castingbyme : Конец света

Конец света



Узнала я недавно одну кошмарную новость. Не местного, а глобального значения. Ученые высчитали, что жить нам осталось всего сто миллионов лет. Ну, то есть, нам-то с вами, конечно, поменьше, а вот человечество через сто миллионов лет вымрет, и ползать по нашей планете будут какие-то мерзкие твари, вроде слизких муравьедов. Не знаю, как вам, а мне стало жутко от этой мысли. И задумалась я не на шутку. Смотрю на нашу училку по литературе и думаю – ну чего ты распинаешься, чего так уж из-за этого пня Чекмарёва переживаешь, ну кому он нужен будет, твой Обломов, через сто миллионов лет-то! Да и лучше, что лежит он на диване и нифига не делает, смысла всё равно никакого. Жалко, конечно, Мону Лизу стало, и Петрарку с его Лаурочкой, а также всех других любимых писателей, и особенно Мопассана, которого я под партой читаю.



Конечно, если взять, например, этого дебила Чекмарёва, на уме у которого только девчонок в углу спортзала, где шторы, полапать, а на морде прыщи на развод просить можно, то, конечно, таких не жалко, пусть вымирают. Кстати, от них, дураков, и вымрем. Ведущая этой передачи так и сказала: всё дело в том, что у мужчин одной хромосомы не хватает и закручена она не так, как надо, поэтому согласно науке генетике всем нам и настанет крышка. Правда, она потом ещё небольшую лазейку нам в надежду оставила – говорит, что, может, природа найдёт выход из положения. Так, мол, раньше часто случалось. Но это потому, я думаю, что ученые хотят перестраховаться, чтобы их тогда не слишком ругали.



А Чекмарёву я в следующий раз так прямо и скажу – то, что у тебя извилин мало, это не так страшно, страшно, что у тебя с хромосомами недочёт. Посмотрим, как у него ряшка вытянется. И вообще, надо маме сказать, что у меня уже сиськи на физре при разминке прыгают, я их руками придерживаю, а она мне лифчик до сих пор не покупает. Вот Чекмарёв и зырится. Вчера на математике мне дурацкую смску прислал, в стихах.

Это потому, что мы с Латыниной про него написали:

«Мы с Латыниной вдвоём

очень весело живём,

Потому что наш Тарас

Провалился в унитаз!»



Это Чекмарёва Тарасом зовут.



А он ответ прислал:



«Мы с Андрюхиным вдвоём

Тоже ничего живем:

Если надо кинуть палки,

Мы обходимся без Алки.»



Андрюхин – это дружок его, а меня, вообще-то, Алкой зовут. Вот какой гад! Про палки я знаю, мерзость, пошлятина и порнуха. Это мне Латынина сказала. Я сначала хотела у Рыбьего Глаза спросить, — у неё глаза навыкат, поэтому мы её так называем, — но вспомнила, как она на меня посмотрела, когда я спросила, а что значит слово «обольстил». Мы тогда «Капитанскую дочку» проходили, а там про одного француза-гувернёра сказано, что он обольстил чью-то невинность. Я всегда думала, что обольстить можно кого и чем, а в винительном падеже не поняла. Все заржали, а я так и осталась без объяснения.



А Чекмарёв на дне рожденья у Лыжи (Лыжкиной) игру придумал – чтобы она вроде вырывалась, а он держать её будет. Так я видела, он её везде залапать успел. Я тогда со дня рождения ушла, а никто и не заметил, все игрой увлеклись. Проревела весь вечер, когда же мама лифчик купит-то? Посмотрела на себя в зеркало – чем я этой Лыжи хуже, у неё ноги тонкие, в сапогах болтаются. Ей Латынина даже сказала, что хорошо бы она ноги газеткой обёртывала, для устранения болтанки. Латынина – моя лучшая подруга. Мы с ней на все выставки ходим, а один раз я там со студентом познакомилась, медиком. Он меня всё выспрашивал, для научной работы. Когда я в душе моюсь, на какие части тела я струю направляю и что при этом чувствую. Сказал, что в некоторых местах очень приятное ощущение возникает. Внимательный, интеллигентный. Не то, что Чекмарёв. Такие пускай живут.



Мама! Ну что это за лифчик, он мне велик, их не покупают на вырост! И вообще, лучше денег дай, я сама куплю, надо с поролоном, с толстым слоем, как у Латыниной, сама его носи!



Мама приходила, отвлекла. Чекмарёв смску прислал, в кино зовёт. Взять с собой Латынину или нет? Ну её, лучше Чекмарёву про конец света рассажу, может, мы вместе что-нибудь придумаем, как человечество спасти, только вот без лифчика – как же?