фрейлейн Терговен : Дом с видом на указатель

Как-то летним вечером нас с подругой Иркой зачем-то понесло в центр города. Точнее, не зачем-то, а выпить пива. Как будто дома этого сделать нельзя.

Но нас понесло на городскую набережную. Впрочем, понятно, зачем. Там хорошо, там люди, а еще там воспоминания сидят под каждым кустом и строят рожи. Вон мелькнула физиономия неформала по прозвищу Чел -- он потом повесился, оставив записку с просьбой никого не винить в его смерти. Вот тут всегда сидели с дядюшкой Тимом -- у него сейчас семья, все хорошо, а ведь как за него тревожились, за его порой чересчур рок-н-ролльное настроение. Умный мужик, что говорить. Здесь в последний раз виделись с нашим героем курса Димкой, да что там курса -- всего факультета, умер от передозировки на четвертом курсе. И ведь не сказать, что наркоман был, наоборот, опыта не было, и дозу не рассчитал. В подъезде его нашли, с ним были первокурсники, перепуганные насмерть, и когда приехала скорая, они все еще пытались делать ему искусственное дыхание -- врачи потом сказали, что к тому времени он уже пятнадцать минут как был мертв. Сидят на лавочках, на газонах, пьют пиво под деревьями, орут под гитару пьяные песни -- друзья-товарищи, которых нет с нами, а иных уж и вовсе нет. Мне нравится бывать на набережной. Есть такое выражение: кошка привязывается не к людям, а к дому. Точнее, к тому месту, где она живет. Я тоже очень привязываюсь к местам, но здесь меня держат воспоминания. В последнее время я заметила, что у меня нет больше какого-то любимого времени года, а раньше была осень. Потому что накопилось столько разных людей и случаев, что, бывает, вдохнешь весенний запах сырого снега на грязных газонах -- ах! Это наш друг Тема, с ним мы примерно в это время года познакомились, и частенько сиживали бывали здесь на скамейках, в компании музыкантов. Конец ноября, колкий и неприятный морозец, ни зима, ни осень -- черт-те что. А у меня в памяти -- первый курс, как мы выбегали покурить на крылечко и ленились взять куртки, стояли в кофтах и водолазках, жалели бросить сигарету и мерзли. Я даже вспомнила, какая у меня в то время была водолазка -- серенькая, на замочке...

С подругой Иркой мы уселись, ни много, ни мало -- на газон. Потому что во время учебы в университете всегда сидели именно на газоне -- на лавочку все наши многочисленные компании бы не поместились. Мы подстелили куртки, которые взяли с собой, несмотря на июньскую жару, купили пиво и принялись разговаривать. Это дело мы любили и могли компостировать мозг друг другу часами. Я давно, еще на первом курсе, подметила, что людей, с которыми интересно не только в компании, но и наедине, не так уж и много. Уметь поддерживать разговор часами, при этом не пересказывая свою жизнь и ее забавные случаи, не жалуясь на родственников или начальство, а рассуждать на самые разные темы, от монументализма в искусстве до загадок в истории -- для этого нужно кое-что иметь в голове. У Ирки в голове помещается много всего, но в данный момент она вся была забита неким Виктором, с которым я ее сама познакомила, дура, на свою голову. Умница, из очень хорошей семьи, что наложило отпечаток на его внешность -- аристократические руки, взгляд с тонкой полуусмешкой, так и хочется сказать -- красавец, хотя красавцем в общем понимании этого слова он как раз не был. Но его внутренний мир -- для посвященного -- был очевиден. Для непосвященных он был просто добродушный тип, у которого можно занять денег и который всегда платит за стол, никогда не спрашивая, кто сколько чего заказывал. Презрение к вопросам денег -- тоже признак артистократизма, но некоторые любят презирать их, как бы это выразиться... эээ, за чужой счет. То есть как вы можете спрашивать о таком? Как говорить-то такое можно?! Хорошо, сколько там я тебе должен, ладно, сам посчитай, если тебе этого так хочется, на следующей неделе брат приедет из командировки или мама вернется с отпуска, я поговорю с ними. Именно так -- не возьму и отдам, а поговорю. Согласятся ли еще они на такую презренную вещь, как возврат долгов. Так что на многое не рассчитывай. И после такой фразы платившему было ясно: он просто "погулял" за своей счет хорошего человека, доброго знакомого, которого не переделать, но который может перестать быть добрым знакомым, если настаивать на своем. В конце концов, не так уж он много и потратил. Виктор тоже о деньгах никогда не заговаривал. Просто они у него были.

