Эдуард Багиров : Контркультура на зоне - 2.

По многочисленным, блять, просьбам читателей, пьеса будет разодрана на куски и выложена краткими частями, чтоб за её чтением не засыпать и не падать еблом об пол. Хотя многие как раз этого и заслуживают.

Краткое содержание предыдущей части. В ходе криминальных разборок в 4-м бараке осужденным Белкиным (он же Буйный) по беспределу был изнасилован (выебан в жопу) осужденный Культпросвет, он же Мишутка Жополиз. Осужденный Белкин отправляется в ШИЗО (штрафной изолятор), осужденный Культпросвет – в петушатник. Опять же в ходе криминальных разборок, но уже в 3-м бараке, был избит и едва не изнасилован смотрящий за общаком барака осужденный Зепп (он же Рулле), чудом спасенный матерым рецидивистом, осужденным Питоном (он же Филле), судьба которого после этих событий осталась за кадром. На общак в 3-м бараке волей смотрящего за зоной авторитета, осужденного Нотова (он же Виталя Драндулет), был поставлен барачный шнырь, осужденный Гоблингага, он же Грызун, который и закозлил Нотову осужденного Зеппа, что тот собирался слиться в 4-й барак, на что его зачем-то разводил одиозный лагерный интриган, осужденный Сфинкс, он же Мутный, вместе со своим дружком, осужденным Ренсоном, он же Харя. В результате этих событий осужденный Зепп был вынужден выломиться с кишером (баулом с вещами) из 3-го барака, но, учитывая его заслуги перед братвой, его не только достойно приняли в 4-м бараке, дав ему нижний шконарь и шныря, но ещё и смотрящий 4-го, осужденный Амиго (Пышный), принял в судьбе осужденного Зеппа самое деятельное участие, реально отмазав его очко перед Виталей Драндулетом.

Новые осужденные, пришедшие в зону с последним этапом:

Осужденный Херба, погоняло Рельса. Тощий и длинный, соответственно погонялу. Мажор. Нихуя не делает, кроме маникюра, ибо незачем – всё присылают с воли мама и папа. Поэтому живёт в 4-м бараке. Похуист и распиздяй, целыми днями шароёбится по зоне и глумится над шнырями и активистами. Срок – десятка за организацию схемы угона дорогих автомобилей с целью их последующего сбыта. По делюге проходит паровозом (организатором), оттого такой неебический срок. Спалился, когда реализовывал начальнику отдела ГАИ Юго-Восточного Административного Округа Москвы его же собственный Лексус, угнанный три дня назад.

Осужденный Жирсук, он же Васёк-Геронтофил. Погоняло привёз с воли, хуй его там знает, за что он его получил… Брат осужденного Хербы, но проходит по другой делюге – напиздил в страховой конторе, в которой работал, полисов обязательной автогражданской ответственности, и впаривал их у отделов ГАИ лоховатым покупателям сорок первых «москвичей» и прочих одров, за что и схлопотал полтора года. Несмотря на юный возраст - хитрый, продуманный и крученый, как поросячий хвостик. В зоне устроился неплохо – работает в бане на прожарке. В его обязанности входит прожарка горячим паром вещей моющихся осужденных на предмет избавления от вшей, блох и прочей мерзости. Короче, тоже нихуя не на промке пашет. Живёт в пристройке при бане, на зону подниматься стремается. Изредка появляется в 4-м бараке навестить брата и присунуть Ленке-главшпану вялого в тухлый отсек. Короче, живётся ему тоже неплохо.

Осужденный Мубыш. Приятель осужденного Локуста по воле. Такой же мудак. Погоняла не имеет, потому что на зоне его никто и не видел – сразу с этапа уехал в дурку, в которой и сидит уже двенадцатый год. Каннибал – наглушняк забил мясорубкой и сожрал сожительницу, за что и получил пожизненное. От вышки ушел чудом – подпал под мораторий, наложенный Ельциным на смертную казнь. В тюрьме на следствии был по беспределу пущен по кругу всей камерой, после чего не может держать сфинктером говно и постоянно срётся, ну и сцытся заодно. Реально буйнопомешанный, ебанутый во всю голову, неизлечим. Все психотропные лекарства в зоне уходят на него одного, но толку нет. Озелиптин жрёт пригоршнями, аминазин вёслами, но ему похую мороз. Все вертухаи зоны мечтают когда-нибудь пристрелить его при попытке к побегу, как бешеную собаку. Если не пристрелят – так и скорячится в дурке. Туда ему и дорога.

Осужденный Дачник, погоняло Репродуктор. Постоянно, без передышки гонит какую-то пургу, но складно, некоторых осужденных это иногда забавляет. Развлекает братву 4-го барака байками, поэтому имеет лапу, чтоб не ходить в промзону. Чувак безобидный и бессмысленный, поэтому живёт вроде неплохо, его нередко взгревают чифирком, ландориками, подгоняют ему барахлишко, так как дачки ему не заходят. Больше всех остальных ему уделяет осужденный Херба, так как если бы не байки Дачника, Херба уже давно от безделья уехал бы на дурку к Мубышу.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.

