ДекаданZZZ : Урок физкультуры. Часть-1.

За окном, в муках, умирал один из тех бесконечно серых, унылых и мутно-дождливых дней, что довольно-таки часто случаются на порубежье между поздней осенью и ранней зимой, когда бывало и опытный метеоролог хер смог бы разобрать, какая именно пора года стоит на дворе. Хотя обречённый всё ещё пытался судорожно цепляться за своё убогое существование, но тьма, выползающая откуда-то из кривых переулков, чердачных окон и вентеляционных шахт, безжалостно выдавливала его остатки за горизонт, прорывалась сквозь их бесформенную рыхлость кинжальными, фланговыми и фронтальными, ударами, оставляя за собой на небе темнеющие сгустки и рои зыбких колышущихся теней на пошарпаных, исписанных непотребными словосочетаниями, а кое-где и целыми сложноподчиненными предложениями, стенах, обильно сдобренных для пущей информативности рисунками, большею частью, посвященных любовно выписанным деталям анатомического строения мужских и женских половых органов. Хотя, надо отдать должное-среди этих предвестников современного граффитти, иногда попадались и настоящие шедевры, коеи вполне можно было публиковать, в качестве наглядного пособия, где-нибудь в Большой медицинской энциклопедии или в методичках для студентов-первокурсников. Почему-то в такое зыбкое время особенно сильно ощущалось желание либо повеситься либо, к примеру, по быстрому сигануть с крыши ближайшей девятиэтажки, дабы поскорее согреться в лучах слепящяго божественного света, который, как уверяют нас многочисленные исследователи паранормальных явлений, должен обязательно поджидать каждого из нас в конце некоего тоннеля-душеприемника. Ибо мерзкая и холодная тьма умудрялась проникать ещё и внутрь каждого обитателя сих географических широт, делая его, итак, беспросветное существование, ну совсем уж невыносимым, несмотря даже на отчаянные попытки местных властей хоть как-то расцветить эту подступающую осенне-зимнюю безнадёгу чахлой электрической иллюминацией, воплощающейся в немудрёные слоганы типа:«Народ и партия — едины!» и «Слава КПСС». Средств на поддержание сих сложных и высокотехнологичных конструкций как всегда не хватало, что порою приводило к весьма забавным казусам. Так, например, лапмочки, образующие две первых буквы в слове КПСС, по не понятным науке причинам, светились очень слабо, а две последние напротив, исторгали из себя столько ярко-красных квантов, что даже вполне были различимы аппаратурой американского спутника-шпиона. Этот технический пародокс, навряди объяснимый даже великим физиком Омом, вызывал справедливое возмущение у окрестнопроживающих ветеранов ВОВ, бывших малолетних узников нацистских концлагерей и еврейских гетто, которым вдоволь пришлось хлебнуть радости от общения с бравыми ребятами из Ваффен-СС и охранных дивизий «Мертвая голова».Естественно, что самыми крикливыми были носатые граждане, обладающие врожденной особенностью в произношении буквы «р».Ветераны Сталинграда, Курской дуги и освобождения Вены были всё же чуть менее агрессивны. Вся эта разношёрстная компания почти ежедневно собиралась в близлежащем дворике у подножия дома, на крыше которого и располагалась это недоразумение.Сперва уровень шумового фона, исходящий от толпы, держался строго в рамках, определённых городской санитарной службой для открытых пространств. Но постепенно сила звука начинала нарастать, взвиваясь порою до режущих ухо ультразвуковых частот.Стёкла первых этажей начинали мелко подрагивать, когда в них, со всей мощью праведного гнева, врезались продольные акустические волны, промодулированные выражениями «блядь на хуй»,«опиздинели совсем»,«жэсовцы заебали в конец» и «надо сгочно писать Гогбачёву». Раз за разом в воздух взметались руки, шляпы, обрывки разлинованной в клеточку бумаги для составления петиций и светящиеся огоньки дешёвых сигарет «Астра»,«Прима» и «Памир».Так же кто-нибудь традиционно порывался залезть на крышу и самолично устранить неисправность, но правда дальше декламации о намерениях, дело не шло. Ибо свежо было в памяти присутствующих проишествие, имевшее место быть недалее как с полгода назад, аккурат перед самым Днём Великой Победы. Тогда нездоровую инициативу проявил жилец дома № 8 гражданин Фридлянд Моисей Яковлевич, числившийся инженером по технике безопасности в одном из закрытых НИИ. Подогретый парочкой наркомовских стограммовок, он вдруг особенно ярко вспомнил картинку из своего сурового оккупационного детства, проведённого в местном гетто, когда злобный толстомордый фашист просто так, развлечения ради, наподдал ему под тощий зад и отвесил подзатыльник, обозвав при этом:«Juden raus»...
