Fairy-tale : кошелек
Он лежал на скамейке чуть поодаль оставленной кем-то пустой бутылки из-под пива «Балтика». Нежно-коричневый, кожаный, с блестящей застежкой и надписью «Моney» на толстом боку.
Петя подошел к скамейке поближе и огляделся по сторонам: нет ли рядом хозяина портмоне? Но парк в это не по-майски холодное утро был пуст. Только вредные коты, почуявшие запах сексуальной свободы и останков кальмара в цементной клумбе, злобно рявкали друг на друга. Рабочий люд, собиравшийся в парке по пятницам ради культурного времяпровождения, то есть распития недорогого пива с теми же кальмарами сушеными да чипсами, пребывал в состоянии тяжелого субботнего похмелья и на улицу не спешил. Юные студентики из расположенного неподалеку педвуза, тискающие на лавочках своих симпатичных и не очень девочек, сидели на занятиях: лекции по субботам никто не отменял. Работники коммунальных служб по субботам дремали, уставшие от своих ежедневных утренних уборок.
Петя в это утро возвращался с ночной смены из круглосуточного магазина, где он, молодой и интересный (судя по общему мнению незамужних продавщиц), работал охранником. Диплом станкоинструментального техникума не давал Пете никаких надежд на счастливое будущее и высокооплачиваемую работу, поэтому, отслужив полтора года в армии, Петр отправился работать охранником. Ему платили прилично и ставили в пример пьющим грузчикам и легкомысленным продавщицам, поскольку Петя не уважал горячительные напитки и не подмигивал нагло покупателям противоположного пола. Директор магазина не раз и не два предлагал молодому человеку составить протекцию при поступлении в институт торговли, но Петя неизменно отказывался: не было в нем ни тяги к высшему образованию, ни больших амбиций. Но это его ничуть не портило: директор доверял Пете больше, чем родной маме и жене. Ведь Петя относился к той медленно вымирающей породе людей, для которых слова «честь и благородство» — это не пустой треп за бутылкой или, скажем, отвлеченные понятия из известных фильмов Дружининой о гардемаринах, а неотъемлемая часть жизни.
Жить бы Пете в каком-нибудь восемнадцатом веке. Все более-менее знатные дамы сохли бы по нему и мечтали получить его титул и фамилию. А их оскорбленные поклонники дрались бы с Петей на дуэли. И хрен бы они его убили – Петя при росте сто девяносто весит сто пять и белке в глаз с дальнего расстояния попадает.
Но Петя родился в конце двадцатого века, когда знатные дамы предпочитают бесстыжих стриптизеров и наглых банкиров, а незнатные живут с алкашами и терпят побои. Оскорбленные поклонники не затевают дуэлей, а нанимают опытных киллеров. Короче, время смутное, предпочитающее обходиться без героев и пророков.
Петя поднял портмоне со скамейки и открыл. Денег в нем не оказалось, зато во внутреннем кармане имелся паспорт на имя Кузякина Ильи Львовича и фото прелестной блондинки в одном бикини. Рассудив, что блондинка никак не может зваться Ильей Львовичем, Петя раскрыл паспорт и выяснил, что Илье Львовичу уже тридцать восемь и проживает он по адресу: Лесная, 16, квартира 22 с женой Ольгой Ефимовной. Петя аккуратно отправил кошелек в собственный пакет и задумался о трудной судьбе Кузякина. Пришел человек в парк пивка попить и кальмарами похрустеть да забыл о делах насущных, и о собственном портмоне. Конечно, его и ограбить могли. Скажем, встретили его в темном переулке, дали по башке, денежки из кошелька вытащили, а сам кошелек и паспорт выбросили за ненадобностью. А может, и в живых Кузякина не оставили. Сейчас такое зверье кругом, НТВ вечером посмотришь – из дому вечером выйти страшно. Если не прибьют, так ограбят или изнасилуют. Человеческая жизнь стоит не дороже «Балтики».
Петя тяжело вздохнул и принял решение наведаться по указанному в паспорте адресу, чтобы выяснить, жив ли Кузякин и при необходимости помочь человеку. Не за вознаграждение, естественно. Исключительно по зову сердца. Хотя грузчики из магазина поступили бы иначе, раскрутив Кузякина на пару бутылок. Но они народ пропащий, у них сердце давным-давно зачерствело, как вчерашний хлеб, поставляемый местной пекарней.
— Ваш я Вам отдал, — пожал недоуменно плечами Петя, — какой еще?
— Ваш, — сказал Илья Львович надменно.
Петя вытащил из кармана куртки свой паспорт и протянул Кузякину. Тот открыл синюю книжечку на последней страничке и скрупулезно переписал Петины данные в аккуратный блокнот с надписью «Ежедневник бизнесмена».
— А какой у Вас бизнес? – поинтересовался Петя.
— У меня отличный бизнес, — отбрил его Кузякин, — я каждую копеечку потом и кровью добываю. Не то что Вы, нынешняя молодежь! Сколько ты за паспорт хочешь? – неожиданно фамильярно обратился он к Пете.
— Я не ради вознаграждения, — ответил Петя, слегка покраснев, — просто надо помогать хорошим людям.
Кузякин посмотрел на парня с недоверием. Он придерживался в жизни совершенно других принципов и благодаря им преуспел. «Надо помогать НУЖНЫМ людям», — считал господин Илья Львович, и мы не будем упрекать его в том. Он всегда шел навстречу тем, кто занимал высокое положение в обществе. В свои тридцать восемь Кузякин работал врачом-гигиенистом в городском центре гигиены и эпидемиологии (отдел гигиены питания, самый прибыльный), но амбиции имел непомерные и ждал со дня на день повышения по службе. Отец Кузякина, ныне покойный, отработал пятнадцать лет нотариусом в государственной юридической консультации. «В этой жизни надо всегда знать, на кого следует молиться, — учил он сына, — и знать, кого можно безнаказанно пнуть». Кузякин эту фразу заучил похлеще таблицы Пифагора.
