choock : Силосные немцы (репост)

Пробуждение было ужасным. Ваня хотел было нырнуть обратно в спасительную сонную бездну, но ничего не вышло – он проснулся. Дикая боль пронзила голову насквозь – от затылка до темечка, следом не замедлила явиться тошнота. А тут ещё и кровь гулко запульсировала в обоих висках и Ваня решил, что в ближайшее время не встанет с кровати ни за какие коврижки. Он сделал попытку засунуть болезненную голову под подушку, но вдруг резко открыл глаза и, как ужаленный, подскочил с кровати. Воспоминания событий вчерашнего вечера не соизволили милосердно проявиться постепенно, а возникли все и сразу – как обухом по той же многострадальной голове. Сначала Ваня застонал, а потом захныкал, как в далёком детстве. Только вот страдания детские не шли ни в какое сравнение с бедой сегодняшней.
- Ой, дурак, - запричитал Ваня, - Что ж я наделал! Всё насмарку… Зачем, ну зачем я с ними вчера напился…
Он скосил глаза влево и увидел, что зачинщики вчерашней катастрофы мирно лежат на своих койках – похмельные муки им ещё только предстояло испытать. Ваня обвёл взглядом барак – остальные кровати, естественно, было пусты. Вся бригада с семи часов добросовестно трудится на возведении второго корпуса молочно-товарной фермы. Яркие солнечные лучи, льющиеся сквозь окно, красноречиво свидетельствовали о том, что утро уже отнюдь не раннее. А может уже и не утро совсем, а середина дня. Тарелка на дощатой стене хрипловато наигрывала «Марш энтузиастов». Бодрости музыка не добавила, от неё только сильнее затошнило. Не обращая внимания на головокружение, Ваня, бросился будить своих горе - товарищей.
- Витька, эй, ну давай, просыпайся! – Ваня тормошил тело на ближайшей койке изо всех сил. Тело застонало, дрыгнуло ногой и попыталось отпихнуть навязчивого нарушителя спокойствия. Ваня стянул с Витьки шерстяное одеяло и бросился к соседней кровати.
- Проснись, Сашок, ну-ка вставай! Да поднимайтесь же, гады!!!
Витька уже пытался принять вертикальное положение, кряхтя и морщась. Сашок, то же лишённый одеяла, ещё какое-то время старался натянуть на себя валявшийся в ногах ватник, потом бросил это занятие и медленно сел на кровати, всё ещё не разлепив веки. Вид помятых опухших морд вчерашних собутыльников оптимизма Ване явно не добавил.
- Ну что будем делать? – в Ваниных интонациях явственно слышалась паника, - Вы хоть помните, что мы вчера натворили?
- Чё ты психуешь, Ванёк? – Витька, сидя на кровати, потянулся и сладко зевнул, - Орёшь с утра как оглашенный… Выспаться не дал…
Витька, как ни в чём не бывало, уже достал из под матраса бумагу, махорку и ловко заворачивал самокрутку - всё ему нипочём. Сашок, обхватив здоровенными ручищами голову, молча сидел на своей койке – то ли так плохо ему было физически, то ли моральные муки не давали покоя.
- Выспаться я ему помешал! Да ты понимаешь, что меня теперь не только из института попрут, но и из комсомола! Да нам товарищеский суд вчерашних безобразий ни за что не простит! – Ваня уже срывался на визг.
- Так, ну-ка хватит причитать как баба! – Витька сверкнул в Ванину сторону глазами сквозь папиросный дым. Потом добавил уже примирительным тоном – Спокуха, Ваня, спокуха… Как говориться, враг не прорвётся. Сашок, подымай свою головушку – обмозгуем наше дельце. Да, браты, вляпались мы, конечно по самые колени. Но не всё так плохо. Ты, Вань, сам посуди. Если нас хотели к ногтю придавить, проснулись бы мы не в своём бараке, а на нарах в здешней каталажке. Так или не так – да, совершенно верно. Ну и потом – ты у нас кто? Правильно, комсомольский активист. Тебе много простят. Я кто – сын полка. Я медалями своими тряхну если что, вмиг все заткнуться. Ну, Сашок, конечно у нас не такая замечательная личность, но и он не без заслуг. Да и мы слово замолвим. Понял меня, Ванёк? Своих не бросают…
В последнюю фразу Витька подпустил металла, но это не испортило общего успокоительного эффекта его речи. Паника Ваню отпустила, да и у Сашка взгляд просветлел.