-Ви знаете, товагищи, не хуй тут митинговщину газводить. Надо самим взять и починить,-вдруг резко и неожиданно для самого себя выкликнул Фридлянд.
Гомонящая толпа на пару мгновений притихла, десятки пар любопытсвующих глаз воззрились на отважного декламатора.
-Надо бы, то надо,-первым нарушил затянувшуюся паузу отставной майор Перегудов, подвизавшийся во время священной войны по части продовольственного снабжения боевых частей Красной Армии,-да кто ж починит-то, коли никто из нас в ентом самом липисздричестве ни ухом, ни рылом?
-Да, верно говоришь, Савелий Семеныч,-слаженным хором отозвалась, слегка разочарованная таким поворотом событий, группа дворовых антифашистов,-пи… здеть то все мастаки, а как до дела, то хуй в обе руки и ебись как хочешь.
И как назло в этот злополучный день большинство бывших малолетних узников еврейского гетто, которые вполне могли бы образумить своего отважного сородича, отсутствовало.Ибо оформление израильских виз и хождение к немецкому посольству, вдруг ставшему принимать заявления на эмиграцию в Фатерлянд от избежавших «окончательного решения еврейского вопроса» детей рода Давидова, было для них более важным и перспективным занятием, нежели протестное топтание подле слогана, прославляющего охранные отряды Третьего Рейха. Фридлянд, нервно покусывая нижнюю губу, уже корил себя за этот дурацкий порыв, свойственный скорее бесшабашной славянской душе, чем рациональной иудейской. Однако и терять лицо перед соседями тоже не хотелось. К тому же алкоголь каким-то чудесным образом вскрыл ячейки его долговременной памяти, и вновь, как и тогда жарким июлем 43-го, мягкие ткани его ягодиц вдруг явственно ощутили на себе все неровности рельефа кованной подошвы проклятого фашиста. А легкий майский ветерок, нагло и развязно, прошелестел в самое ухо:«Juden raus,Juden raus...». И такая жгучая ненависть поднялась в душе Моисея Яковлевича, что он, совершеннейшим образом позабыв о том, что в электричестве разбирается не намногим лучше, чем свинья в апельсинах, неожиданно твердым голосом, стараясь подпустить в него побольше стальных обертонов, гордо сказал:
-Я починю, я ведь вам, товагищи, не хухгы-мухгы какое-нибудь, а инженег всё-таки. Спгавлюсь.
Любопытство, разбавленное малой толикой разочарования по поводу отсутствия у большинства присутствующих элементарных знаний в области электротехники, затаившееся в десятках пар ветеранских глаз тут же сменилось явным недоверием к способности Моисея Яковлевича в одиночку побороть столь сложную конструкцию, да и к тому же всю утыканную лампочками и опутанную толстыми жгутами проводов.
-А может электрика из ЖЭСа на подмогу позвать?-деликатно осведомился осторожный майор Перегудов, питавший отвращение к любому механизму чуть посложнее консервного ножа или штопора.
-Нет,-попрежнему упорствовал Фридлянд, лихорадочно пытаясь воскресить в памяти хоть какие-нибудь знания по электричеству. Но кроме надписей на плакатиках «Не влезай-убьёт!» и «Перед включением заземли-установку!», коими он обвесил всё свободное пространство на стенах в родном НИИ, ничего путного на ум не приходило.
-Только инстгумент нужен,-сказал Моисей Яковлевич уже менее уверенным голосом и добавил-и гезиновые пегчатки обязательно, а то ненагоком пиз… данёт, так хуй костей потом соберешь, товагищи.
Толпа вновь радостно загудела, словно потревоженный пчелиный улей:
-От это, бля, сразу видно геройский человек, даром, бля, что еврей. Счас чё-нить сообразим из инструмента.