— Но Вы, конечно, денежки из портмоне себе оставили, юноша, — вкрадчиво сказал Кузякин, — все пятьсот евро.
— В кошельке денег не было, — честно признался Петя.
То, что в кошельке было пятьсот евро, Кузякин, конечно, преувеличил. Там находилась небольшая сумма в рублях, эквивалентная примерно пяти евро. На эти деньги Кузякин рассчитывал приобрести для своей Ольги Ефимовны именинный тортик. Портмоне у него вытащили в автобусе: Кузякин считал, что машину содержать дорого, поэтому ездил на общественном транспорте. Иногда, в час пик, он даже не платил за проезд, маскируясь за спинами других пассажиров. «Если можно сэкономить, зачем платить?» — любил повторять папа Кузякина Лев Ильич Вейсман. Не Кузякин, кстати. Фамилию свою Илья Львович приобрел, сочетавшись в двадцать два законным браком с Ольгой Кузякиной. В то время евреев не любили, и Илюша Вейсман сбрил пейсы и стал Кузякиным на радость тестю и теще, людям простым и по-своему милым.
— И где мои денежки? – спросил Илья Львович.
— Я не знаю, — растерялся Петя, — я нашел кошелек. А в нем паспорт и фото. Больше ничего.
— Вы знаете, юноша, кто такая Фемида? – голос Кузякина приобрел сталь.
— Богиня правосудия, — ответил Петя, читавший запоем исторические романы и мифы.
Кузякин хмыкнул. Он был уверен, что этот необразованный молодой человек наверняка пробурчит в ответ что-то маловразумительное. Молодежь сейчас ничем, кроме секса и дешевого спиртного не интересуется. Вот этот стоит напротив Кузякина с абсолютно тупым выражением лица. О чем он думает? О том, чтобы еще один кошелек «стибрить» или о том, что господин Кузякин, уважаемый в городе человек, просто лошок какой-то, которому можно сколько угодно лапши на уши повесить.
— А богиня правосудия, хоть и изображается с повязкой на лице, на самом деле не слепая, — менторским тоном произнес Илья Львович, — и отвечать придется. Еще как!
— Мне пора, — сказал Петя, — паспорт я Вам вернул, а выслушивать Ваши обвинения у меня нет ни времени, ни желания. Прощайте!
— Мы еще встретимся, юноша, — прошипел вслед Кузякин.
Спустя три месяца на суде Петя не признал себя виновным в краже денег из портмоне господина Кузякина. Судья, полная женщина, страдающая гипертонией на фоне климакса и ухода супруга, к Пете отнеслась «по-доброму»: год условно, десять процентов зарплаты в кошелек государству. То есть Фемиде, как понял Петя. На лечение катаракты. Прокурор, юный и безусый, настаивал на двадцати пяти процентах и двух годах. Как после объяснил адвокат, обвинение всегда требует по максимуму.
Кузякин на суде держался вызывающе. В лице обвиняемого он наказывал всех тех, кто, в отличие от самого Ильи Львовича, еще имел какое-никакое представление о совести. Такие люди Кузякину были неприятны. Он считал, что в жизни следует быть хитрее. Злее. Он бы на месте Пети и не додумался бы принести найденный кошелек с паспортом владельцу. Благими намерениями вымощена дорога в ад. Или в местное отделение милиции.
— Вот так-то, юноша, — сказал он Пете по окончании процесса, — вот так-то.
Петя посмотрел на Кузякина недобро. Илья Львович подхватил свой кожаный портфель, в котором плескался дорогой греческий коньяк (подарок от заведующей столовой, которая всегда шла навстречу НУЖНЫМ людям в обход санитарных норм и правил), и удалился с гордо поднятой головой, на макушке которой уже просвечивала изрядная плешь.
Еще через год, когда срок выплаты процентов в бездонный кошелек Фемиды подошел к концу, Петя неожиданно встретил в городском сквере неподалеку от места своей работы Илью Львовича. Работник санитарно-эпидемиологической службы возвращался с очередной проверки довольный и веселый. Судя по тяжелому портфелю, проверка прошла удачно, и хорошее отношение работников кафе к Илье Львовичу, помноженное на определенное количество качественной выпивки и закуски, позволили последнему закрыть глаза на мелкие недочеты.
Петя шел навстречу Кузякину. Когда между ними оставалось расстояние в каких-то восемьдесят сантиметров, Илья Львович поднял глаза и встретился взглядом со своим неприятелем. Лицо его, еще мгновение назад цветущее, приобрело бледно-зеленый цвет. Он испуганно осмотрелся по сторонам, ища возможной поддержки в случае нападения.
Петя снял с него очки, и, бросив на тротуар, растоптал и дорогую оправу, и стекла. Илья Львович застыл как соляной столб, в которого превратилась жена Лота.
— Зачем тебе очки? – спросил у него Петя. – Ты все равно абсолютно слепой. Как она.
— Кто? – отмер Кузякин.
— Фемида.
Петя посмотрел в последний раз на своего обвинителя и решительно зашагал прочь. Кузякин остался стоять на месте, широко разинув рот. К нему подошла молодая девушка.
— У Вас ничего не болит? – с тревогой спросила она.
— Душа, — хрипло ответил Кузякин.