дважды Гумберт : Отдыхай, Василий!

Мерно, в полном согласии с календарем, капали дни-октябрята. А казалось, возобновляется один и тот же, чарующий день, пронизанный ласковым светом и нежным ветром. И солнце, и ветерок, и краски осени, и праздные сомлевшие люди – всё было точно искусственным. Точно ясная нега бабьего лета не могла существовать сама по себе, но требовала какого-то потаённого напряжения или, наоборот, попустительства.
В один из таких погожих серийных деньков, два приятеля купили вина и отправились в городской зоопарк. Один был плотный, лысоватый, с изумленными глазами. Звали его Ринат. Ходил он вприпрыжку и вертел телом, словно избегал острых локтей. Второго, высокого, сутулого, с подозрительным взглядом, в потертом плаще, звали Василий. Он то и дело оглядывался. Длинные зеленоватые волосы собраны в хвост.
Ринат купил билеты, себе и Василию. Синие динозавры из гипса напротив входа чуть заметно пошевелились, когда друзья проходили мимо.
- Хорошо притворились, - неодобрительно похвалил Василий.
- А ты притворись живым! – захохотал Ринат.
В зоопарке было почти безопасно, но не безлюдно. В клетки с диким зверьем недоверчиво всматривались многочисленные дети. Самые меткие и любопытные принесли с собой элементы пищи. Василию дети представлялись вялыми и полупрозрачными, как слизни. Ринат посматривал на детей с хитроватой усмешкой. Он довольно хорошо, не по учебнику, знал их повадки, поскольку работал учителем в школе. К тому ж, у него имелись свои зубастые отпрыски.
- А ну, пацаны, раздайсь! – прикрикнул Ринат на пёструю стайку детворы. – Дайте-ка, отважные дядьки-естествопыты посмотрят в глаза медведю.
- Это просто пиздец! – через минуту грустно резюмировал Василий. – Да ну его нахуй, этого бурого мудозвона. Пошли отсюда. Так вот она, бля, какая – девственная природа!
- Жизнь! – с поучительным видом потянулся Ринат. – Жизнь не любит, когда ее со стороны расследуют. Каково же ему, самостийному, природному барину, быть на виду у человеческой мелюзги? Эй, пацан, не суй клешни сквозь решетку! Оторвет, как нехуй делать.
Глаза медведя были как бездонные колодцы чистой безликой ненависти.
Впрочем, животные мало интересовали приятелей. Даже прекрасные кошки. Почти не задерживаясь, Ринат и Василий прошли до конца аллеи и погрузились в чистый сосновый лес на склоне холма. Василий тут же расслабился, заулыбался, стал бормотать слова песенки: «such a perfect day». Ринат присмотрел лужайку с рыжеватой травой, достал из рюкзачка скатерку, пакет с ранетками и бутылку «Массандры». Василий извлек из-под готического плаща бутылку «777» и неловко подмигнул.
- О, бля! – отреагировал Ринат. – Не говори, что жизнь нелепа.

- Ну, отдыхай, Василий! – немного смущенно сказал Ринат и добавил: Наркоша херов.
- Долгих лет жизни и нихуёвого тебе процветания, раб божий Ринат, - ответил Василий.
Портвейн влил в приятелей отрешенную мудрую силу. Внизу, по дну лощины, тянулся частный сектор с присущим ему звукорядом неспешной уютной жизни. Золотистая дымка была рассеяна в атмосфере. Громада города ненадолго пропала из памяти.
- Чу! – сонное лицо Василия озарила идейка. – Нас наблюдают. Вот прямо сейчас.
- А! – с полуслова догадался Ринат. – Со странной улыбкой смотрят на нас, эти, с другой стороны?
- Я вот подумал, - важно вступил Василий, - что жизнь существует, устроена только затем, чтобы ее наблюдали. Без этого постороннего праздного любопытства она не имеет смысла. Лишена души. Мы смотрим на зверя или на куклу – и зажигаем в них жизнь. Мы смотрим на самих себя – и в нас образуется душа. Хуёвая, правда, потому что мы сами хуёвые. А когда в нас заглядывают они - в нашей жизни брезжит истинный смысл. Вся наша живая душа – в их не практичном к нам интересе. В их любовании.
- Ага, или в опытах. Да нужен ты им больно! – внезапно огрызнулся Ринат и завалился на спину. – Если ты даже здесь никому не был нужен! А они – так вообще неорганики. Для них вся наша жизнь – колыхание ажурной занавески. Так - пляска теней.
Мутные глаза Василия сузились от злобы. Он несколько раз выдохнул и небрежно сказал:
- А это не важно, кому и зачем. Главное – принцип. А он состоит в полной прозрачности нашего бытия. Здесь не укрыться. Ты понимаешь, как это важно? Мне вот – это точно не в кайф.