Несколько добровольцев, и в их числе майор Перегудов, прыснули в разные стороны дабы технически вооружить товарища Фридлянда и раз и навсегда покончить с безобразием на крыше. Моисей Яковлевич с тоской наблюдал за быстро удаляющимися фигурками доброхотов.
-На, бля, ебани ещё стакошОк, ну чёб лучше работалось,-дружелюбно сказал сосед из второго подъезда Иван Данилович Сохатый, ветеран войск НКВД, протягивая доверху наполненный гранёный стакан инженеру по ТБ.
Фридлянд, немного трясущимися руками, принял стакан. Глубоко и мощно выдохнул, наполнив окружающий его майский эфир букетом амбре, в котором можно было уловить разнообразнейшию гамму запахов, начиная от запаха давно нечищенных зубов и кончая запахом подгоревших котлет из ниишной столовки, и все это на фоне ранее принятого горячительного. Затем прищурив глаза, оставив на лице лишь две узенькие монгольские щёлочки, залпом влил в разверзшееся горло сорокоградусную жидкость, запрокинув гривастую голову далеко назад, словно сексуально озабаченный жеребец, заприметивший невдалеке на лужку, молоденькую кобылку.
-На, занюхай по быстренькому,-любезно предложил Сохатый свою также давно не мытую засаленную голову за неимением иных подручных средств.
-Спасибо, товагищ Сохатый,-сказал слегка охуевший от такой перспективы Фридлянд,-я пгивычный без закуски. Мы с нашим институтским завхозом каждый божий день хуягим, пгичём негазбавленного спигту.
-Ну ты, Яковлевич, молоток тады. Уважаю,-сказал Сохатый, демонстрируя всем своим видом нарастающее восхищение бывшим малолетним узником.
Вскорости стали возвращаться с добычей доброхоты-помощники: кто принёс плоскогубцы, кто кусачки, кто голубенькие дачные перчатки, а отставной майор Перегудов зачем-то притащил спиженный им у зятя паяльник с почерневшим обгрызенным жалом и большущий кусок желтовато -коричневой канифоли.
-А паяльник-то на хуя?!-резонно вопросил бдительный Сохатый,-там, блядь, на крыше-то и розетки нет. Куда ж его Яковлевич присобачит? Аль в жопу себе воткнёт?
Майор смутился, но не надолго:
-Ну так эта, ежели чего там паять надо будет, могу ещё притарабанить удлинитель, у зятька, хуй ему в сраку, такой длинный, двадцатиметровый имеется. Он его, бля, у себя в ремонтной мастерской давеча спиздил.
-А подключиться-то где?-неунимался Сохатый.
-Где, где? В пизде,- раздраженно ответствовал ему ветеран тыла,-а мы попросим подключиться через окошко у Водяновых. Оне аккурат над этой бл… ядской надписью и проживают.Длины как раз хватит.
-Ну тады ладно,-согласился Сохатый,-твоя правда.Пошли, мужики.
И аккуратно подтолкнул млеющего от страха и водки Фридлянда в спину. В толчке этом чувствовалось скрытая сила и уверенность матёрого стрелка-пулемётчика заградотряда. Моисей Яковлевич моментально прочувствовал это и понял, что пути назад уже нет. И уныло поплелся к подъезду, ведущему на злополучную крышу.
Наверное у самого Иисуса Христа, в роковой момент его восхождения на Голгофу, выражение лица было всё же менее постным и скорбным, чем у Моисея Яковлевича Фридлянда по пути на крышу.И это не смотря на то, что Спаситель, вдобавок ко всему прочему, самолично влачил на кровоточащих и израненных плечах тяжеленный крест, а Моисей Яковлевич совершал своё восхождение при помощи лифта, ограничившись несением резиновых перчаток.