Ирка, вообще-то рацональная и трезвая особа, влюбилась во всю голову. Виктор тоже оценил ее шарм и непосредственность, и даже увлекся, но ненадолго. Мне показалось, он немного испугался -- Ирка обрушила на него такой шквал нерастраченных доселе эмоций, что это могло захлестнуть. Виктор стал игнорировать порой ее сообщения на телефоне, не всегда брал трубку и даже установил автоответчик. Что она там ему наговаривала, пока меня не было рядом, остается только гадать. Не сомневаюсь, что-нибудь страшное. Тогда Ирка взяла на воружение другую методу: нагрянуть неожиданно на такси и позвонить -- вот они мы, рядом, встречайте. Оставить друг девушек замерзать у подъезда -- не по-джентельменски, а Виктор был джентельменом в высшей степени. Одна Ирка в такие подвиги пускаться не рисковала, а мне казалось не по-людски бросать подругу, к тому же хотелось еще общения -- у Ирка болезнь под названием "ВиктОр" обычно начиналась после третьей-пятой бутылки пива, рановато, чтобы разбегаться по домам).

В тот вечер она выдержала довольно долго, потому что мы давно не виделись, и накопилось немало событий, требующих немедленного обсуждения. Сели мы около весьми вечера, а ближе к двенадцати ночи Ирка встала и объявила:

-- Идем.

Настроение у нас было хоть куда, поэтому я сомневалась, что идти она предлагает по домам. Ирка трезвым и решительным шагом, как будто шагала в свою будущую жизнь, направилась к стоянке такси, которая была рядом.

-- В Мыльниково, -- скомандовала она и устроилась сзади, не дожидаясь разрешения водителя и не договорившись о цене. Когда судьба, такие вещи ее вообще мало волнуют. Проезжая мимо ночного киоска, мы остановилсь купить по бутылке пива, и жизнь показалась нам прекрасной. Ирка ехала в светлое будущее, а я... просто ехала и беспричинно улыбалась. Может, просто песня по радио играла хорошая. Сейчас редко можно услышать хорошую музыку по радио, в магазине или кафе. Виктор ценит хорошую музыку -- классику, джаз, французских шансонье. Я его за это уважаю, как и за многое другое. Вот так прямо сейчас приедем, и я обязательно скажу ему об этом, -- Виктор, как я тебя уважаю. Ирка тоже молчала, наверное, исполненная радужных мечтаний, а может, размышляла о том, как скинуть меня с хвоста, если случится невиданное, и Виктор предложит ей остаться ночевать. Квартира у него была однокомнатная, и кровать тоже одна. Однажды я уже ночевала у него в кресле, и надо сказать, прекрасно выспалась. Чего не скажешь о тех двоих на кровати, но это так, к слову.

Ирка специально не стала ему звонить, чтобы не спугнуть своего появления. В чем тут логика, я не совсем понимала -- в подъезд мы без него не попадем, все равно придется звонить, и если он не захочет открыть, то может сказать по телефону, что его нет дома. Ах, ведь у него может гореть свет, и Ирка увидит это, а лгать Виктор не то чтобы не любил, а просто до этого никогда не опускался. Он уважал свою жизнь и не считал нужным что-то подправлять, подвирать в ней в глазах окружающих. Он жил хорошо и красиво. Ирка рассчиталась с водителем и первым делом посмотрела на окна. Плохо. Свет не горит. Но есть еще одно окно с другой стороны, возможно, там... Мы пошли обходить дом с другой стороны, с бутылками пива с руках, не очень вежливо выражаясь, когда спотыкались на своих каблуках о доски -- около его дома шел ремонт дороги, валялись какие-то куски чего-то, я в темноте не разбираюсь, были вырыты траншеи. Наконец мы дошли. Свет тоже не горел, но -- о, счастье! -- дверь подъезда была открыта. Мы поднялись на третий этаж и стали звонить в дверь по очереди, причем Ирка давила кнопку звонка с выражением такой решимости, будто она готова здесь стоять вечно.