- А теперь, Вань, садись рядышком. Выработаем, как говориться, стратегию общих действий. Заодно вспомним вчерашнее, что б показания одинаковые были. А то я что-то, как после драки к бабке за самогоном бегали помню, а что потом – как в тумане. Ну, пободрее, не ссыте. Наказать-то, конечно, накажут, но не по всей строгости закона. Так или не так – да, совершенно верно…

***

Сразу после зачисления в Кубанский сельхозинститут, когда состав студенческих учебных групп уже определился, Ваня имел беседу с комсоргом. На высокого, атлетического сложения Константина, новоиспеченный студент Иван Курепин смотрел с обожанием. Вот таким же уверенным в себе обладателем гордой осанки и честного взгляда он мечтал стать в будущем. До Вани уже дошли слухи об институтском комсорге Константине. Фронтовик, дошёл до самого Берлина, причём не просто поднимал боевой дух товарищей политинформациями, а воевал. Поэтому имел два ранения, кучу наград, в числе которых орден Красной Звезды и нынешний непререкаемый авторитет в ректорате. Константин поднялся навстречу робко протиснувшемуся в кабинет Ване, крепко пожал руку.
- Ну, здравствуй, здравствуй. Проходи, присаживайся, наслышан о тебе.
Ваня сел на самый краешек стула, от предложенной Константином папиросы вежливо отказался – не курю, мол.
- Молодец, что не куришь. И не пьёшь. Характеристика у тебя, братец, отменная, - Константин с улыбкой потряс кипой бумаг – Ваниными документами – Ты у нас и председатель совета дружины школьной пионерской организации, и секретарь комсомольской ячейки. Так держать! Глядишь, через пару лет торжественно в партию тебя примем! Если, конечно, помощником мне будешь хорошим…
- Я… Да я… Константин Фёдорович! – Ваня взволнованно вскочил со стула.
- Ну-ну, не волнуйся, - Константин добродушно улыбнулся, - Я в тебе, Ваня, и не сомневался. Вот тебе первое комсомольское задание. Скажи-ка, ты со всеми ребятами на своём курсе познакомился?
- Ну да. Конечно. Мы ещё абитуриентами все перезнакомились, со многими подружились даже. Жалко, что некоторые не поступили…
- А как тебе Виктор Ключко – с ним не сдружился?
- А-а. Это сын полка который? С ним-то особо не подружишь. Он и старше, да и разговор у него какой-то, ну… как у бывших заключённых, знаете… Ой, ну это моё мнение, – встрепенулся Ваня – он, конечно, человек заслуженный. Партизанский отряд, мотострелковая часть…
- Ай да Ваня! – засмеялся Константин – Ну, молодец! Не ошибся я в тебе. Чутьё-то как работает! Ты, Ваня, абсолютно прав. Виктор этот самый – чуждый элемент, классовый, так сказать, враг.
У Вани аж рот открылся. Как это? Герой войны, удачливый юный боец, который столько фрицев побил, а у самого ни царапины. Он даже вырезку из газеты читал про Витю Ключко – знаменитого сына полка. Сам Витка и показывал. Причём не каждый такого доверия удостоился. Витька своего геройства не выпячивал, не зазнавался. Константин, выдержав многозначительную паузу, продолжил:
- Виктор Игнатьевич Ключко, двадцать девятого года рождения, сирота, беспризорник. В тридцать седьмом году задержан краснодарскими милиционерами в ходе операции по поимке участников небезызвестной детской банды. На счету малолетних преступников – грабежи, убийства, хищения государственного имущества. Взяли их на месте очередного грабежа – обчищали продовольственный склад, предварительно убив сторожа. Все малолетки попадали под расстрельные статьи. К высшей мере приговорили только двоих совершеннолетних, остальные, в их числе и наш Витя, которому только девятый год от роду шёл, попали в исправительные колонии. Через три месяца Ключко вместе с двумя товарищами совершил дерзкий побег. В тридцать девятом – очередной арест – в городе Сочи. Квартирные кражи. На этот раз наш неугомонный знакомец ухитрился сбежать прямо из милицейской машины, через два часа после ареста, по пути в каталажку. Потом, как говориться, залёг на дно. До сорок третьего года о нём – ни слуху ни духу. В июле этого самого года он примкнул к партизанскому отряду знаменитого Захара Антонова. Война, никто не разбирался особо откуда пацанёнок взялся. Так и прижился в отряде.