4-й барак. Осужденный Херба играет в нарды с осужденным Ренсоном. Осужденный Дачник, глядя в пространство, гонит какую-то пургу. Его никто не слушает, но ему это и не надо. Осужденный Крот драит продол раствором Фейри. Из-за угла, зашторенного грязноватой простынёй, слышны шепоток, пошлёпывания и смешки – там осужденный Жирсук совершает анальный половой акт с осужденным Мипёром. Осужденный Сфинкс негромко поёт.

Сфинкс (противным, гундосым голосом, с тошнотворным акцентом):
В Ащхабади, в пэрвом парке музиклар играитца.
Разным сортам девочкалар туда-суда шляитца.
Кто мине написал писмо, сразу дагадался.
Как ево прачитал я - сэрце мой парвался.
Ай джан, бадамджан, прихади мой лавка.
Будим кущать баклажан, курить зилёный травка.
Ай джан, бадамджан, какой ти харощий,
У минья дома есть ищяк
На тибья пахооожий.

Ренсон (потирая виски): Слы, Мутный… ещё десять минут твоих ебучих песен, и всё, пиздец – меня в дурку унесут… Кстати, о дурке, Херба, ты ж по зоне постоянно шаришься, чё там слышно про Дырку-то? Где он сейчас? Ему же, вроде, Буйный ебло сломал? (очень громко): Блять, Репродуктор, ты тоже ебало завали, заебал уже пиздоболить по беспонту!

Осужденный Дачник обиженно замолкает.

Херба: Ну да. Он сперва на медсанчасти лежал, три дня в сознание приводили. А потом он попался под горячую руку Бате, когда тот обход по зоне проводил, ну, тот его и ухуюжил на пять суток в ШИЗО… Слы, Мутный, в натуре, завязывай, бля буду! Крышняк сносит от твоих чурканских напевов.

Ренсон: В ШИЗО? Нихуясе… Там же Буйный сидит?

Херба: То-то и оно, блять. А Батя и не помнит, что Буйный ебло Дырке-то расхуярил, и закрыл, короче, Дырку в одну хату с Буйным.

Ренсон: Нихуясе!.. Муууутныыыый!! Хароооош пееееть!!!

Сфинкс (мечтательно): Эх вы, уродцы… нихуя вы в музыке не понимаете! Да я, блять, вырос на этих песнях! Да у меня, блять, ностальгия невъебенная! Да это же, блять, песня великого Какыша Сапарова, ёптыть! Да вы, нахуй, похоже, даже и не знаете, кто такой Какыш Сапаров, уебанцы?! (расстроено машет рукой): Да ну вас в пизду. (в сторону): Подумать только! Взрослые люди, а не знают…

Жирсук (выходит из угла, застёгивает штаны, блаженно щурится, улыбается): М-м-м, заебись! Ленка-главшпан сегодня в форме беспезды. Вялого на лету хряпает, как щука карася… кстати, о карасях. Чё-то мне подсказывает, что Дырка из ШИЗО снова на медсанчасть уедет.

В барак входит осужденный Зепп. Он поправился, рожа довольная, на нём новые прохаря и милюстиновый лепень, новые фуфайка, треух и очки, в кармане фуфайки пачка вольных сухарей. Ему живётся хорошо.

Жирсук: О, бля, Рулле. Ну и мурло нажрал. Где был, чё видел?

Зепп: Да заходил в первый барак, там щас Питон рулит на положении. Они же с Димой Питерским тогда чуть на перьях не разошлись, когда тот меня по беспределу гнобить начал. Вот и ушел в первый барак, хули. Зовет теперь меня снова к себе. Вот думаю…

Ренсон: Ну ты, бля, Рулле, пиздец. Неугомонный какой. Тебе чё, живётся хуёво, что ли? Жрёшь в три хари, книжки свои читаешь, как проклятый, чё тебе ещё за шило очко сверлит? Живёшь у нас только месяц, а уже, смотри, куфайка новая, хуё-моё, и сидор куревом набит, как терпила балабасами. Ну вот нахуя тебе первый барак? Смотри, бля, в этот раз доебуцца до тебя – век воли не видать, отпидарасят беспезды…

Зепп: Э-э-э, Харя. Не рубишь ты фишку нихуя… Кто я у вас на бараке? А? Да никто, блять. Так, дармоед. Жру, сру и чифирю только, да песжу сутками не в тему, а я так не могу. Мне стрёмно это. Я – натура деятельная. А у Питона на бараке я кто буду? А? Положеееенец! За общаком смотреть буду! Вот так-то, блять… А ты говоришь – куфайка.

Херба (ехидно): Угу, ёптыть… За каким общаком ты там смотреть собрался? Бгыгы. У Питона же там, на бараке кроме десятка кусков хозяйственного мыла, нескольких пачек «Дымка» вонючего да сидора с червивыми сухарями, и нету нихуя… Чтоб за этим смотреть, положенец и нахуй не усрался. А вот за сидором евоным присмотреть бы, бгыгы… я и сам бы хуй отказался. У него там, сцука, одного чаю, наверно, на весь Челяблаг хватит до блевоты обчифириться, и глюкозы, говорят, в «столыпин» не влезет нихуя.