Дверь открылась, но не та, которая была нам нужна. На площадку вышел сосед из двери сбоку -- видимо, эти трели его разбудили или просто нервировали.

-- Вы к Виктору?
-- А что, здесь уже живет кто-то еще? -- вопросила Ирка, скрывая за надменностью нешуточный страх -- а ну как и правда?... В конце концов, что мы о нем знаем? Виктор умело прятал свою личную жизнь.
-- Да нет, никто не живет, -- просто ответил сосед, симпатичный, кстати, парень. Пригласил бы нас в гости на чай. Видит же, что девушкам деваться некуда, в гости приехали, а их не ждали... Мы бы даже за пивом сходили. Видимо, у Ирки были похожие мысли, потому что она задала заведомо идиотский вопрос, явно рассчитывая задержать соседа подольше.
-- А вы тут живете?
-- Да, живем, -- ответил сосед, причем очень грамотно: как бы возвращая Ирке ее местоимение "вы", одновременно дал понять, что он-то, возможно, как раз живет и не один. Ирка поняла это, но грусти не выдала. Она вообще решительная женщина, за что я ее уважаю. Вот надо будет ей сказать об этом, когда выйдем из подъезда и сядем на скамейку и будем допивать свое пиво. Иного развития событий я не видела. Но я плохо учла свою подругу.

-- А вы не скажете, где ваш сосед может быть сейчас?
-- Он на дачу уехал, -- ответил парень, уже повнимательнее задержав свой взгляд на подруге. Прозрел наконец, какое сокровище к тебе явилось без преупреждения? Накрывай на стол, а мы уж, так и быть, до магазина.
-- А где у него дача? -- требовала Ирка.
-- На тридцать пятом километре, где поворот направо, к заливу. ПОмните?
-- Да, помним. Спасибо, -- Ирка, слегка расслабившись от таких известий, наконец сочла нужным послать ему улыбку, и стала спускаться. Когда я обернулась, чтобы поблагодарить парня за сведения, в глазах у него наблюдалась некая растерянность. Мы вышли из подъезда, устроившись на лавочке неподалеку, и я уже хотела продолжать разговор за жизнь, который мы так удачно вели сегодня весь вечер, но Ирка сделала знак: "подожди немного", и набрала номер.

-- Да. Здравствуйте. Мы в Мыльниково находимся, машинку как скоро можно ожидать? Поедем на тридцать пятый километр. Да, поворот направо. Там заезд к заливу.

Ирка говорила так уверенно, как будто всю жизнь вызывала такси на дачу к бедному Виктору, которого, чувствую, ждет хороший сюрприз вроде двух поддатых барышень, требующих общения. На даче он наверняка уже спит, время час. Пока доедем -- будет два, если еще машина подойдет сразу же. Машину пообещали через десять минут -- как раз хватало, чтобы допить свое пиво и обсудить, какую глупость мы собираемся сделать.

-- Морозова, скажи, я дура, да? -- без обиняков спросила Ирка.
-- Конечно, -- так же честно ответила я, -- и я тоже дура, что на эту авантюру соглашаюсь. У меня же денег нет. Случись что -- я оттуда не выберусь.
-- Я тебе займу до зарплаты. Пошли. Вон наша машинка едет.

Ехали почти молча, только Ирка все пыталась занимать водителя разговорами. В основном выпытывала, хорошо ли он знает ту местность, ведь не зря послали именно его. А может, у него там дача? Нет? А у знакомых он так ни разу не бывал? В конце концов водитель включил музыку погромче.

Когда приехали на место, возникло сразу две трудности. Прежде всего, мы накатали на сумму пятьсот пятьдесят рублей, у Ирки же были только сотеные купюры, а у водителя не оказалось сдачи. Во-вторых, обнаружилось, что на берегу залива множество садоводств, и мы понятия не имеем, где искать нужную дачу. Ирка попробовала отойти от правил и все же набрать Виктора, но он был недоступен. Кстати, как-то в разговоре он упоминал, что у него на даче не везде есть прием. Ирка нашла решение, убивая двух зайцев сразу:

-- А вы нас покатайте на пятьдесят рублей, а мы пока его дачу поищем.