«Йоб твою,-думал про себя Моисей Яковлевич, с тоской наблюдая, почему-то особенно быстрое сегодня, мелькание сменяющих друг дружку циферок-индикаторов этажей,-и угогаздило меня ж так вляпаться. Боже, пгошу тебя, ну сделай так, чтобы этот ггёбаный лифт сломался и мы застгяли бы здесь до самого вечега, а ещё лучше до самого утга!»И украдкой возносил свои скорбные, чуть навыкате, глаза вверх, к потолку, вероятно надеясь увидеть там хоть какие-нибудь, пускай даже самые завалящие, тайные знаки, письмена или иные божественные откровения и истины, способные помочь ему найти убедительную причину отмазаться от сего мероприятия.Но кроме расплывчатых черных пятен так называемых «жучков», возникших в результате забав местных Прометеев со спичками, и образующих целые скопления до боли похожие на скопления спиралевидных галактик в созвездии Альдебарана да каллиграфической надписи:«Валя Смирнова-сосёт!», больше ничего там не было. Наверное отсутствие чёткой конкретизации божественного адресата сыграло злую шутку с бывшим малолетним узником еврейского гетто, и боги, не будучи в состоянии определить к кому же именно из них были обращены сии полные страсти слова, решили пустить дело на самотёк, что и привело к трагическим последствиям, о которых будет рассказано чуть ниже...
-Всё, бля, приехали,-бодро констатировал отставной майор Перегудов, когда лифт, слегка дернувшись вверх-вниз и покачавшись в стороны, остановился и с противным скрипом распахнул перед ними дверцы,-выходим!
Фридлянд, так и не дождавшись божественных знаков и даже не успевший идентифицировать личность пресловутой Вали, которая сосёт, сделал вид, что не расслышал и остался недвижим.Однако ветеран НКВД Сохатый, нутром почуявший наличие в душе сотоварища сомнений и колебаний, вновь властно подтолкнул его в спину:
-Яковлевич, выходь, бля, конечная остановка!
И радостно заржал, вспомнив почему-то стылый подмосковный декабрь 41-го года, когда он, сидя за верным «Максимом» вместе с рядовым Улугбековым, точно так же подстёгивал и побуждал к действию разношёрстные толпы народных ополченцев-интеллигентишек, почему-то не желающих переть с голыми руками на немецкие танки....
Когда команда ветерановудачно десантировалась из недр лифта и расположилась полукругом на лестничной площадке, отставной майор Перегудов, который по умолчанию принял на себя бремя командования сим подразделением, поднял руку вверх и сказал:
-Погодьте чуток, ребята. Сча ещё у Водяновых решим вопрос с подключеним удлинителя и вперед, к вершинам.
Произнося эту тираду, он одновременно нащупал кнопочку звонка и уверенно утопил её в глубинах чёрненького невзрачного корпуса. Звонок отозвался неким набором дребежжаще-завывающих звуков, очень отдалённо напоминающих «Турецкий марш» Моцарта.
-О, бля, сразу видать культурные люди тут живуть,-уважительно откомментировал Перегудов сие музыкальный пассаж.
-Да, бляааа,-единодушно подтвердили соратники,-хуле, одно слово интилигенцыя...
Лишь один Фридлянд как-то кривовато оскаблился, почувствовав в области сердца некий укол легкой ревности к этим самым Водяновым, потому как его домашний звонок был обучен исполнять «Лунную сонату»Бетховена, о которой сам Владимир Ильич не раз говаривал в узком кругу своих единомышленников:«Не человеческая, б… лядь, музыка, товагищи.Пгосто опиздинительная!»
Где-то через минуту, из-за обтянутой чёрным дермантином двери, раздались звуки приближающихся шагов, попискиваний ребёнка и, наконец, лязг дважды проворачивающегося в замке ключа. В проеме объявилась миловидная особа лет двадцати восьми с погукивающим младенцем на руках, чью половую принадлежность было достаточно сложно определить из-за слишком юного возраста и байкового одеяла с силуэтами неких зверушек, в которое сие чадо было плотно обернуто
-Добрый день, соседка,-поздоровался Перегудов. При этом он постарался кивнуть ей эдаким галантно-белогвардейским движением головы, подсмотренным им в многочисленных фильмах про Гражданскую войну. Но со стороны это смотрелось так, как буд-то бы он попытался боднуть свою визави. Женщина даже инстинктивно подалась назад.
«Да, блядь, куда уж тебе колхознику до белой косточки и потомственного двогянина»,-злорадно подумал Моисей Яковлевич, наблюдая за майорскими пируэтами.
-А, Савелий Семенович, здрасьте-узнала его женщина,-чем обязана?
