Манаев : В Ожидании Дождя

Сижу у окна. Сигарета, чашка горячего кофе. Утро. И светит солнце, и желтеет листва… Осень балует нас тёплыми ясными днями. Да, балует, но лучше бы уж шёл дождь. Первое октября. Ну же! Приласкай мою изнеженную трусливую душу своими влажными ладонями. Дай мне очередной повод, маленький шанс укрыться от назойливо-радостной вселенной. Я всего лишь хочу услышать шорох падающих капель в жёлтых листьях каштанов. Так мало. Тишина.

Раздражённо втягиваю дым. Кто я? Очередная бездарность, спрятавшаяся от посторонних взглядов в самом центре огромного десятиэтажного муравейника на окраине Саратова. Провалиться ему! Кому? Какая разница? Этот город или другой. Этот дом, или чуть больше, или чуть меньше.

Кто я? Автор нескольких сотен бестолковых стихов, десятка сумбурных рассказов. Всё – мусор, но плохо не это. Куда хуже – знать, что пишешь плохо и не иметь возможности остановиться. Недавно кто-то познакомил меня с одной юной особой:

— Знакомьтесь…

— Привет! Я – Бетти!

— Привет! Ну, я тогда – Манай… Дед Манай!

— А, очень приятно…

— Взаимно…

— А чем Вы занимаетесь?

— Стихи пишу…

— Да? Я тоже!

— Вот как!? (ужас какой!)

— Ага, у меня где-то чуть больше тысячи хокку! Ну и так ещё…

— Хммм… Неплохо…

Чёрт! Что за чушь такая?! Тысяча глупых трёхстиший, и куча прочего хлама. Зачем всё это? Но она счастлива! Она не знает, что пишет ужасно (а как же ещё?!). Она не знает, что послание, растворённое во всём этом псевдояпонском великолепии, не достигнет своей цели, не затронет чьи-либо чувства. Она не знает, что никому ни до кого нет дела. И продолжает строчить: две тысячи хокку, три тысячи хокку… Банзай!...

Она ничего не знает. А я знаю, но так же как она не могу сказать: «Всё! Хватит морочить людям голову!» Не могу, потому что боюсь: а вдруг всё накопившееся где-то внутри меня мыслительно-чувственное дерьмо, выйдет из-под контроля и хлынет мутным вонючим потоком наружу, смывая по пути остатки моего рассудка… Нет, лучше уж медленно сводить с ума странных людей, имеющих неосторожность проникнуться моими словоиспражнениями. А есть ли такие? И сколько их? Четыре? Пять? Не имеет значения!..

Делаю глоток уже остывшего кофе. Что за дрянь?! Похоже, я снова попался. Похоже, мои раздумья опять поимели мой желудок. Так всегда. Надо бы к этому привыкнуть, да я как-то забываю. Ну что же, вот ещё одна сигарета. Вот ещё один день. Вот ещё одна страница. Всё идёт как по маслу. Или катится. В тартарары. Не унывай, чувак! Всё ещё будет о''''''''кей! Мы схватим за жопу синюю птицу или кого-то ещё (лучше – кого-то ещё!). Пиши. Пиши. И будет тебе счастье, и признание, и ещё чёрт знает что. Бриллиантами будут осыпаны твоя голова и плечи. Во веки веков. Аминь…

Да-да, всё будет, но мне-то нужен только дождь. Медленный, спокойный и долгий, как секс с давно знакомой женщиной, когда изучен каждый сантиметр её тела, когда известно всё, чем она может порадовать, и уже нет смысла торопиться, а можно просто наслаждаться близостью.

Мне нужен дождь. И я сижу, и жду его здесь, на пятом этаже, на окраине Саратова. И ничего не могу с этим поделать. Может быть, оно и к лучшему?

Пиши.

Пиши.

А зачем? Все места заняты. Гришковец взял наши души, протащил их сквозь валики и прессы своих воспоминаний, и выдавил скупую, по-дурацки счастливую слезу. Пелевин снял с наших мозгов сентиментальную шелуху и пропитал их дымом тлеющих косяков – мы уже не плакали. Сорокин просунул свою лапу поглубже в наши открытые рты и чуть пощекотал внутренности – мы немного удивились… А Буковски был американским пьяницей, не имел к нам никакого отношения и умер где-то на диком западе в далёком 1992 году – и это был конец всего. Но некоторые из нас всё ещё бредут по своим пыльным тропам, натыкаясь то на могилы собратьев, то на созданные ими монументы, то на какие-то непонятные, дурно пахнущие предметы. Вперёд, вперёд. Хоть к чему-нибудь, хоть просто так…

Раздался звонок в дверь. А, чёрт! Неужели и здесь меня можно достать!? Два молодых человека с портретом какой-то женщины в траурной рамке.

— Здравствуйте, мы из сто второй квартиры. Собираем деньги на похороны.

— Э-э-э…

(Ну вот, кто-то отмучился, и теперь печальные родственники бродят по дому, пытаясь вызвать сочувствие у тех, кто ещё как-то барахтается. Нет, господа, вы пришли не по адресу!.. Но надо хотя бы попытаться быть хорошим человеком! Надо, иначе – всё пропало!)

— Вы знаете, у меня сейчас совсем нет денег…

— Ничего, мы понимаем, это не обязательно…

— Ребят, извините ради Бога, я правда на мели!

— Ничего, ничего…

Я прячусь в свою нору. Вроде бы на этот раз пронесло. Какое-то время ещё можно будет наслаждаться покоем. Ага! Вот ещё сигарета. Смерть порой проходит совсем рядом, но я к счастью ещё не значусь в списке её клиентов. Впрочем, тут разве можно что-то знать наверняка?

Пиши.

Пиши, покуда есть ещё время. Жди свой осенний дождь, заливайся дешёвым портвейном, теряй ориентиры в прокуренной кухне, влюбляйся в самых потасканных женщин… Иногда такое безнаказанно сходит с рук. Лотерея. Когда выпадает счастливый билет, жизнь не кажется такой уж отвратительной. Попадаются ещё на пути ножки в чулочках, а кое-кто из нихне надевает нижнее бельё. Кто знает, может это хороший знак? Может быть, есть ещё шанс остаться незамеченным или встряхнуть опостылевшее небо?

Окно. Сигарета. Кофе.

Утро. Первое октября. Листва выглядит так, словно солнце наконец-то добралось до неё и разукрасило по своему усмотрению. Ярко. Светло. Холодно.

Лучшее, что я мог бы сделать – это принять горячую ванну и выкинуть всё к чёртовой матери из своей головы. Что ж, пусть так и будет.

И тут пошёл дождь.