Кислородов : Хорошо (на конкурс)

Часам к десяти утра лошади были готовы. В тройку запрягли всеобщих любимцев – Гумберта, Жандарма и Ганимеда. Под умилительные, бессмысленные крики домашнего люда и разноголосый лай дворовых псов экипаж выехал, миновал околицу и пошёл по лесостепной местности; резво, резво пошёл.
Чирикали птички, пели цикады. Дурманящий, крепкий дух шёл от цветущих трав. Варвара Платоновна, миловидная круглолицая и полнотелая молодая дама, дружелюбно переругивалась с мужем своим, столичным адвокатом на летнем отдыхе, Кражновским, мужчиной в цвете лет, а доктор фон Берг, делая зачем-то независимый вид, смотрел в окно сквозь пенснэ на идущую мимо нестрогим строем зелень. Шутов, художник, приехавший в деревню на этюды и близко сдружившийся с местной немногочисленной интеллигенцией в лице вышеупомянутых господ, сидел в кабинке несколько поодаль от остальных и тоже больше молчал, задумчиво теребя. Видимо, он был, как всегда, немного с похмелья, к тому же не привык вставать в такую рань и находился ещё в полудрёме, досматривая прилипшие к мозгам, как сопли к рукаву мужицкой рубахи, видения.
День обещал быть тёплым и солнечным. Они ехали за косогор, к реке, где находилось излюбленное семейством Кржановских место для отдыха. Везли с собой 20 бутылок французского вина и две корзины разнообразной снеди. Взяли помощником – возиться с костром, печь, жарить и вообще прислуживать – деревенского дурачка, знатока лесной жизни Ваньку, он пока что мирно спал в ящике, сзади. Правил лошадьми глухонемой Акимка, механический недочеловек нерусских кровей, незаметный, как тень, тихий-тихий.
Так ехали. Варвара Платоновна, у которой с самого утра было возбуждённое, приподнятое над землей состояние, всё время громко хохотала и восклицала. Кржановский, поглядывая на жену, находил, что она ведёт себя, как глупая кокотка или даже проститутка, работающая под студентку, а теперь вот ещё взяла и расстегнула на блузке верхние пуговицы, так что стала видна частично грудь её.
-В Европе сейчас новая мода – феминизьм,- юродствуя, голосом необразованного помещика прокомментировал сей факт адвокат.- Женский пол всяческое мракобесие и демонстрации учиняет. Хочут себя вровень с мужчинами поставить, да куда им! Ибо матушкой природой так устроено, чтобы мужской пол превосходство над женским имел, и в уме и в физической силе. А баба… баба она рожать должна и мужу быть верной.
Фон Берг, сняв пенснэ, бережно уложил его в футлярчик, футлярчик спрятал в карман. И серьёзным голосом проговорил, обращаясь к Кржановскому.
-А кроме шуток, Миша, я так скажу: феминизм всё-таки способствует прогрессу. – И поднял вверх палец.
Фон Берг был пожилой, маленький, аккуратный и правильный. Адвокат недолюбливал его за недалёкость и чопорность. Но он был давний друг семьи, какой-то даже дальний родственник Варвары, и на этих сомнительных правах каждое лето приезжал к ним в деревню гостить и, как он сам выражался, «корпеть над своим трактатом» (последнее было ложью).
-О каком прогрессе вы говорите, милейший?- не смог сдержать раздражения адвокат.- Прогресс это фикция! Это войны, истребление природы и подавление человеческой личности! Это болезнь, и болезнь поопасней туберкулёза! В лучшем случае – тупик. Если хотите знать, то я против такого прогресса, я ретроград в этом смысле, да. Или я за развитие других человеческих областей, не тех, за которые ратуют «либералы» вроде вас и нашего дорогого художника. Я, если хотите, за обращение современного человека в сторону востока. Там, там истина, я это чувствую, но пока не могу выразить в достаточно убедительной форме! Учение Будды и Рамакришны – вот куда надо направить взоры свои!
Художник обиженно зашевелился в своём углу.
-Вы меня зря, Михаил Евграфович, причислили сейчас к либералам. Ибо мне как человеку искусства тоже больше близка духовная, а не…
Варвара Платоновна шутейно зажала художнику ладонью рот.
- И охота вам, мужчины, спорить о ерунде в такое утро! Я вовсе не феминистка, господь с вами! Я просто женщина, которая едет на pique-nique. Отдохнуть! А вы тут о туберкулёзе!
Кржановский, рассмеялся и потянулся.
— А и действительно, что это мы! – приоткрыв дверцу, он выглянул наружу.- Правда ведь, какой денёк, какая натура!
Экипаж тряхнуло на кочке, и адвокат едва не вывалился на дорогу.
-Акимка, ты давай-ка поаккуратней!- строго прикрикнул он.