С этого времени и начинается его карьера непримиримого борца с фашизмом. Дела его пошли в гору особенно после знаменитого освобождения генерала Красной армии Клюшникова. Ты эту историю, наверняка знаешь, но всё равно напомню – для полноты картины, так сказать. Так вот, Виктор и ещё двое подростков возвращались с задания – под видом станичной детворы производили разведку. Наткнулись в степи на небольшую немецкую колонну – грузовик, несколько мотоциклов и машина с пленным генералом. Вот тут дерзость Ключко и пригодилась. Трое пацанов с несколькими гранатами и автоматами не только выдержали бой с фрицами, но и победили. И генерала спасли. За это он первую медаль получил. Ну а после освобождения Кубани наш герой не успокоился – блистательное шествие в качестве сына полка до самого Берлина.
Исправился Виктор или нет – не нам с тобой, Ваня, судить. Уголовное прошлое – есть уголовное прошлое. Знаешь, говорят – бывших преступников не бывает. Скажу тебе честно – как комсомолец комсомольцу – меня о поступлении Виктора Ключко в наш институт предупредили ни где-нибудь, а в комитете государственной безопасности. Значит, есть опасения. Говорят этот самый Клюшников – генерал, в отставке, правда уже, но вес значительный до сих пор имеющий, покровительствует Виктору. Ты думаешь, он в институт наш как поступил? Ага, то-то, братец. Не прост наш герой, коль за его спиной московские начальники стоят. Отсюда вывод какой – бдительность нужна. Ключко, чувствуя безнаказанность, дел может натворить – о-го-го каких. Так что, Иван, твоё задание будет заключаться в очень внимательном отношении к этому человеку. Постарайся побольше с ним общаться, ну, а мне будешь каждую неделю докладывать о его, так сказать, душевном состоянии.

***

Получилось так, что Ваня Курепин быстро и незаметно попал под влияние обаятельного весельчака Витьки Ключко. Сначала Ваня беседы с ним вёл на политические темы, увещевал во время бесконечных Витькиных насмешек над окружающими. На замечания комсомольца Витька неизменно реагировал смехом и фразами вроде: «Ты с моё, Ванёк, жизнь похавай, а потом учить будешь». На это возразить было нечего. А потом Ваня стал ловить себя на мысли, что вечер, проведённый без Витьки – скучен и неинтересен. К феерии, в которую его сосед по комнате умел превращать серые будни, Ваня быстро привык.
Третьим жильцом их комнаты стал неразговорчивый, медлительный здоровяк Сашок. На вступительных экзаменах этот увалень знаниями не блистал, зато ловко разминался в институтском парке двумя двухпудовыми гирями, которые притащил с собой на поступление из своей станицы. За этим занятием его застал проходивший мимо декан агрофака – бывший тяжелоатлет. Восхищённый профессор сделал всё, что бы Сашок поступил. Честолюбивый декан славился воспитанием лучших спортсменов института.
Две недели весь первый курс агрономического факультета ремонтировал своё общежитие. А потом новоиспечённых студентов усадили в автобусы и отправили в станицу Старомышастовскую – на строительство, вернее восстановление, огромной молочно-товарной фермы. Это была месячная производственная практика, начало которой Витька предложил немного отметить.
