еще, еще, еще…
- Да. Мы поедем на Украину. Я там квартиру снял. Домик у нас будет потом… Свой…
Маша была рада. Не об этом ли она мечтала?
- Ты решил это, не спросив меня?
Маша тут же стала жалеть о сказанном. Ну, кто ее за язык, спрашивается, тянул? Она ведь рада на самом деле. Что за бабство такое: во всем наперекор идти?
- А ты против? - с тревогой спросил Иван. - К Малахову, что ли, поедешь?
- Нет, - ответила Маша, не думая. - Никакого Малахова. С тобой я поеду.
- Слушай, я рад…
Маша оглянулась на лестничную дверь. Деревянную, выкрашенную белой эмалью, со стеклянным окошком. Лестница, на которой стояли Маша с Иваном, была дальней, не главной.
В лестничном окошке неожиданно мелькнуло лицо соседки Гали. Несомненно, она шпионила.
Маша разозлилась настолько, что готова была вцепиться этой суке в ее мерзкие кудряшки.
И тут Маша воочию увидела то, о чем мечтала. Произошло это меньше, чем через мгновение после появления в Машиной голове агрессивных мыслей.
Чья-то рука вцепилась «овце» именно в кудри, запрокинула ей голову.
«Так её!» - подумала Маша.
Но в следующий момент случилось такое, что Маша, позабыв обо всем, громко закричала.
В окошке появилась другая рука, в которой был блестящий и жуткий предмет. Наверное, скальпель. Горло курчавой однопалатницы пересекла багровая линия.
Маша заорала в голос. А Ваня спохватился и поволок ее вниз по лестнице.