Raider : Школа креатива. Урок 6. Back to school.

Хой, бразерс! Учитель Raider снова в школе! Некий новичок Видатов заслал нам свое вступительное сочинение Хватит херню писать! Потому что вот как твоя работа должна была выглядеть на самом деле:

Катя положила трубку и внимательно посмотрела на себя в зеркало. Лицо едва уловимо исказилось – хули, у такой кривой овцы, как Катя, уловимого искажения и быть не могло: весь ее ебальник был с рождения искажен до предела, - сказались папино пьянство и мамино блядство. Разгладилась улыбка, натянутость которой была неочевидна и неправдоподобна -после того как прошлой весной дворник, не разобравшись, в сумерках засадил ей в хлебало лопатой, перепутав с Тузиком – местным лохматым дворовым псом. Глаза задумчиво изучали знакомое до последней точки лицо… хотя нет, на этот раз они равнодушно и отстранено скользили по нему… нет, снова не то: они привычно отмечали все жизненные вехи: вот фурункул, который вскочил у нее еще в четвертом классе, но за прошедшие тринадцать лет так и не сошел. Бабушка говорила, что ее сглазили: не даром Вовка, что сидел с ней за одной партой, пытался снять с нее скальп – говорят, что волосы как-то используют для наведения порчи. Скальп снять, правда, Вовке не удалось, но ухо он Кате покоцал как надо, - доктор смог пришить лишь верхнюю часть, и то ниже, чем было, потому что держаться на прежнем месте ухо отказывалось. Вот ожог от утюга, аккуратно протянувшийся от пришитого уха до заячьей губы, – Кате нравилось гладить, но способностей к глажке ей бог не дал. Папа потом самолично погладил Кате рожицу в отместку за сожженную рубашку. Вот заячья губа, - … ну, про нее уже было. А вот шрам от бритвы – мальчики на первом курсе посвящали ее в студентки. Катя послушно прошла все обряды посвящения, включая еблю в жопу всей группой и табуреткой, а также «полную эпиляцию», необходимую, по словам Виталика, старосты, для полного посвящения. Мальчики говорили, что все без исключения студентки проходят через это. Косые взгляды и смешки однокурсниц Катю не смущали, потому что к ним она привыкла еще в школе. Ну, хули, заячья губа это вам не какой-нибудь прыщ на жопе. Хотя прыщей на катиной жопе было хоть отбавляй.
Изучив лицо, глаза скользнули ниже. Катя сидела вполоборота к зеркалу; немного повернувшись и расправив плечи, она внимательно осмотрела плохо различимую под телогрейкой, четырнадцать лет назад заботливо подаренной ей дедушкой в обмен на ее девственность, грудь... осталась, ясное дело, довольна. Грудь не входила в число ее самых больших внешних недостатков.
Принятое накануне решение казалось настолько закономерным, естественным, что спонтанность его не удивляла и, разумеется, не беспокоила. Страдавшей шизофренией и аутизмом Кате в голову приходили только спонтанные решения. Задерживаться на одной мысли дольше 8,43 секунды ее мозг физически не мог. Короче, как-то вдруг она поняла, что нужно делать, как тогда, десять лет назад, когда толстая девочка-пятикласница с годовалым фурункулом на морде, над полнотой которой все издевались, молчаливая и всегда испуганная (что, разумеется, резко сказывалось на калоотделительной функции) внезапно осознала, что все может измениться, стоит ей сейчас, вот прямо теперь согласиться заплатить ту цену, которая за это назначена. Не колебалась она тогда, ни о чем не думала и теперь. Правая рука рассеянно нашарила на столе полуржавый разводной ключ «Ижметзавод», которым мама размозжила папину голову еще три года тому назад. Родителей дома не было: папа остутствовал по только что изложенной причине, мама, в общем-то, тоже: ей оставалось сидеть еще семь лет. Слегка искривленные тисками пальцы (один раз Катя попала на урок труда к мальчикам), немного погладив рукоятку, удобно ухватили ее. Медленно согнув левую руку в локте и слегка вывернув ее запястьем наружу, Катя стала рассматривать не очень ясно видную под волосяным покровом руку. Все так же неторопливо она отвела кисть правой руки с зажатым в ней разводным ключом и… со всей дури уебала себе этим ключом по башке. Испуга не было, не было ничего. Она просто ебнулась сразу на пол. Хлынула кровь, сразу забрызгав зеркало, комод, ковер, пылесос, чайник, галошницу и телевизор. Катино лицо исказилось, но этого вряд ли бы кто заметил. Глаза оставались бесстрастными и голубыми. НУ и хуй с ними.
Зазвонил телефон, его трели долго разносились по пустой квартире. С улицы доносились взбудораженные крики детей, во что-то играющих. Если бы Катя могла чуть повернула голову, она бы увидела небо… Голубое, растворившее в себе солнце. Хотя нет, просто голубое. Как пидарас.
…
Я сижу в кафе, один, за небольшим столиком, пью пиво, иногда ем салат из пластиковой баночки, стоящей рядом с полупустым уже бокалом. Какого хуя баночка пластиковая? На хуй я вообще в это кафе пришел? Бомжи какие-то, пластиковые баночки… Ладно, похуй. Смотрю в окно слева. Потом справа. Думаю, как же лучше сказать: «Катя, ты заебала, покончи с собой…» Нет, наверное, слишком грубо. «Убей себя, сука!..» Нет, пафосно… «Киса, милая, хорошая моя, я тебя очень люблю, давай умрем вместе. Сначала я тебя зарежу, потом себя…» Хмм, сопли.
Звонок. Беру трубку. Але. Да, это я. Я и так сижу, чего надо? Умерла? Как, сама? Каким ключом? Разводным?!! Спасибо!

О-ля-ля!! Поперло!!! Интересно, как она там, на полу, с проломленной башкой?