Унтер-офицерская вдова : Холодно, теплее, горячо.

Когда человек счастлив, ему тепло и даже жарко. Он сбрасывает с плеча мягчайшее кашемировое пальто чернильного оттенка и бросает его в грязь, чтобы вольно ступали ноги на цыпочках. Он и сам норовит по снегу босиком, босиком, и ещё под дождь — с непокрытой головой, и смеяться победно и громко, простирая руки Кому-то без имени, милостивому сейчас.



Счастье — превосходная анестезия, и если какой-нибудь случайный и докучливый прохожий в тулупе, валенках и сбитой набок шапке-ушанке спросит, щурясь от дымящей во рту сигареты: "а помнишь, как твое сердце было разбито?", человек, который счастлив, честно задумается ненадолго. Потом понимающе улыбнется, нежно потреплет тулуп по щеке, покрытой голубоватым игольчатым инеем, и ответит успокаивающе: помню-помню, а как же.



Но он не помнит, конечно.



Не помнит, как дрожал от холода, кутаясь в свитер с горлом, свитер ещё, лыжную куртку, меховое пальто и сверху огромный шарф, крупной лицевой вязки. Не помнит, как забирался с головой под одеяло, съеживаясь эмбрионом, а впереди новый день, и надо как-то его перетерпеть.



Не помнит, как глотал горячий чай с медом, обжигая онемевшие губы, на губах застыло страдание, на каждой свое, верхнее и нижнее, итого два.



Не помнит, как давился вязкой ледяной водкой, обещавшей скорейшее потепление, но обманувшей, обманувшей.



Не помнит, как резал туго натянутую побелевшую кожу на руке, на прозрачном запястье, только и мечтая, что увидеть горячую кровь, поспешно и ярко вытекающую, и хоть так приобщиться к почти оставленному сообществу живых.