Идея казалось безумной, но водитель на нее согласился. Видимо, потому, что не видел другого выхода -- сдачи-то все равно не было. И еще потому, что, видимо, хорошо усвоил истину, которую часто повторял мой муж: девки -- бешеный народ. С пьяной женщиной лучше не спорить. Вообще-то мы были не пьяные, держали себя вполне пристойно, хотела я сказать водителю, но забыла, к какой фразе разговора хотела это привязать, и промолчала. В конце концов, нас ждет ПРИКЛЮЧЕНИЕ. Я с детства обожаю приключения, и они меня тоже. Ночью, за кучу километров от города, в незнакомой местности -- а луна светит, ночь теплая-теплая, и, возможно, мы еще искупаемся в заливе. А Виктор удивится, какие мы смелые, экстремалки, купаться ночью, протянет нам руку помощи и поведет в свой домик, пить чай, а мы сходим за пивом... С какой стати Виктор станет искать нас ночью в заливе, раз даже не знает, что мы приехали, я как-то не подумала.

Наконец мы доехала до развилки. Там было несколько указателей с названиями садоводств: "Южное", "Центральное", "Юбилейное" и "Радист".

-- Вам куда, девчонки? -- спросил водитель. Если бы мы знали. В конце концов, кто из нас троих мужчина?!
-- Тебе как кажется? -- обернулась ко мне Ирка.
-- "Радист", -- сказала я почему-то без запинки. Может, потому, это название единственное было мужского рода.
-- Мне тоже, но ты объясни, -- попросила Ирка, -- мы сравним.
-- Ну... -- я стала пространно, и, как мне казалось, логично излагать ход своих мыслей, -- помнишь, он нам у тебя дома аську устанавливал? Мы еще запутались и не могли разобраться, а он быстро все сделал. Значит, он разбирается в компьютерах. А у меня есть знакомые, они тоже разбираются в компьютерах, и учились в университете на отделении радиофизики. Значит, "Радист", -- уже уверенно заключила я.
-- Я тоже так думаю, -- удовлетворенно сказала Ирка, -- пошли. Спасибо! -- это уже водителю. Мы выбрались из машины и потопали на своих каблуках туда, где горел свет. Как оказалось, шли мы правильно -- свет горел на крыльце круглосуточного магазина. Мы купили пива и отправились искать берег залива. На наше счастье, спуск к воде оказался вполне приемлемым. Мы разулись, сняли платья и пошли в воду. Она оказалась теплой, как говорят в таких случаях -- как парное молоко. Я ни разу не купалась в парном молоке, но, думаю, что ощущения примерно схожи. Мы сели в воду поблизости от берега. Выходить не хотелось, говорить тоже. Впрочем, мы только вышли, чтобы взять свое пиво, и пили его, как бегемоты в Африке -- не выходя из воды, сидя в ней по шею. В это время у Ирки зазвонил телефон. Оказалось, Виктор прочитал сообщение, которое мы успели ему отправить. Наше сообщение поражало своей краткостью -- "Мы на заливе. Приходи".

Сказать, что Виктор был зол -- значит выразиться крайне корректно. Он был... он трепетал от ярости, голос его дрожал, он велел не сходить с места, сейчас он придет, и нам мало не покажется. Мы обрадовались и стали ждать Виктора. Он появился минут через пять, значит, мы правильно угадали с садоводством. Когда мы обернулись, обнаружив его появление, он стоял на берегу с двумя платьями в руках и потрясал ими, видимо, мечтая так же крепко держать в руках наши шеи. Мы ничего не имели против, только чтобы потом он все же провел нас в свой уютный дворик, заросший глициниями... Почему глициниями? -- наверное, вспомнилась песня Новеллы Матвеевой: "Где-то есть страна Дельфиния и город Кенгуру. Ласково цветет глициния..."