-Тут вот какое дело, Ирина Петровна, решил значит народ устранить безобразие, что на нашей крыше твориться.
Народ, плотно сгрудившийся за спиной майора, как ему и положено, безмолвствовал, однако, полуобнажённые перси Ирины Петровны, выглядывающие из-за отворотов неплотно запахнутого халатика, заставляли вышеупомянутый народ по-жирафьи вытягивать сморщенные шеи, подслеповато щурить старческие глазки и причмокивать слюнявыми губами. К тому же длина упомянутого халатика гражданки Водяновой позволяла созерцать не только изящные лодыжки и аккуратно вылепленные коленки её стройных ножек, но и открывала на всеобщее обозрение её упругие гладкие ляжки почти до половины. Ветераны, и даже обречённый на заклание бывший малолетний узник еврейского гетто Фридлянд, как то уж дружно, в один момент ощутили уже подзабытые приятные турбуленции в области паха, вибрации и шевеления в давно обвисших членах, а у Сохатого почти встал...
Выброс сексуальной энергии ветеранской гвардии в мгновение ока достиг соответствующих рецепторов Ирины Петровны, заставив её нервически передернуть плечами и покраснеть. Перегудов, также попавший под сей вал похотливых эманаций, стал угрожающе двигать лопатками, пытаясь такой вот своебразной мимикой, привлечь не в меру возбудившихся товарищей, к порядку.
-Эээ, нам бы, Ирина Петровна, удлинитель бы у вас подключить,-хрипло пролепетал майор, стыдливо отводя глаза в сторону.
-Хорошо, Савелий Семенович, вы, когда будет нужно спустите конец с крыши, а его в розетку воткну,-ответствовала Водянова-старшая.
При словах «конец» и «воткну»народ рефлекторно зашевилился, и пару сдавленных смешков все же вырвалось из-за шевелящейся спины Перегудова.
-Ну тогда, спасибо, пойдем мы,-быстро свернул сию светскую беседу Семеныч...
-Ну вы, блядь, и кобели,-пристыдил товарищей Перегудов, когда дверь за Ириной Петровной поспешно захлопнулась.
-А хуле! На такую деваху у меня даже встал,-ничуть не смущаясь, поведал окружающим Сохатый.
-Эх, бляха муха, будь я помоложе, отымел бы я её во все щели прям не сходя с этого места,-продолжал как ни в чём не бывало делиться своими эротическими фантазиями заслуженный чекист. И судя по всему, поскольку никаких возражений не последовало, его слова нашли живой отклик в душах боевых товарищей.
-Ну ладно, бля,-примирительно сказал отставной майор,-попиздели и хватит. Пора дело делать.
И строго взглянул на Моисея Яковлевича, который попытался как-то незаметно затеряться за спинами увлечённых процессом мысленного соития с гражданкой Водяновой ветеранов, и бочком, плотно прижимаясь к облупленной, в желтовато-серых проплешинах, стенке уже вступал в фазу медленного перетекания на нижестоящий этаж.
-Моисей Яковлевич, ты, б… лядь, это, давай, давай, во главу колонны так сказать, неча тебе там сзади шарое… биться,-ласково поманил пальцем Фридлянда Перегудов.
Процессия продолжила свой путь наверх с упорством и настойчивостью, достойной горных стрелков из дивизии «Эдельвейс», доползших все-таки в августе 42-го по заснеженным склонам Большого Кавказа к вершине Эльбруса. Последний пролёт технического этажа команда преодолела в суровом молчании, с деловитой сосредоточенностью и ощущением близости скорой встречи с желанной целью. Правда торжественный настрой вновь попытался испортить не в меру говорливый товарищ Сохатый, часть которого всё ещё находилась в слегка приподнятом эйфорическо-эротическом состоянии:
-Мужики, бля, а гляньте-ка, сколько тут гандонов использованных на полу разбросано.
Его замечение, конечно же, не было лишено определенной доли правды. Ибо этих пресловутых резинотехнических изделий №2 производства Баковской фабрики, действительно в немалом количестве валялось то тут, то там. Когда кто — то имел неосторожность наступить на них, сии предметы издавали глухие чавкающие звуки, брызгая во все стороны белёсой соплеобразной жидкостью.
