Эдуард Багиров : Час зачатья я помню неточно

Детских дней рождения я практически не помню. Кром разве что одного - на шестилетие мой друг, одногодок Заур Цахилов подарил книжку стихов Маршака. Я был счастлив по уши. Ныне эта книжка лежит где-то у матери дома, а Заур Цахилов отбывает восьмилетний срок за мошенничество где-то под Ростовом. Но это другая история.

Потом из памяти вылетело всё, вплоть до шестнадцати. Шестнадцать лет я встретил на вокзале г.Самары, где торговал тогда газетами. К слову, я был первым, кто там начал этим заниматься. Начальником вокзала был добрейший мужичок, который не то чтоб строить препоны - он даже раскладную табуреточку мне подарил. Представляете сейчас себе такую ситуацию?

На газетах я ацки приподнялся, и начал возить из мордовской Рузаевки в Самару пиво. Оптом. В пассажирских вагонах. Потом мне проломили голову, и я вернулся в г.Мары, доучиваться в школе. Но это другая история.

Семнадцать - при незаконном переходе границы Туркмении и Афганистана, под Кушкой. Мы с другом тайно, в ночи везли на двух верблюдах... а вот что везли - не скажу. Потому что это другая история.

Восемнадцать - в собственном дворе г.Мары, накурились в хлам, как сейчас помню. Уже через месяц мне срочно пришлось бежать в армию - превед, незаконные переходы границы. Потом, так же срочно - из армии - превед, они же. Потом меня сбивали машиной, стреляли в меня из огнестрельного оружия, резали в подъезде ножом, выкидывали на асфальт с высоких этажей, и вообще всячески не давали скучать; в общем, всё заверте... и девятнадцатилетие я отметил уже на Пресненском централе г.Москвы, где, уже будучи осужденным, симулировал деятельное ознакомление с делом и приговором, чтоб якобы писать кассационную жалобу. Разумеется, писать ее всерьез я не собирался. Потому что и без того получил два года по статье, начинавшейся от, кажется, восьмилетки. Просто очень не хотелось пилить зимой в незнакомую зону. И, кстати, самые страшные ожидания тогда оправдались по полной программе. Но это другая история.

Двадцать лет - в зоне общего режима, в поселке Бакал Челябинской области. Было весело. Из двух буханок черного хлеба, энного количества растворимого кофе, пакетика "Юпи" и пары банок сгущенки, был изготовлен праздничный торт, который мы с коллегами по бараку и сожрали под праздничный чифир. Ни один из этих коллег не дожил до моего освобождения: почти все умерли в эпидемии дизентерии, которая свалилась на нашу зону в тот год. Почти все - это потому что один из них умер не от этого. Его зарезали. Слишком много выиграл в карты. Лично я и нашел его в промзоне, за нашим цехом - скрюченного, с выпущенными до кирзачей кишками, и уже одеревеневшего. Но это другая история.

Двадцать один год я встретил в славном городе Кулебаки, что на Нижегородчине. Ничего особенного не произошло, потому что я был на работе, за барной стойкой. Буквально накануне местный пупок решил повысить меня в должности, поэтому я и оказался в баре. А до этого после освобождения я работал сторожем на складе всякого барахла, которое потом распределялось по многочисленным и разнообразным бизнес-точкам этого пупка... Ну, да ладно, это другая история. Бар я вообще упомянул лишь потому, что вскоре после назначения я разбил бутылку водки о голову сильно зарвавшегося посетителя. Который оказался партнером этого моего пупка. Благодаря чему я вылетел с работы с волчьим билетом, и мой дядя-дальнобойщик довольно скоро высадил меня из своего КАМАЗа в г.Москве, у станции метро Авиамоторная. С двадцатью долларами в кармане, и консервой в целлофановом пакете. Нет худа без добра. А так, глядишь, до сих пор бы водку кулебякским алкашам разливал.

Дальнейшее опущу, пожалуй. Лень просто, да и так уже много букв слишком. Да и не уложится дальнейшее в один текст. В общем, через пару часов мне исполнится 34. И больше всего мне хотелось бы прочесть то, что я напишу по этому поводу лет через десять. Но так как это нереально, то и париться нечем. Сейчас вот без всякого приглашения среди ночи приедет Ренсон, мы скушаем пузырь-другой вискарика, вспомним былое, и, может быть, даже тряхнем стариной.