Началось всё с безобидной бутылки вина, которую талантливый в таких вещах Витька добыл неизвестно где. Ваня сначала, конечно, отказывался. Не дело, мол, спиртное распивать в студенческом коллективе. Согласился пригубить стаканчик после того, как Витька сообщил следующее:
- Ты, Вань, абсолютно прав. Пьянство, ты сам знаешь, я тоже не приветствую. Но сегодня день какой? Правильно – четвёртое сентября. А в этот самый день ровно десять лет назад я своего первого фрица на тот свет отправил. Так что во славу советского оружия с нами даже Сашок не откажется выпить. Так или не так, Сашок? Да, совершенно верно!
Дружная компания, к которой примкнули ещё трое приглашённых Витькой сокурсников, приговорили бутылку вина в пять минут. С непривычки у Вани в голове приятно зашумело. Первый день практики студентов на работу не отправляли – предложили обустроится, продремонтировать кое-где в бараках окна, двери, получить постельное бельё. В общем, наладить нехитрый быт. Воспользовавшись свободой, Витька выдвинул заманчивую идею – сходить в станицу – «разведать обстановку», как он выразился.
Станичная молодёжь, наслышанная о приезде студенческого стройотряда, показала широкий размах южного гостеприимства. Студентов усадили за стол, накормили жареной гусятиной, угостили крепчайшим и вонючим самогоном местного изготовления. Ваня умилялся: «Вот, товарищи, смотрите! В Советском Союзе все как братья живут!» и пытался пустить скупую мужскую слезу.
Витька был в ударе. Травил анекдоты, удивлял всех карточными фокусами и умением выпить самогон без рук, зажав зубами краешек стакана. Новые друзья официально пригласили студентов на вечерние танцы. Обещали патефон и зажигательную кадриль в исполнении гармониста Антошки. Большинство дисциплинированных первокурсников засобирались домой. Витьки такой поворот событий показался несправедливым, и он высказал твёрдое намерение остаться до вечера. Изрядно захмелевший Ваня решил, что будет контролировать Витькино поведение. Ну и верный Сашок тоже, конечно, остался.
Контролировать пришлось самого Ваню. Именно он вечером на танцах навязчиво пытался познакомиться с первой станичной красавицей Олей. Местные несколько раз культурно намекали, что надо бы угомониться. Увещеваниям Ваня не внял и был ударен гармонистом Антошкой в ухо. Этот эпизод был замечен Сашком. Здоровяк схватил Антошку за шиворот и грубо встряхнул несколько раз, рыча при этом: «Ты чё это, шкет? Ты мне Ваньку не забижай!».
Кто-то перетянул Сашка по широченной спине скамейкой. Тот, бросив Антошку на землю, принялся размахивать кулачищами, круша зубы и носы молодых станичников. Боевой дух, разбуженный самогоном и ударом в ухо, Ваню изменил до неузнаваемости. Скромный и политически грамотный комсомолец с диким рёвом бросился в самую гущу драки.
Подоспел куда-то отлучавшийся Витька. Он вмиг оценил ситуацию и понял, что сила на стороне количества. Станичников было много, и они уже теснили двух бойцов к речке. Дипломатия не помогла – Витьку никто не слушал. Тогда сын полка сделал единственно правильный в такой ситуации шаг – протиснулся к своим, схватил их за плечи и проорал: «За мной – бегом марш!». Пробив брешь в нестройных рядах нападавших, Витька организовал отступление. Вернее побег с места сражения.
Бежали до самой околицы. Какое-то время разгоряченные станичники их преследовали, потом поотстали. Первым остановился Витька. Согнулся пополам, упёрся ладонями в колени, тяжело и громко дыша. Отдышавшись, разразился смехом.
- Ну, вы даёте! Ха-ха-ха! Бойцы невидимого фронта! Ну вот, а то ты всё время, Ваня, как постные щи – «братство народов», «гуманизм в массы». А массы тебе по морде, да в ухо! Теперь вижу, что ты мужик настоящий! Уважаю, как говориться, и горжусь!
Польщённый Ваня заулыбался. На Витькино предложение выпить по сто граммов за их крепкую дружбу залихватски махнул рукой и крикнул: «Давай!».
Дальнейшее помнил только крепкий Сашок. Впрочем, ничего интересного своим товарищам он об окончании загула рассказать потом не мог. Просто взял обоих сомлевших друзей в охапку и дотащил до самого барака.

