Феля : Тысячелетняя карма северного пути

Путь Ялыцзы лежит на север. Выйдя из пределов Поднебесной, Ялыцзы преодолел многие и многие тысячи ли, прежде чем вступил в Страну Хмурого Неба. Так про себя окрестил скромный крестьянин рисовой стороны эти бескрайние поля, с изредка попадающимися на его пути деревушками и городами.
Путь Ялыцзы держит на север, туда, где лежит местность Сак-Пете-Пур. Чтобы узнать, что ждет его там, Ялыцзы расспрашивает о Сак-Пете-Пуре встречающихся ему в селениях людей.
- Питербурх что ли? – смачно сплюнув, переспрашивает Ялыцзы нечесаный, одетый в лохмотья и обутый по-местному обычаю в лап-ти, крестьянин.
- Сакпетепур… сакпетепур…сакпетепур, - с широкой улыбкой щебечет Ялыцзы.
- Питербурх, брат, это далеко-о, - басом тянет мужик. – Там ампиратор-батюшка, царь всея Руси почивают…
Видимо больше о Сак-Пете-Пуре мужик ничего не знает. Стоит, почесываясь и сплевывая, подозрительно всматриваясь в Ялыцзы.
- А чего у тебя глаза косые? Юродивый что ли? – наконец басит он.
- Сакпетепур… сакпетепур… хо-дить… много-много ли хо-дить, - честно отвечает Ялыцзы.
- Ну истинно юродивый… Это как же ты до него идтить будешь? Поп сказывал, что Питербурх далеко-о, - сплюнув, мужик неуверенно топчется на месте, смущенно и в то же время как бы с надеждой поглядывая на Ялыцзы. – А может быть…
По характерному крестьянскому жесту руки в сторону шин-ка, Ялыцзы понимает, что в душе мужика горит внутренне-вечный огонь неутоленной страсти. За время своих странствий Ялыцзы понял, что ненадолго притушить этот огонь людям Страны Хмурого Неба помогает только вод-ка.
Душа самого Ялыцзы с недавних пор уже тоже горит внутренне-вечным огнем. Чтобы ненадолго погасить огонь своего сердца, Ялыцзы идет вместе с мужиком по направлению к шин-ку.

* * *

Ой да ни полонет ворог нас,
Дружину рати княжескай
И буде пить ядреный квас
Свободный воин русскай…
… В сгущающихся сумерках темнеет на косогоре небольшая каменная церковка, очерченная оранжевым светом заката. Над позолоченным крестом ее вьются с мрачным клекотом вороны, и ползет куда-то в сторону, на запад, набухшая дождем туча. По весенней распутице, широкой, болотистой колеей косогора спускается бричка. От раскатистого, нетрезвого крика извозчика – «Но-о, залетная…», - сжимается сердце Ялыцзы.
То ли под влиянием крепкой мужской руки на его плече, то ли от выпитой вод-ки, а то ли от мирного пейзажа простой русской деревеньки, растет в Ялыцзы чувство чего-то настолько чистого, настолько родного, чего раньше никогда и не ощущал в себе щуплый крестьянин с Востока.
Ой да ни полонет нас вино,
Дружину рати княжескай
Враги отступят, да все одно, -
Свободен воин русскай…
Ялыцзы знает, что Страна Хмурого Неба двигается по своему пути уже больше тысячи лет. Как это ни странно, Дао это неторопливое, иногда застывающее в своем движении на сотни лет, но все же со скрипом двигающееся (куда? ответа на этот вопрос ни у кого нет). На пути этом было много препятствий, не раз в Страну Хмурого Неба приходили чужестранцы, пытаясь указать людям этой стороны свой путь, но все попытки эти были пресечены простыми людьми Страны Хмурого Неба. Ялыцзы чувствует, что и сейчас нелегко живется здесь, но чувствует он также, что впереди ожидает Страну Хмурого Неба то, что его отец называл Красным Дао.
Тысячелетняя карма северного пути.
Кульминация настолько близка, что от невозможности что-то исправить, помочь как-то Стране Хмурого Неба, Ялыцзы заплакал…