-- А у тебя есть глицинии в ограде? -- осведомилась я.
-- Что?! -- Виктор от неожиданности, наверное, хотел сказать резкость, но подумал, что я вряд ли была инициатором этого безумного путешествия в три часа ночи. Да, пока мы купались, уже пробило три.
-- Так. Девки, -- жестко начал он, -- сейчас быстро сохнем. На мокрые тела я вам платья надевать не разрешу. Потом тихо -- слышите, тихо! -- даже бесшумно проходим ко мне, и быстро ложимся спать! Поговорим утром, у меня отец спит.
-- Да? -- озадачились мы. Отца мы как-то не учли. И вообще настроение стало стремительно вянуть -- ничего себе приключение, ни поговорить тебе по-человечески в тихом дворике при свете звезд, ни попеть душевно -- я как раз сочинила новую песню и рассчитывала ее исполнить. И ради этого мы тащились в такую даль? У меня появилась даже некоторая злость на Виктора -- ехать так далеко, чтобы он нас уложил спать? Но Ирка иначе сориентировалась в ситуации. Видимо, она помнила, кто был зачинщиком.
-- Витя, -- потупив лицо, попросила она, -- не ругайся.
-- Да?! -- от ярости от даже сделался вежливым. -- Не ругаться? Да я вас убить должен. Вашу мать, -- не выдержал он, -- ночью, вдвоем, да вас увезти, убить, изнасиловать могли, хоть бы кто-нибудь знал, что вы сюда поехали! Где бы вас потом мужья искали?! Привыкли... -- и он сплюнул. Видимо, мужская солидарность сейчас была превыше. -- Позвонить-то мне не могли?!
-- А ты бы сказал, чтобы мы не приезжали, -- скромно, как девица, выкрутилась Ирка, -- а так, видишь, как хорошо. Мы приехали, ты дома, искупались даже...
-- Пошли, -- кратко распорядился Виктор, видимо, решив, что дальнейшие пререкания бесполезны. Но дойти в тишине не удалось -- Ирка то и дело просила не ругаться, а Виктор, молчавший до того, именно это делать и начинал.

Войдя во двор, я вспомнила, что в сумке у нас еще три бутылки пива (Виктора мы тоже учитывали), достала его из сумки и жестом предложила окружающим. Ирка ожила было, но посмотрела на Виктора и загрустила. Он явно был не расположен пить в четвертом часу утра и сообщил об этом довольно прямо. Ирка вновь стала уговаривать его не ругаться, мне это довольно скоро надоело, я составила бутылки у домика и пошла. Я не сомневалась, что, лишившись публики, им станет неинтересно, и они быстренько помирятся общеизвестным способом.

Меня никто не хватился. Я быстро нашла дорогу, без проблем отыскала перекресток с развилкой. Проблема возникла позже: оказалось, я не запомнила, с какой стороны мы приехали. Никакого шума машин не доносилось -- от основной трассы мы отъезали километров на десять. Это потом выяснилось, а тогда я думала, что дойду резво и с песнями. Было не по себе, но я, бодро напевая (читай -- привлекая внимание лесных разбойников), направилась в первом попавшемся направлении. Отшагав около километра, я подумала, что, возможно, иду не туда, и вернулась. Выбрав другое направление, я двинулась в нем, но потом опять остановилась из тех же соображений. Все это время названивали Ирка и Виктор, поочередно. Поначалу я добросовестно отвечала, что у меня все в порядке, на вопрос, где я, честно говорила, что понятия не имею, топаю в сторону города, а где он, этот город -- сия задача мне не по силам. Потом они мне надоели оба, и я выключила телефон, предварительно послав Виктору сообщение: "Спи спокойно, старый слон". Видимо, в тот вечер меня тянуло на экзотику -- то бегемоты, то кенгуру.

-- Набегают волны синие, зеленые, нет. синие. Набегают слезы горькие -- как же это без меня? -- распевала я, стараясь петь погромче, чтобы отпугнуть возможных разбойников. Метрах в пятистах маячил огонек. Маячил -- от слова маяк, вот и я пошла на этот огонек, как на маяк, чтобы спросить наконец -- где же трасса? Ночью добираться удобнее, если у вас нет денег -- днем люди, как правило, жадные. Дойдя на дома, над крыльцом которого горел мой свет-маячок, я решила привести себя в порядок, хотя бы причесаться, и, пока я причесывалась, свет погас. Я немедленно спрятала свою расческу и постучалась.

Дверь открылась, хотя не скоро -- видимо, хозяева уже легли спать.

-- Здравствуйте! -- начала я, стараясь придать доброжелательность своему голосу, слегка осипшему от ночого пения, -- Не скажете, где тут трасса? А то я иду, иду...
-- Далеко трасса, -- сурово ответил открывший, мужчина лет шестидесяти, -- ты не дойдешь. Иди спать ложись, утром на автобус сядешь.
-- Да у меня денег нет на автобус, -- объяснила я, -- сейчас еще можно так доехать...
-- Ну, красота. Ты как здесь оказалась-то? Заходи, нечего стоять.