***

Бригадир Виктор Иванович Манако студентам сразу не понравился. В отличие от председателя колхоза, расположившего к себе гостеприимным «Здорово, хлопцы! Вот так помощники – любо-дорого посмотреть!», бригадир даже не улыбнулся. Хмурый приземистый человечек обладал на удивление отталкивающей внешностью. Короткие кривоватые ножки венчало несоразмерное туловище, самой выдающейся частью которого было огромное и круглое как глобус пузо. На короткой шее восседала маленькая почти лысая голова – только несколько засаленных прядок пряталось за слегка оттопыренными ушами. Нелепо выглядели короткие, редкие рыжеватые усики. Над пухлыми щеками располагались выпученные глаза, плавающие за толстенными линзами круглых очков в проволочной оправе. В этих глазах легко читалось недоверие ко всем и вся, подозрительность и постоянное ожидание какого-то подвоха.
Подвох не заставил себя долго ждать. Председатель представил пухлого коротышку: «А это, ребята, бригадир - Виктор Иванович Манако. Ваш непосредственный начальник на всю трудовую практику. Надеюсь, что вы подружитесь…».
Из толпы студентов раздался чей-то голос: «Как вы сказали? Макака?». Конечно, это был неугомонный Витька Ключко. Не успел председатель рта раскрыть, как бригадир прорычал неожиданно низким голосом: «Я тебе покажу макаку, гадёныш».
«Это кто гадёныш, бригадир? – не полез за словом в карман Витька, - Смотри, будешь долго извиняться за нанесённое оскорбление!».
«Ну-ну, не ссорьтесь!» - примирительно забубнил председатель, - «Что вы моду взяли в первый день собачиться! Пойдёмте селиться».
Процедура приветствия и знакомства была скомкана. Манако во время шествия к баракам приблизился к обидчику. Рыкнул в полголоса: «Я твой длинный язык укорочу, щенок… Уж я постараюсь…». Дожидаться ответа не стал – ускорил шаг. Да Витька и не пытался ответить на колкость, только беззаботно расхохотался: «Ха-ха-ха. Ну, макака, ну, злодей! Ха-ха-ха!».
Возможность поквитаться с наглым студентом у бригадира представилась неожиданно скоро. Весть о разгульных безобразиях пьяных студентов настигла его этой же ночью. Станичники разбудили сначала председателя, а потом постучались и в окошко дома Манако. По описаниям в компании нарушителей покоя числился тот самый нахал, посмевший вступить в конфронтацию с бригадиром. Довольный Виктор Иванович потирал руки: «Попался, сучонок! Ты у меня попомнишь «макаку».
Экстренное совещание состоялось спустя полчаса в канторе – в кабинете председателя. Бледный руководитель практики – доцент Сергеев лепетал: «Я пытался с ними поговорить, но они абсолютно невменяемы – мычат как телята… Пьяные… Я не мог такого даже представить… Вот позор-то…». Председатель хмурился, потирая заспанные глаза. Бригадир рубил с плеча: «Пьяная драка! Вот так практиканты! Срочно надо сообщать в районный комитет партии и гнать таких студентов в три шеи!».
«Ты погодь, погодь, Виктор Иванович, не пори горячку – задумчиво вымолвил председатель и обратился к доценту – Вы, товарищ Сергеев, говорите - герой войны, комсомолец и лучший спортсмен? Вот так троица… Нельзя таких хлопцев вот так сразу по башке… Ну, оступились, ну, набедокурили… с кем не бывает… Завтра побеседуем. Уверен, что такого не повториться». Возмущённый бригадир слова был лишён. Порешили на том, что провинившихся студентов направят на самую тяжёлую работу – пусть проникнутся и вину свою осознают. «Скажем им, что направили сигнал в крайком, пусть потрясутся, а самих пошлем старую силосную яму расчищать. Ты, Виктор Иванович, завтра особо им не груби, разбудишь к обеду – пусть проспятся, и сам отвезёшь на Старый Карьер. Лопаты, кирки, ломы им выдашь, и пусть ковыряются».

(продолжение если чо)