Шева : Не льсти себе надеждой

— Молодой человек! Что это вы ко мне сзади так прижимаетесь?!
- Слышь, тетя, да вы че? Не проснулись? Или размечтались с утра?
- А ты не хами! Молодой еще! Я тебе не твоя девушка!
- Да я вижу, что не девушка! Давно уже!
- Нет, Маша, ты посмотри какой засранец! Едешь на работу в общественном транспорте, так тебе еще и в душу насрут. С утра.
- Да ладно, Люся, успокойся и не ругайся! Что ты хочешь с нынешней молодежи? Вон, я позавчера ходила с дочкой в театр. На балет. Понравилось…очень! И танцевали все хорошо, а музыка, музыка! Чайковский! Насколько пронизывающе, волнительно, душевно! Ну, просто очень!
- Дак он же, говорят, пидор был.
- Ой, Люся, мало ли что про кого говорят! Да и какая разница? Для балета-то. Как в том фильме, — национальные особенности. Специфика жанра. Но я тебе о другом хочу рассказать. Какие дети разные бывают! Конечно, это все от родителей, от воспитания зависит. Вот представь, справа от нас сидел мужчина. Видный такой, интеллигентный. Сразу видно. До сорока где-то. И с ним двое мальчиков, лет десяти-двенадцати. Так они, умнички такие, все второе отделение пальчиками, так, пальчиками отыграли!
- Блин! А на чем же они играли?
- А на спинках кресел предыдущего ряда!
- Я бы сказала, да ладно! Ну-ну. Видно вундеркинды по полной программе.
- Слушай, а рядом ниже тоже мужичок сидел. Тоже того же возраста, — около сорока. Я сначала думала, — с дочкой. Девчонке, — лет шестнадцать-семнадцать. А потом смотрю, — шу-шу, шу-шу, прижимаются, за руку ее взял. Нет, но ты представляешь?! Моей Наточке в этом году уже двадцать шесть будет, — и никого! Ни-ко-го!
- А что же ты хотела? Козлы они. Вот и весь сказ! Думаешь, чуйства им нужны?
- А в антракте, смотрю, взяли по коньяку и интеллигентно с бокалами в руках по холлу прогуливаются. А сам-то, а сам-то! Так гоголем и идет! А у самого, небось, жена дома! И голова, — как биллиардный шар! Так знаешь, Люсь, моя Наточка, бедная, даже расстроилась. Со сцены такая музыка льется, скрипки, валторны, пуанты по сцене «тук-тук-тук, тук-тук-тук», а она, бедненькая сидит во втором отделении, чуть не плачет!
- Ничего, ничего, отольются кошке мышкины слезки! Когда-нибудь, конечно! А я, мать, вчера, знаешь, поднялась с кровати, а у меня черные мухи перед глазами пляшут! Давление, блин! Э нет, думаю, какая на хрен работа, здоровье дороже! Оделась, — и в поликлиннику! А там, блин, очередина, — мама не горюй!
И ты представляешь, остается передо мной уже только два человека, как появляется в коридоре дед. Ну…, если честно, то еще песок не сыпится, но скоро начнет! Причем, падлюка старая, прется без очереди, — «Мне, мол, только спросить!».
Ну, было б это передо мной, я бы ему все объяснила! Что надо спрашивать, у кого, когда, — ну ты же меня знаешь! Спросить тебе надо? Так у людей спроси, что же ты в кабинет сразу прешься? Может тебе просто свечу надо поставить в одно место. Или клизму. Туда же.
Но те двое, что передо мной стояли, лохи какие-то, пропустили его. Был он, правда, в кабинете недолго. Вышел и спрашивает важно, — «Кто последний?». Ну, народ ступил, не расслышал. И никто ему ничего не ответил. Так что ты думаешь? Он таким скрипучим голосом старпера и объявляет, — «Раз мол, все молчат как пни, так я за женщиной буду!».
И показывает на бабенку передо мной. Крашеная такая, вертелась как егоза. Ах ты, сука, думаю, — нет, чтоб уже за мной стать, так он решил за этой молодящейся пристроиться!
Эх, как я открыла рот, да и врезала, ему, — «Сам ты пень, — разве что труха не сыплется! Пердун старый! Будет он мне еще обзываться! У меня вон дома такое же бревно на диване лежит! Нахрен никому не нужное! Уже и пилить лень!». Он и заткнулся.
Ох, загубили мы, Машка, свою красоту, загубили.
- И что дальше было?
- А что могло быть? Деда, — в хвост очереди, с тряпочкой во рту, а сама — в кабинет. И тоже, я тебе скажу: врач давление померял, температуру, внутриглазное даже не предложил, что-то быстро накарябал в формуляре, и выскочил, негодяй! А сестра, мымра еще та, начинает мне впаривать, — это мне, представляешь! — «Вам надо вот это пропить, вам надо вот это попробовать…» И пишет, дрянь эдакая, и пишет. Ну, я ей тоже врезала, — «Что мне надо, милочка, я и без тебя знаю!». Взяла их каракули и пошла домой. Учат, блин!
Да что же это такое у меня между ног болтается! Не, ну ты посмотри, — кулек мне между ног всунули! Нет, чтобы что-то хорошее!
- Не льсти себе надеждой!
- Это точно. Как мой дурень рассказывал, видел как-то надпись над писсуаром в мужском туалете, — Не льсти себе, подойди поближе!

И вышли они из маршрутки вдвоем, и переваливаясь на таких неудобных в их возрасте каблуках, двинулись ко входу в метро.
Две пятидесятилетние стареющие блондинки со смешной химией на голове.
Хотя, — а хуйего знает?
Говорят же — надежда умирает последней.
Ведь когда-то, пусть очень давно, но ведь было, было, — и мороженое тремя шариками в металлической креманке в первом кафе «с мальчиком», и первый коктейль, и первый неловкий поцелуй, и первые объятия, и первый раз…
Что-то хорошее между ног.