И вот – приехали. Распрягли и отпустили пастись лошадей. Утро тем временем плавно перетекло в тёплый, но не жаркий, приятный на ощупь, если так можно выразиться, день. Место было красивейшее. Живописная поляна с фиалками и лопухами, окружённая берёзой и елью. Поляна переходила в пологий песчаный берег, и дальше протекала неширокая река, синяя и чистая. Мужчины достали Ваньку из ящика, установили хлопца в нужное положение, и тот, ожив, начал расторопно работать: готовить костровище, ставить шатёр, колоть дрова и всячески хлопотать.
Вскоре огонь горел, жаровня и места для сидения были готовы. Ванька принялся насаживать со вчера замаринованное мясо на шашлыки, кучер Аким помогал ему с этим делом. Отдыхающие расселись вокруг, наблюдая. Художник достал вина и фужеры и всем налил, суетясь, смешно двигаясь туловищем, ради шутки изображая из себя человека, которому до смерти хочется выпить. Ну, выпили. Варвара Платоновна, которой хмель мгновенно ударил в голову, разгорячилась пуще прежнего и стала бегать вокруг костра.
Мужчины смотрели на неё, через одного улыбаясь.
Адвокат закурил трубку, выпил ещё вина и с видом полного удовлетворения полулежал на траве, покачиваясь. Вовсю светило солнышко, такое, знаете ли, настоящее, с нарисованными глазами и улыбчивым ртом.
-Эх, хороша земля русская!- проговорил Кржановский с чувством.
Доктор фон Берг посмотрел на него с затаённой обидой и сказал:
-Да. Особенно если не надо пахать на ней и сеять, а за тебя делают эту работу другие.
Кржановский, оставив без внимания тон, кивнул:
-Да, да, дорогой доктор, именно так. Вы правы. Пока за нас работает мужичьё, жизнь прекрасна!
Художник почему-то захохотал. Затем пошёл к костру, заинтересованный процессом приготовления мяса. Акимка работал молча. Ванька ухал, скакал вокруг жаровни и приплясывал. Голова дурачка со всклокоченными волосами была неестественно огромной. Лицо пребывало в постоянном движении, щурилось, скалилось, кособочилось на разные стороны. Дурачок всё время мурлыкал что-то на своём языке.
Художник, глядя на него, восхищённо проговорил:
-Какие колоритнейшие персонажи встречаются, однако, среди простого народа! Хоть сейчас его в какой-нибудь европейский антропологический музей!
Варвара Павловна захохотала и захлопала в ладоши.
-А я почему-то счастлива сегодня как этот самый дурачок!
Она прыгнула через бревно и приземлилась на песочке на пятую точку.
-Меня саму надо в музей!...
Она подбежала к мужу:
-Миша, а купаться будем?
-Позже, птенчик, потом, к вечеру. Налей-ка мне ещё вина! И всем остальным тоже!
-Слушаюсь, господин!- шутливо произнесла Варвара Платоновна и проворно исполнила приказание.
Кржановский опять выпил и вытер пятернёй русую окладистую бороду.
-Эх, надо было водки взять!
Художник при этих словах необыкновенно оживился и закивал головой:
-Да, это французское слабенькое. Что французу вино, то русскому водица. Но у меня есть, как говорят в Америке, сюрпрайз! Мне вчера с хутора доставили прекраснейший самогон! И я захватил с собой пару бутылок!
Адвокат довольно рассмеялся. Все уже знали об этой привычке художника к крепким народным напиткам и беззлобно шутили по этому поводу.
-Я всегда верил в ваш художественный вкус!- Кржановский встал и отвесил Шутову поклон.
-Ванька!- крикнул художник.- Посмотри-ка там, в багажном отделении!
Дурачок, что-то пискнув, попрыгал к багажнику, порылся и извлёк бутылки. Принёс их художнику, бережно держа их на руках, как новорождённых поросят. Шутов же, взяв бутылки, с некоторой небрежной ловкостью даже немного пожонглировал ими в воздухе.
-Вот, рекомендую! Отличнейший первач!
-Господа, господа, только под горячее!- вмешалась Варвара Платоновна.
-Разумеется, дорогая, -успокоил жену Кржановский.
Ванька и Акимка с шашлыком управились, изжарили и вскоре на блюде преподнесли-с. Господа стали пить и закусывать свежим сочным, хорошо прожаренным мясом. Варвара Платоновна самогону на дух не переносили, а потому оне продолжали хлебать фужерами вино.
-Это даааа!- заладил, тряся бородой Кржановский, выпивая стопарь и зажёвывая добрым кусищем мяса. -Это даааа!
-Это даааа!- повторял за ним Шутов, проделывая ту же операцию.
-Это даааа!- старался не отставать от них фон Берг.
Наливали, «заради демократии», как выразился адвокат, даже Ваньке с Акимкой, и те с радостью вливали в себя дьявольское пойло.