Я вежливо вошла.

-- К друзьям приехали в гости. А они ссориться начали, я ушла.
-- Разодрались, что ли? Садись, чайник еще горячий, пей вон.

Я огляделась. Порядок в доме был какой-то уютный, основательный -- именно так живут одинокие холостяки.

-- А я не помешаю? -- на всякий случай спросила я.
-- Нет никого, я один живу. Сторожем тут работаю.

Мне опять повезло. И почему таким, как мы с Иркой, вечно везет?

-- Да нет, у меня друзья хорошие, интеллигентные, -- пояснила я, прихлебывая чай. -- Просто у них так любовь странно проистекает, они все время ссорятся.
-- Хороши друзья. Отпустили одну, ночью?
-- Нет, они звонили, -- запротестовала я. -- они правда хорошие. Только я заблудилась и не могла сказать, где я, да и возвращаться не хотела. Они только при мне ссорятся, а без меня -- нет.
-- А муж твой где? -- спросил сторож, углядев кольцо на пальце.
-- На даче.
-- Хорош муж, -- снова покачал головой сторож, -- знает, что ты одна неизвестно где...
-- Откуда же он знает? -- вступилась я за мужа, -- он спит сейчас. Он думает, что я дома.
-- Хороша жена. Вот кровать, ложись, я тебе постелил.

Я улеглась, думая, что долго не усну, но уснула на удивление быстро. В деревянных домах вообще всегда легко дышится и хорошо спится. Утром я открыла глаза, бодрая и довольная. Никаких отрицательных ощущений от выпитого вчера пива не было. Да, впрочем, у нас была хорошая прогулка, чтобы оно выветрилось. Сторож уже налил чай и нарезал бутерброды.

-- Проснулась? Вода вон там, в кухне. Умывайся да садись чай пить.

Два раза просить не потребовалось. Я умяла три бутерброда с колбасой и два -- с маслом и сыром.

-- Вот тебе пятьдесят рублей, -- сторож протянул деньги, -- автобус через пятнадцать минут. Остановка прямо около дома. Увидишь.
-- Спасибо, -- поблагодарила я, пряча глаза, -- я вам верну через два дня. Нет, уже через день.
-- Да ладно. Захочешь -- вернешь, не захочешь -- не вернешь. Если меня не будет, спросишь сторожа. Александр меня зовут.
-- Хорошо.

Уже сидя в автобусе, я включила телефон. Позвонила Ирке, сообщила, что все в порядке, еду домой, поток излияний прервала фразой, что телефон садится, а мне еще по работе звонить. Потом звонил Виктор, я отключилась, предварительно известив его сообщением, что телефон почти сел.

Через несколько часов мы встретились с Иркой в городе. Она рассказала свою часть приключений, я -- свою. Оказалось, что Виктор, и правда, прекратил ругаться сразу же, как обнаружилось мое исчезновение, оба встревожились, Ирка заключила, что во всем виноват он, и решила последовать моему примеру. Когда Виктор отвлекся, она так же бесшумно проникла за калитку, но пошла не в ту сторону, откуда мы пришли, а в противоположную. Наткнулась на компанию выпивающих гуляк на джипе, хотела спросить у них дорогу, ребята обалдели от того, какое счастье вышло к ним из леса, Ирка стремительно бросилась назад, ребятки -- за ней, но не догнали. Виктор поехал искать ее на машине. Когда ее осветили фары, Ирка кинулась прочь и залегла в траве в нескольких метрах от дороги. Виктор подошел, потрогал ее, как прикинувшегося мертвым медведя, сгреб в охапку и потащил в машину. У Ирки от пережитого стресса и тревоги за меня лились слезы, он принялся успокаивать ее и успокоил, как умел. По словам подруги, умел он это хорошо. Поиски меня успехом не увенчались, и оба решили спать за неимением лучших идей.

После того приключения нам достались на память напрочь испорченые отношения с Виктором и долг в виде пятидесяти рублей, который предстояло вернуть. Возвращать мы его решили не абы как, а ехать непременно автостопом, в теплую погоду и днем, причем постановили взять с собой исключительно вина. Но то погода на выходные была не очень, то вина подходящего в магазине не было, то мешало еще что-нибудь, но лето кончилось, а долг мы так и не вернули. Наступила зима.