-Да, неслабо детишки ебуться,-согласился с Сохатым майор Перегудов, внимательно вглядываясь в то место, куда в следующий момент должна была приземлиться его нога...
Крыша встретила героев смолянисто-рябой поверхностью липнущего к подошвам рубероида, удушливыми канцерогенными испарениями оной же субстанции и довольно-таки плотным покрывалом, состоящим из распотрошённых сигаретных окурков, цветных пивных и винных пробок-кругляшков, разноформатных осколков бутылочного стекла и прочего мелкого хлама и мусора, доказывающего наличие в сих местах, бурной человеческой жизнедеятельности.Намётанный глаз ветерана-чекиста в момент выявил мнущиеся в тени трубы вентшахты силуэты двух тутошних аборигенов, в которых все без труда признали Мишу и Коляна, бомжей — романтиков, променявших бренное и суетное существование на унылой земной тверди, на близость к горним высям, правда иногда спускающимся с небес, в основном с благородной целью пополнения запасов горячительных напитков.
О, сколько раз пытался местный участковый Степанченко выжить их с облюбованной территории! Не помогла ему в этом мероприятии даже группа накачанных активистов из комсомолького оперотряда, расположенного поблизости сельхозинститута. Всё было понапрасну: мужественная стойкость в обороне, продемонстрированная Мишей и Коляном была вполне сопоставима с бессмертным подвигом героических защитников Сталинграда, не пустивших в город на Волге фашистские орды из 6-ой армии фельдмаршала Паулюса и тем самым окочательно похоронив надежды фюрера на благополучный исход кампании лета 42-го года. В итоге Степанченко махнул на них рукой, правда предварительно взяв с них честное благородное слово о том, что вести они будут себя максимально тихо и незаметно для окружающий среды. Друзья по мере возможности свято блюли, принятые на себя обязательства, скреплённые к тому же торжественной клятвой на 10-м томе полного собрания сочинений В.И.Ленина в присутствии председателя жилищного кооператива Мулюкина и разнорабочего ЖЭСа Авдеева. Правда время от времени случались небольшие инциденты: очень уж любили Миша с Коляном полакомиться вареньем, коее и пи… здили периодически с балконов нижеобретающихся граждан. За что и получили прозвище «братья Карлсоны»...
-Эй, Карлсоны, ёб вашу мать, ходь сюды, дело есть,-призывно махнул им рукой майор Перегудов.
Время отклика братьев Карлсонов, необходимое для осмысления, переваривания и окончательного принятия решения, составляло обычно от минуты до бесконечности, в зависимости от количества и сложности принимаемых информационных потоков.Иногда случались и зависания, но в данном случае потребовалось не более двух минут, в течение которых Карлсоны вяло топтались на месте, пытаясь разгадать намерения столь представительной делегации...
-Ну и хуле, надо?-осторожно спросил Миша у Перегудова по праву неформального лидера их малой социальной группы.
-Слышь, Мишаня, вы тут отираетесь куеву тучу времени и всё знаете, так?-миролюбиво продолжал отставной майор.
-Ну знаем кой-чего, а хуле?-вклинился в разговор Колян.
-Да вот понимаете решили мы починить ентую конструкцию,- и Перегудов указал на циклопическое сооружение злополучной надписи, читаемое теперь, со стороны крыши, как «ССПК АВАЛС».
-А чё тут, блядь, не так?-удивился Миша, пристально вглядываясь в контуры пятиметровых букв.
-Да, понимаешь ли, Мишаня, тут такая хуйня получается,-начал было излагать Перегудов.
-Эй, командир, ты это погодь, погодь. С каких это пор «Слава КПСС» уже хуйней стало считаться?-возмутился более горячий Колян с каких-то хуев, вдруг решивший проявить политическую сознательность и бдительность .
-Ай, бля, да с этим никто и не спорит. Мы ж тут и сами того, кто супротив «Славы КПСС» попрёт в бараний рог скрутим и покажем кузькину мать. А хуйня в том, что не горят вот ентие самые буковки,-и майор указательным пальцем правой руки обвёл «К» и «П», заключив их как бы в воображаемые кружочки,-и вот тут уж действительно самая настоящая хуйня и случается.