Зепп: Я попрошу без грязных инсинуаций! Осужденный Питон – старый каторжанин, он привык иметь в кишере небольшой запас самого необходимого зэку минимального продуктового набора. И всё это чушь, что весь барачный общак у него в кишере спрятан! И вообще, он на пайке сидит, бациллы уже полгода не хавал!

Херба, Ренсон и Сфинкс, переглянувшись, дружно ржут.

Конец первого действия.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.

Штрафной изолятор (ШИЗО). Осужденный Белкин лежит на нарах, накрытых горчичного цвета пледом Linvosges, читает свежий номер журнала GQ. На Белкине махровый халат Versace и пушистые тапки Hermes в форме зайчиков. Осужденный Локуст сидит на бетонном полу, правый белкинский сапог растянут у него на согнутом запястье, он подносит его к лицу, осторожно, чтоб не потревожить Белкина, дышит на носок и аккуратно полирует мысок бархоточкой. В камере стоит запах какао, которое варится в железной кружке посредством кипятильника.

Белкин (бубнит про себя): Гм… гм… блять. И чё гонят-то, писаки? Одноцветие рубашки и галстука мы уже проходили, ёптыть. И сейчас, бля буду, это нихуя не так-то всё и просто. Вся тонкость тут в игре фактур ткани, век воли не видать! А эти пидары гламурные чё несут, блять? Охуели, суки. И ваще, блять, виндзорский узел сбоку беспезды тоньше всех выглядит, бля буду! Всех бы, блять, писак энтих, под нары бы загнал, сучар… (громко): Эй, Дырка!

Локуст (вздрогнув и уронив сапог): Чего изволите?

Белкин (встаёт, отвешивает Локусту мощный поджопник, тот отлетает к параше): Слы, падаль козья, блять. Во-первых я, блять, желаю, чтоб ты, сучара, не ронял мои прохаря. А во-вторых – поляну исполнил! Мухой, сучка!

Осужденный Локуст мечется по тесному помещению, накрывая поляну. Белкин, широко разевая рот, с подвывом зевая, безразлично наблюдает за ним. Пообедав, Белкин снова лежит на нарах и пристально смотрит на осужденного Локуста. Белкину смертельно скучно. И тут у него в глазах загорается какая-то мысль.

Белкин (потирая руки, радостно): Слы, Дырка… а ты ведь, сука, перед сапогом-то моим забыл извиниться, падла!

Осужденный Локуст в ужасе замирает, глупо выпучив глаза. Осужденный Белкин, засучивая на ходу рукава и расстёгивая ширинку, подходит всё ближе и ближе…

Конец второго действия.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ.

Медчасть. Дурка. Одиночная камера, она же палата. На стенах палаты накидана шершавая цементная шуба, камера глухая, без решеток. Откидная шконка спрятана в нише, посреди палаты стоит вмурованный в пол бетонный куб, заменяющий стул. На нём сидит осужденный Мубыш. У него открыт рот, слюни обильным потоком льются на воротник очень грязной смирительной рубахи, из штанин стекают на пол кал и моча. Руки у него надёжно затянуты сзади. Ко времени отбоя в палату обычно заходят два дюжих, не очень брезгливых шныря, и кладут осужденного Мубыша на откидную шконку, а по подъему поднимают и снова сажают на бетонный куб, где тот и проводит весь день.

Гремят запоры, тяжелые двери со скрежетом распахиваются, слышен мат вертухаев, звук мощного пинка, в камеру, прямо в угол у параши, кулем влетает осужденный Локуст. На нем нет штанов, жопа порвана, вымазана кровью и какой-то беловатой субстанцией, взгляд бессмысленный, отсутствующий, рот раскрыт в гримасе боли и ужаса, слюни текут на воротник вместе с соплями – ему уже вкололи десять кубов аминазина.

Мубыш (выпучив глаза, надсадно): Беспредеееел!!! Моего кента в жопу выебли! В жопу!! В жооопуу!!! Отпидарасили! Ну я вам покажу!!! Ааааааааа!!! Суки! Кацццапы!!! Лаврушники!

В камеру вламываются санитары, с размаху бьют Мубыша по башке дубиной, он заваливается набок, ему вкалывают дозу аминазина из огромного шприца. Осужденный Локуст сидит у параши, тупо глядя в пространство, ковыряя пальцем в порванной жопе, нюхая и облизывая его. Выходя из камеры, вертухаи вытирают об него свои сапоги, один из них бьёт осужденного Локуста дубиной в ебло. Осужденный Локуст теряет сознание, сползает по стене на пол, и так и остается лежать на полу в нелепой позе с пальцем в жопе и соплями на воротнике.

Конец третьего действия.

Продолжение беспезды следует.