Силиконовый Буратино : Манная каша

Воспиталка снова недовольно ворчала, но мне было всё равно. Перед глазами неподвижно застыл мой указательный палец, а на нём - здоровая, сочная и аппетитная козюля. Я с удовольствием предвкушал момент, когда она будет у меня во рту и частично отобьёт противный привкус манной каши. И тут прозвучала фраза, заткнувшая мой аппетит куда-то очень глубоко: "Будем писюны отрезать",- строго заключила Ольга Ивановна. Я вытер козюлю об стул
и начал внимательно слушать.
Дальше последовало:
"Всем, кто мажет мимо унитаза. А теперь идите в туалет, а потом тихий час"
Я был в шоке. Хотелось зареветь, но надо было сосредоточиться. Мне предстояло без промаха пройти огневой рубеж. Я представил себя Франком Люком - известным немецким биатлонистом, который почти никогда не промахивался. В детском садике, он, наверное, не проливал ни капли мимо.
И вот, заветная мишень, ставки неимоверно высокие, (конечно, моей детской фантазии было недостаточно, чтобы представить кровавую кашу , оставшуюся после кастрации, но всё равно было неприятно) и я начал. Стартовал удачно: струя чётко лилась в центр сливного отверстия. Ни сантиметра в сторону!
Начался самый сложный этап - стряхивание. Но тут я злостно нарушил регламент соревнования: вместо стряхивания я резко натянул трусы и шорты. Практика показывала, что при мокрыми остаются только трусы: до шорт, как правило, влага не доходит, а на черных трусах желтизны не видно.
Беспроигрышный вариант.
Затем я внимательно осмотрел унитаз со всех сторон, и с удовлетворением понял, что отстрелялся без осечек. Внезапно мой взгляд остановился на соседнем толчке. Там обычно писал Илья, мой лучший друг.
"Капли! Ему отрежут писюн!",- я вспомнил, как в первый день в этом садике
Костаправкин и Гуськов ломали и отбирали мои игрушки, а Илья надавал им
по спине, не боясь проторчать полдня в углу.
Я не мог этого так оставить и достал из кармана носовой платок. Однако,
осуществить задуманное мне не удалось. Вошла Ольга Ивановна и со словами "пора спать" за руку повела меня к кровати.
Начался тихий час: кто-то спал, кто-то бесился, а кто-то стоял на шухере и
прислушивался к стуку каблуков. Батюкова, например, опять предлагала
показать писю за завалявшуюся у кого- нибудь жвачку Love is (интересно, а кем она сейчас работает?). Меня всё это не волновало. Илюха спал, а я не хотел говорить ему о том, что его ожидает.
НЕТ!,-решил я - Не бывать этому.В голове сразу созрел план: Ольга
Ивановна периодически выходила покурить. Надо было лишь попросить кого-
то смотреть в окно и говорить вышла ли она.
- Батюкова!, - позвал я её держа, на виду фантик от love is. Только внутри была скатанная бумажка. Она сразу привычно начала снимать трусы.
- Да не это!, - сказал я, - Смотри в окно, и крикни, когда воспиталка выйдет курить.
- А ты жвачку дай!
- Потом отдам. Честно-честно.
- Поклянись.
- Клянусь!, - мне всегда было стыдно нарушать обещания, но в тот момент это было меньшим злом.
В ожидании сигнала, я достал из-под матраца кучку своих отгрызенных ногтей и стал делать то, что и обычно в тихий час - составлять слова. Я не умел писать, но у меня хорошо получалось складывать печатные буквы из ногтей. В такие моменты я обычно думал о чём-то другом. Вот тогда, например, я вспоминал гаишников, которые каждый день торговали правами. Да, да, именно торговали правами. Просто был один интересный случай.
Маму остановил один гаишник (я тогда сидел на заднем сидении).
Притормаживая, она со злостью выпалила: "Вот козлы, а?"Гаишник подошёл к машине, мама открыла окно, и тут я во весь голос:
- Мама, а почему у дяди рогов нет, он же козёл?
Безрогая скотина рассердилась и попросила маму выйти из машины. Я даже
сквозь дождь заметил, как она даёт ему деньги. Уже дома я спросил:
- А что ты у него покупала?
- Права, сынок, права.
Вот я и подумал, что они торгуют правами...
Мои мысли прервал голос Батюковой. Вот он, сигнал! Надо было бежать. Я захватил носовой платок и внезапно обратил внимание на слово, составленное мной. "Нет" с восклицательным знаком. Оно вдохновило меня на подвиг. "Нет, я не допущу этого!",- звучал голос храброго супергероя у меня в голове.
И я пошел. Точно не помню, как я добрался до туалета. Помню, что аккуратно вытер капли и увидел под унитазом бежевый сдутый шарик. Любопытство пересилило страх быть застуканным воспиталкой. К тому же я любил шарики...
"И зачем было наполнять его манной
кашей?",- думал я, держа шарик перед
собой - "Ещё и прокисшей. Странные они, эти взрослые"
Я только собирался вылить содержимое в унитаз, как тётя уборщица подбежала ко мне и попыталась отнять у меня шарик. Во мне слились чувство собственности и испуг. Я с рёвом побежал из туалета, а уборщица за
мной. Как раз Ольга Ивановна уже зашла, и между нами произошло ДТП.
Естественно, я отскочил от её большой мягкой ножищи как от батута. Дальше я испугался ещё сильнее: Воспиталка как заорёт, как выбьет из моей руки шарик, уборщица как покраснеет...
Через минуту вокруг нас стояли любопытные дети и строили различные
предположения. Вот Илюха, например, сказал:
- А у меня мама - медсестра, она это на
пальчик надевает,- уборщица, в это время стала как одна из нас после
пакости. Судя по взгляду, Ольга Ивановна хотела её в угол поставить.
- А я в шкафах у папы такой находила. Думала, что жвачка, а оказалось шарик. Только надувается тяжело, - это была
уже Батюкова.
- Гусарские шарики!, - радостно вскричал Дима Поклажкин.
- Так, дети, всем спать!, - Ольга Ивановна.
Я не видел, что было дальше, но точно знал, что уборщица в чем-то провинилась. Для меня всё это было каким-то приключением и мысль о том, что я спас друга успокоила меня (а то ревел, как серена). Мама всегда говорила, что помогая людям, нельзя просить чего-то взамен, а тем более, когда помогаешь лучшему другу. Поэтому Илюха так и не узнал о моём слаломе в сортир, но после тихого часа на простыне осталось слово «Ура».