-Это дааа! Это дааа!- слышалось на поляне на разные лады – то басом, то козлиным фальцетом. Даже глухонемой Аким, показалось, проговорил разок «это дааа!», а Ванька, в силу слабоумия своего перепутамши буквы, сказанул: «это аааад!», чем весьма всех рассмешил. Варвара Платоновна прыгала по поляне, как горгулья…

Через два часа, промелькнувших со стремительностью ярмарочной карусели, господа и мужики в полном составе попадали кто где по поляне, как сражённые воины. Кржановский укатился на бережок и храпя, почивал там. Песок под ним потемнел от влаги: адвокат непроизвольно помочился через штаны. Варвара Платоновна одна из всей компании осталась на ногах и, бессмысленно посмеиваясь, бродила по поляне, пытаясь растормошить мужчин. Но это было невозможно. Самогон погрузил их в тяжелейшее состояние муторного алкогольного сна. Подойдя к мужу, она довольно сильно попинала его ногой.
-Миша! Миша! Сукин сын!
Безрезультатно.
Варваре Платоновне захотелось вдруг писять. Шальная мысль пришла ей в голову. Адвокатша спустила трусы, задрала юбку, присела над мужем и стала мочиться ему прямо в лицо. Сильная струя билась в русую бороду и стекала на песок. Варвара Платоновна всё также глупо хихикала. Кржановский продолжал храпеть.
-Миша! Миша, купаться!- говорила Варвара Платоновна, сбрасывая на мужа последние капли.
Затем она поднялась, сняла с себя одежду и, оказавшись совершенно обнажённой, побежала к реке. Она зашла в воду и долго плескалась у берега, гогоча и восклицая.
Выйдя на песок, Варвара Платоновна посмотрела на свою крупную белую грудь, потом на рыжеватые волосы на причинном месте и вдруг почувствовала, что дико хочет заниматься развратным половым действием. Но муж по-прежнему валялся на песке в состоянии бесчувственного бревна. Варвара Платоновна, возбуждённо дыша, поднялась с берега на поляну и огляделась вокруг. Шутов и Акимка лежали под кустом жимолости, приобняв друг друга. Фон Берг, зачем-то надевший на нос пенснэ, покоился в аккуратной позе зародыша у догорающего костра. Ванька забился под повозку и оцепенел там, постанывая. Перспектив добудиться хотя бы одного из самцов человека не было.
И тут Варвара Платоновна увидела жеребца Ганимеда, пасшегося среди берёз. Под брюхом коня болтался закрытый чёрной кожей внушительных размеров половой орган. Голая и мокрая, адвокатша подбежала к животному. Ганимед испуганно отшатнулся от хозяйки.
-Не бойся, родненький, я тебе плохо не сделаю! – Она погладила жеребца по гриве и осторожно взяла в руку большой тёплый пенис его. С нахлынувшей откуда-то из глубин души нежностью, стала ласкать ладонью шершавый елдак. Ганимед закивал головой и издал губами одобрительный лошадиный всхрап.
Варвара Платоновна, тяжело дыша, и теребя себя свободной рукой между белых полных ляжек, продолжала и продолжала надрачивать. И увидела, как из чёрной шкурки показалась влажная конская залупа. Женщина, наклонившись, прильнула к ней ртом и стала посасывать головку, не обращая внимания на довольно терпкий запах. Ганимед кивал головой всё быстрее.
-Готов, мальчик мой, готов! – вынув залупень из рта, произнесла Варвара Платоновна.
Она подлезла под животное и, нагнувшись раком, подставила под конский причиндал своё влагалище. Ганимед сразу попал внутрь. Чувствуя боль и одновременно нечеловеческое удовольствие, Варвара Платоновна задвигала крупным тазом. Волосы женщины распустились, упали до самой земли каштановой копной, а потом задвигались в такт коитусу.
Человек и конь кончили одновременно.
Варвара Платоновна закричала в апогее полового чувства и упала на траву. Её промежность была залита обильным количеством лошадиной спермы.
Она пролежала так около получаса, содрогаясь и похихикивая. Конь топтался и фыркал над ней.
Солнце палило. Варвара Платоновна поднялась и, пошатываясь, пошла к костру. Варвара Платоновна порешила убить спящих мужчин. Варвара Платоновна взяла топор, которым Ванька колол дрова для костра. Варвара Платоновна проговорила сквозь зубы:
-Животные, грязные животные.
Варвара Платоновна подошла к художнику Шутову и кучеру Акимке. Варвара Платоновна зарубила художника Шутова и кучера Акимку. По внутренней поверхности бедёр Варвары Платоновны продолжала течь потоками мутноватая конская семенная жидкость. Варвара Платоновна подошла к фон Бергу. Варвара Платоновна зарубила фон Берга. Варвара Платоновна подошла к дурачку Ваньке. Варвара Платоновна зарубила дурачка Ваньку. Варвара Платоновна съехала на заду по склону на бережок, где в луже мочи спал её муж. Варвара Платоновна зарубила мужа своего, столичного адвоката Кржановского.
Варвара Платоновна зарубила всех. Варвара Платонова стояла на поляне голая и пританцовывала.
-Cest tres bien!- произнесла она, поигрывая орудием убийства.
Кровь блестела на топорище ярко алым.