-Короче, Карлсоны, где тут, блядь, какой распределительный щиток или как его там, показывайте,-поторопил отставной майор бомжей-высотников, прямо на глазах начающих впадать в интеллектуальный ступор, тщась отыскать скрытый смысл хуйни в факте негорения букв «К» и «П».
-Да там он, щиток ентот ваш ёбанный. Колян сча проведет,-вышел из транса Мишаня,-а всеж, майор, а чё за хуйня получается, подскажи, а то, бля, ни хуя на ум не приходит.
-А выходит, мил человек, «Слава СС», от чего выходит. Уразумел? А мы тут все, бля, кровь на войне за Родину проливали в борьбе с ентой самой блядско-фашистсткой нечистью, и очень обидно нам каждый вечер на надпись этую недоёбанную смотреть. Вот и порешили мы починить сами, потому как от долбанного ЖЭСа подмоги ждать всё равно бесполезно,-резюмировал Перегудов.
-Дело хорошее,-согласился Миша Карлсон, а затем добавил-у меня, блядь, самого дед в ентую самую войну погиб, сражаясь.
Правда Мишаня почему-то забыл добавить, что дедушка его погиб, сражаясь в полицейской бригаде Бронислава Каминского с местными партизанами. Но таковое уж свойство человеческой памяти. Селективность, еби его мать...
-Эй, Сохатый, давай-ка, блядь, отконвоируй товарища Фридлянда к фронту производства работ, а мы пока тут перекурим с ребятами,-деловито распорядился Перегудов, мощным и коротким ударом, выщелкивая из пачки сигарету.
Моисей Яковлевич, в очередной раз начавший было эволюционировать за спинами боевых товарищей к лестнице, ведущей вниз, тяжело вздохнул, и, поддерживаемый под локоток щепкими пальцами ветерана НКВД, грустно поплелся за Колей Карлсоном навстречу с судьбой...
Продвигаясь вдоль невысокого бетонного парапета, ограждающего крышу, Моисей Яковлевич мельком бросил взгляд на соседнюю пятиэтажку, в которой, собственно говоря, и проживал. Инстинктивно отыскал глазами три, почему-то вдруг ставших такими родными, окошка своей квартиры на третьем этаже. Солнечные блики, бурлящие в стёклах, скрывали их давнюю немытость, а минорные дуновения ветерка развевали необъяных размеров трусы Эсфири Рувимовны, законной супружницы несостоявшейся жертвы Холокоста, вывешенные на захламленном балконе для просушки. Рядом раненой анакондой извивался не менее впечатляющий лифчик. Сама мадам Фридлянд картинно курила, наполовину высунувшись из оконного проема в районе кухни, периодически стряхивая пепел и смачно плюясь, страясь при этом попасть на импровизированный цветничок с флоксами, декоративными ромашками и нежными бархатцами нижней соседки, милой чистенькой старушки Галины Григорьевны по фамилии Бандера. Что подвигало Эсфирь Рувимовну на столь неблаговидные поступки сказать сложно, но как она сама убеждала себя, что делает это не из чувства мелкой зависти к аккуратненькому хозяйству Галины Григорьевны или в силу природной злобности, а исключительно из высоких идейных соображений, как бы мстя в лице соседки за ту боль и моральные унижения, коими подвергались далёкие предки мадам Фридлянд во времена краткого существования Украинской Народной Республики, когда однажды чубатые сичевые стрельцы Симона Петлюры наглым образом реквизировали роскошный с позолотой карманный хронометр «Брегетт» у её дедушки Ицхака Бройлера. Память об этом навсегда осталась в сердцах последующих поколений старого бердичевского бакалейщика. И даже тот факт, что в такой же вот теплый майский денёк 1926 года глава украинской Директории Симон Васильевич Петлюра был в упор застрелен за столиком парижского кафешантана неким еврейским юношей Шварцбардом, отомстившим за всех малоросских соплеменников, ничуть не реабилитировало в глазах мадам Фридлянд украинскую старушку Бандеру. Эсфирь Рувимовна, докурив, прицельно метнула незатушенный бычок в цветочные заросли Галины Григорьевны, и, злорадно усмехнувшись, скрылась в пыльных недрах своего жилища, дабы успеть достойно подготовиться к завтрашнему праздничному концерту, в котором ей, как музыкальному руководителю детсада номер 235, отводилась руководящая и направляющая роль. Сигаретный бычок испускал из себя густые облака дыма, которые плотно-ядовитыми слоями окутывали воспрявшие к весеннему солнцу нежные побеги, а по ним, сломя головы, беспорядочно и неорганизованно, металась какая-то мелкая насекомовидно и паукообразная сволочь, вероятно решившая, что уже пришло время их Страшного Суда...
