Zaalbabuzeb : Просто грязный старик

Беззвёздное ночное небо готовилось излить первый за эту весну дождь. По улице брёл в стельку пьяный старик в видавшем виды плаще. В правом его кармане была початая бутылка «Портвейна 777», в левом – сияло и бесновалось нечто.

Старик глядел по сторонам своими весёлыми глупыми глазами навыкате и будто удивлялся тому, что видел: всё было словно ненастоящим. На тротуаре, возле фонаря, шевелились скрюченные тени веток. Пахло костром, шуршали прошлогодние листья. Старик поёжился, выпустил ртом облачко пара, и посмотрел на фигуру в одиноко светящемся окне на первом этаже.

Посреди комнаты перед зеркалом стояла девушка. Она собиралась ложиться спать, и на ней были только лифчик да трусики. Старику показалось, будто девушка ощутила кожей его пристальный взгляд, но, судя по всему, она к этому была готова: её пора пришла, и теперь она невестилась перед всем миром. С висящих на стенах постеров внимательно смотрели Том Круз и Тило Вольф, на полках томились Паланик и Берроуз. Мир с распахнутыми объятьями и несвежей розой в зубах ждал в подъезде за дверью. Старик же, в свою очередь, криво усмехнулся и поплёлся дальше.

А девушка, вздохнув, выключила свет.

На следующей улице фонарей уже не было. По асфальту прошуршал вылетевший из мусорного контейнера целлофановый пакет. Старик вновь поёжился, достал из кармана бутылку и сделал несколько глотков. Внутри от этого стало лишь холоднее.

В залитой жёлтым светом комнате ссорились муж с женою.

– Какое ты имеешь право мне указывать?! – кричал молодой человек, размахивая руками (его ладони порхали словно мотыльки).

– Такое, – отвечала жена, – что я такой же член общества, как и ты. И имею право голоса. И право на собственное мнение.

Муж усмехнулся:

– И это говорит какая-то несчастная мышевозилка!

Жена со злостью ответила:

– Уж при твоей работе я бы лучше молчала.

Старик, прижавшись лбом к стеклу, внимательно следил за происходящим. Эти люди были вечно молоды. Постоянно чем-то недовольны, всё время чем-то возмущены. Проживут лет до сорока и, может, заведут ребёнка. А потом?.. Потом они умрут. По крайней мере, для своего собственного вечно молодого мира.

И, Боже, как они боялись повзрослеть! Отсюда и их остановка. Ведь даже смерть их притягивала больше, чем старость.

Но старик никого не хотел судить…

– Ведь я женщина! И с этим нельзя не считаться.

Муж в ответ взвизгнул:

– Самка ты!

– Это в моей природе!..

– В какой такой природе?!!! Это блядство, а не природа! Насмотришься своих фильмов про шлюх-актрис, шлюх-художниц, преуспевающих голливудских моделей… А кто ты есть сама, забыла! Что ты корчишь из себя фри-вумен?!!

И после паузы:

– Венера кухонная!

И отвернулся.

– Ха! – воскликнул старик, озорно сверкнув глазами.

Женщина от неожиданности подпрыгнула и со страхом уставилась в окно. Затем, вспомнив, что нужно делать, юркнула за спину мужа и тоненьким голоском попросила:

– Вань, что там, посмотри.

Муж выпрямился и сжал кулаки. А ухмыляющийся старик поспешил удалиться.

Дождь так и не пошёл, зато в просветах между туч появились звёзды. Где-то вдалеке пронеслась одинокая машина, залаял пёс.

Свет монитора падал на Сашино худое лицо. От табачного дыма было тяжело дышать, однако форточку Саша открыть не удосужился. Из колонок лился туманный полуночный блюз, и старик подумал, что эти песни берутся оттуда же, откуда цветы, луна и печаль.

Саша напечатал:

«Дайана,

Ты, наверное, знаешь, что Дэйл Купер живёт теперь в белом вигваме и только в нём; и вроде всё у него есть, но постоянно чего-то не хватает. Столь многого ещё нужно добиться! А жизнь уходит, а вместе с ней уходят и упущенные возможности. Вначале казалось, что доступно всё. Теперь же… Теперь Купер ощущает себя просто рудиментным дурачком. Жизнь – вот она: пляшут цыгане, размахивает шашкой удалой казак, палит из нагана подвыпивший офицер. Девушки в красных платочках стучат каблучками. Повсюду смех и веселье!.. Но вот оно, что-то находит, и весь этот гром, хохот и песни отдаляются, слышатся всё тише и тише. Скрипка слабеет, шарманка замолкает, звуки растворяются в пустоте, и, хотя где-то ещё слышно, как кто-то смеётся, но и этот смех постепенно тает. И одиночество давит на сердце, и тяжело и грустно становится на душе. А жизнь, размахивая крыльями, улетает прочь, в предрассветную даль, оставляя Куперу лишь смутные воспоминания.

Дайана, я ненавижу Купера! Тем более, что он – это я».

Саша схватился за голову и зажмурился. А старик, глубоко вздохнув, постучал по стеклу.

Саша вздрогнул, вскочил на ноги и подбежал к окну, но увидел… лишь огни ночного города.

Вид с девятого этажа открывался поистине чудесный. В темноте было незаметно, как вниз полетела пустая бутылка, но отчётливо был слышен звук разбившегося об асфальт стекла.

Саша хотел вернуться за компьютер, но вдруг передумал и остался смотреть, как по далёкому шоссе движутся светлячки фар. Он давно не смотрел из окна, в то время как иногда это делать нужно.

А старик, ощутив, как сердце в левом кармане плаща стучит всё настойчивей, засмеялся, расправил свои большие белые крылья и, оттолкнувшись ногами от крыши, полетел туда, где собиралось встать солнце – в свой стариковский рай.