Мы с нетерпением ждали весны, чтобы закончить наконец свою эпопею с долгом. Весна закончилась, наступило лето, отцвел май, отблагоухал июнь, июль стремительно жарился, продвигаясь к своему концу. Ближе к августу мы все же собрались в путешествие. Купили вино, перелили его в пластиковые бутылки по пол-литра, чтобы удобнее было прихлебывать в пути, и двинулись. Ехали с пересадками -- сначала нас довезли до поворота на детский лагерь, высадившись, мы не сразу принялись голосовать, а сначала посидели немножко в лесу, на бревне, наслаждаясь воздухом и пением птиц. Потом доехали до поворота к заливу, прогулялись немного в сторону садоводства "Радист", и наконец очередной добрый самаритянин довез нас оставшиеся десять километров.

Нашли нужный дом, постучались. Никто не открыл. Долго сторож отсутствовать не может, скорее всего, вышел по делам, решили мы. Подсунули под дверь пятьдесят рублей вместе с запиской, что это и кто мы такие, пообещав зайти позже. Без проблем отыскали уже знакомый магазин с лампочкой на крыльце, купили еще вина и отправились купаться. Все это время мы радовались, какие же мы все-таки пунктуальные: пусть спустя год с лишним, но все же доехали, не забыли, а то, что времени много прошло, так это даже лучше -- человек, наверное, уже и не ждал, а тут такой сюрприз.

Накупавшись вдоволь, мы, радостные от предстоящей встречи, снова пошли к дому. Я отчего-то волновалась, как будто встреча предстояла с хорошим друзьями. По сути, так оно и было, Александр -- человек, несомненно, хороший, а то, что я знала его меньше суток, тоже веселило. Нас отчего-то все веселило в тот день...

Дверь на крыльцо была открыта. Мы подошли, постучали о дверь. Записки и денег на полу не было. Это хорошо, значит, он уже знает, с кем имеет дело -- с девушками порядочными и умеющими держать свое слово. На стук вышла молодая женщина с ребенком на руках. Девочке на вид было года полтора. "Наверное, внучка", -- решила я.

-- Здравствуйте, -- начали мы, -- скажите, пожалуйста, а как Александра можно увидеть? Мы ему долг привезли, хотелось бы объяснить лично.
-- Да, я нашла тут бумажку, -- женщина вынула ее вместе с запиской из кармана халата, -- не поняла ничего, какой долг? Так это вы оставили?
-- Да, а где хозяин-то? Он сторожем тут работает.
-- Я не поняла, о ком вы, -- растерялась женщина, -- записку я прочитала. Здесь мой муж сторожем работает, но он не Александр. Вы спросите рабочих, может, они знают?

Рабочие курили неподалеку, они строили что-то, похоже, баню. Мы подошли, повторили свой вопрос. Рабочие не знали никакого Александра.

-- Может, ты дом перепутала? -- осторожно спросила Ирка.
-- Да нет же, -- нетерпеливо возразила я, -- вот крыльцо то самое, вон указатель прямо напротив дома.

Наконец один из работяг встал, подошел к нам.

-- Вы, наверное, про бывшего сторожа?
-- Ну... -- растерялась я, -- наверное, бывший, раз теперь тут новый живет. А где старого искать, не подскажете?
-- Пожилой такой, седоватый?
-- Ну да, с военными такими замашками, -- обрадовалась я, -- строгий такой... Лет шестьдесят.
-- А, -- работяга переглянулся с еще одним, который тоже подошел и внимательно слушал, -- убило его. Две недели назад. На столб полез провода чинить и... Поздно, девчонки, приехали.
-- Спасибо, -- машинально поблагодарила я, не заметив, что забыла стереть с лица дурацкую улыбку. Медленно двинулась к остановке.
-- А деньги-то? -- окликнула женщина. Она слышала разговор.
-- Не надо, -- проговорила я и по глазам Ирки поняла, что она хотела сказать то же самое, -- мы же все равно должны ему были...

Прошли, сели на остановку. Говорить не хотелось, да и о чем?

Эх... Долги наши, долги. И когда мы научимся возвращать их вовремя.