-Ну вот он, блядь, этот щиток ваш,-Коля Карлсон скромно отшёл в сторонку, предоставляя почётное право разборок со сложным изделием более компетентным товарищам.
-Дааа,-протянул Сохатый,-ну чё, Яковлевич, давай, начинай.
И зачем-то постучал костяшками полусогнутых пальцев по дверцам щитка, скрывающих его электрические внутренности от взглядов посторонних дилетантов. Металлический звук, извлечённый ветераном НКВД в результате сих незатейливых манипуляций, заставил Фридлянда нервически встрепенуться. И на душе, едва обретшей некое подобие шаткого равновесия после давешнего созерцания любимой супружницы, вновь стало тоскливо и муторно.
-А двегцы-то, как я погляжу, закгыты,-с робкой надеждой заметил Моисей Яковлевич, обращая внимание присутствующих на навесной замок, действительно имеющий место быть аккурат по центру распредилителя.
-Ха, делов-то, бля, на копейку,-бодро отозвался Сохатый,-дайте-ка мне отвёрточку какую-нибудь. Я, бля, этот замочек за пару секунд открою.Так что, Яковлевич, не с.сы. Фронт работ тебе обеспечен будет.
Чья-то добрая рука быстренько протянула новоявленному медвежатнику требуемый инструмент. Сердце малолетнего узника окончательно оборвась и упало куда-то в нижную часть организма, когда, буквально через несколько мгновений, довольно улыбающийся Сохатый потряс перед его выдающимся носом вскытым замком с уже безвольно обвисшей дужкой:
-Ну вот, бля, и всех делов-то. Так что, Яковлевич, приступай к выполнению боевой задачи. И не еби мозги.
Произнося последнюю фразу, зрачки ветерана как-то не по доброму сузились, а в контурах лица исподволь проступила жестокая решимость профессионального убийцы. Мойсей Яковлевич тотчас вспомнил, что видел такое же точно выражение на лице молодого белорусского паренька-полицая, когда, все в том же приснопамятном 43-ем, тот без колебаний застрелил старенького глуховатого Изю Штокмана, не расслышавшего приказа предъявить аусвайс, прямо посреди белого дня во время очередной облавы.
-Ну да, да, надо начинать,-сказал вдруг Фридлянд елейно-заискивающим голоском, распахивая настежь дверцы распределительного щитка...
Мне, конечно же, сложно проникнуть в мысли Моисея Яковлевича и понять, что же он ожидал увидеть за поржавевшими дверцами щитка-распределителя, но тоска и уныние его приобрели воистину космические масштабы, когда пред его слегка выпученными очами предстали разверстые внутренности прибора. Ряды, каких-то уму непостижимых, электротехнических загогулин плотной македонской фалангой карабкались снизу вверх по ровной поверхности гетинаксовых плат. Их блестящие пластмассовые панцири наводили на него животный ужас, заставляя усиленно биться сердце и вызывая срочную потребность в непроизвольном мочеиспускании. Сплетения разноцветных проводов навевали невесть откуда взявшиеся воспоминания из далекого, но отнюдь не счастливого детства, о трагической судьбе древнего грека Лакоона с сыновьми, за не за х… уй удушенных морскими змеями. Помимо всей этой гадости, словно стада боевых слонов царя Пирра, на правом фланге сего театра будущих военных действий расположились, как сумел их идентифицировать бывший малолетний узник, сонмы тумблеров и релюшек.
-О, блядь, ну ни хуя себе!-почесал бритый затылок Сохатый, заглядывая из-за плеча товарища Фридлянда в нутро щитка,-я бы тут хуй чего разобрал, по правде говоря. Ну а ты-то, Яковлевич, сечешь чего-нибудь в этой всей поебени?
Фридлянд как-то очень уж неопределённо покачал головой, что могло в равной мере означать и «да всё заебца» и в тоже самое время «а хуй его знает»....