- А мне насрать, - отмахнулся Ринат, перевернулся на живот и захрапел визгливо.
Василий снял и аккуратно сложил свой кожаный исцарапанный плащ, расстегнул черную рубашку, расслабил передавивший горло галстук. Солнце, похожее на райское яблочко, уже миновало зенит и теперь, ускоряясь, закатывалось. Дунуло свежим ветерком, с нотками жухлого разнотравья и печного дыма. Кончался один из тех дней, когда на землю ступают боги.
Пустая бутылка «Массандры» валялась в траве. Василий встал, подобрал бутылку, пластиковые стаканчики и сложил это всё в карман рюкзака. Взял за горлышко непочатую бутыль «777» и медленно побрел вдоль опушки, перекатывая во рту терпкую жидкость. Время от времени, из его липких от портвейна губ выдыхалась измятая строчка песни, сочиненной заокеанским падонком Лу Ридом:
«You just keep me hanging on you just keep me hanging on».
Вскоре Василий опорожнил бутылку и бесстыдно метнул ее в лес. Она гулко ударила дном о ствол и покатилась по синтетической хвое. Василий сразу же ее пожалел, потому что отчетливо представил себя на ее месте. Выпит, отброшен, забарахляет окрестность. Конечно, захотелось выпить еще.
Стало смеркаться. Синеющая атмосфера казалась разумной и нестерпимо пустой. Стволы сосен окрасились в напыщенный ярко-оранжевый цвет. Василий посмотрел на часы и быстро пошел назад, с надеждой купить в парковой точке пива.
Вдруг из-за дерева, прямо навстречу Василию выкатилась высокомерная полыхающая многоножка, вся перевитая ослепительными струйками. Василий охнул, присел и зажмурился, точно его двинули по ушам и наподдали под дых. Вдобавок, его стошнило на руки темными клейкими массами. Пока сладкая боль бродила по телу, он стоял и смотрел на свои крапленые чернилами руки. И казалось ему, что деревья снова стали большими, а он – маленьким, добрым, наивным. Потом Василий очнулся и различил в десяти шагах от себя, за тонкой искрящейся кисеёй, Маньку Лядову, красавицу и отличницу, непостижимое существо, которой он когда-то прислуживал, таская до школы портфель. Манька смотрела на Василия со странной улыбкой. Ее золотистая челка взметнулась, она подбросила к его ногам изящную чекушку с рубиновой жидкостью. «Сангрия» - прочитал он на этикетке.
- Манька? Ты? – хмуро пробормотал Василий. Девочка выпучила глаза и, дурачась, сделала книксен и пионерский салют.
Василий подобрал бутылочку, свинтил крышку и присосался. Вино было густым и солоноватым. Почти сразу Василий почувствовал себя героем. Необычайно мощный и лучезарный приход накрыл Василия, или скорее, вознес, подбросил до самого седьмого, ЖК-неба.
Василия поразило то, как невероятно близка эта чудная полузабытая фейка из детства. При желании, он мог до нее дотянуться. Василий весь подобрался и облизнулся. Кротко улыбнулся, вложив в эту улыбку все свое личное обаяние, всё человеческое достоинство, коварство, покорность и несовершенство. И, затаив дыхание, чтобы не дрогнула кисея, стал медленно сближаться. Любопытное существо доверчиво хлопало ресницами, забавно гримасничало, безмятежно улыбалось в ответ.
Небесная Манька достала из-под накрахмаленного парадного передника прелестную сахарную ручку и зачарованно протянула ее навстречу.
С яростным рыком рванулся Василий вперед и успел впиться в потустороннюю конечность. Стал ее с урчанием грызть и рвать. Ручка девочки с удивительной легкостью отделилась от тела. Сама Манька пошла волнами, вспыхнула и пропала. И остался в распоряжении у Василия только – сперва нестерпимой горечи, хлёсткий щуп, а потом – и вовсе какая-то паленая мерцающая ветошь. Однако Василий был очень доволен собой. Так, словно выполнил свое главное предназначение. В упоении, он полетел через лес, чтоб обо всем рассказать Ринату. Бежал и не замечал, как его тело рассыпается от суетливой поспешности.
Когда Василий нашел товарища, тот его не видел, не слышал. Только сопел и досадливо морщился. Стряхнул с себя какой-то странный пепел. Прошел сквозь и, поёживаясь от прохлады, поплелся домой, к семье, напевая сквозь зубы: «Мы уйдем из зоопарка-а-а, а-а-а». У самого дома купил и быстро влил в себя бутылку «Пита».