prefizid : Коты (Продолжение I)

Муря (Продолжение)

Пожилая женщина
Сеет горох на склоне Фудзи.
Ох.
Леонид Каганов

На пути к земле нам все же удалось расцепиться, и это нас спасло. Из всех советов, которые так щедро раздавала моя мама, один казался мне совсем бесполезным: «Держи всегда хвост в идеальном состоянии. Это однажды сохранит тебе жизнь». Ох, как она была права. Все те часы, что я провел, задумчиво вылизывая свой хвост, не были потрачены даром. В полете я зацепился своим хвостом за воздух, вывернулся и приземлился на все четыре лапы.
-Бум.
Фанерка, который ничего не весил, скрылся в подворотне, а я остался лежать на булыжнике. Накрапывал дождь, первое, что я почувствовал – капли на морде. Я открыл глаза. Надо мной стояла собака. Одно из тех мелких лысых созданий на трясущихся ножках, которые так громко лают. Она не лаяла, только тряслась. Ее хозяйка, старушка, а старушки часто ночью не спят, вышла погулять поближе к полуночи и чуть не получила котом по голове.
- Ой, ой, ой. Разбился. Ой, какой же ты большой, мне тебя и не поднять.
Надо тебя отсюда убрать. Утром приду. Наташу позову. Она тебя поднимет.
Старушка с трудом разогнула спину, и там что-то захрустело.
-Ох, ох, ошеньки. Чапа, пошли, пошли. Хорошо, что ты не кошка. Вот что с котами бывает…
Чапа и старушка исчезли в ночи, а ко мне пришла боль.
Она навалилась внезапно и осталась. При приземлении лапы мои подогнулись и не выдержали удара. Все тело было, как сплошной ушиб, и мордой я тоже хорошо впечатался в мостовую. Из прокушенного языка текла кровь и тут же засыхала двумя багровыми полосками по краям рта. Один клык шатался. Я не пробовал подняться, понял, что лучше не двигаться. Вот так я остался лежать в растяжку на мостовой. Дождь прекратился. Меня охватила странная дремота. Я все видел, все слышал, но как будто спал.
Летом ночи короткие. Когда было совсем светло, пришли старушка и Наташа. Они вдвоем перетащили меня в тень и оставили. Наверное, решили, что я сдохну до вечера. Потом пришла Оля. Она присела на корточки и стала меня разглядывать, потом достала из сумки котлету и положила перед моим носом. Котлета аппетитно пахла, но мне было не до еды.
- Что, плохо тебе? Под машину попал? Кто же тебя, такого роскошного, гулять выпустил? Ну, лежи, лежи. Вечером, если не умрешь, возьму тебя к себе.
И ушла. Зато пришла старушка и тоже с котлетой, а потом и Наташа, и тоже принесла …котлету. Да ты не слушаешь!
- Слушаю я, слушаю и думаю. Ты раньше сказал – охотник. Это как? Кто такой – охотник?
- Стать охотником – это лучшее, что может произойти с котом. Раньше все мы были охотниками. Но об этом в другой раз. Приходи завтра, я покажу тебе пару приемов, ради твоих замечательных полосок. Только…
- Я все понял. Я помоюсь.

Сто грамм

Ить ни сан си го — беспечен гуляющий заяц.
Попал под удары охотничьих нунчак.
Шлeп-шлeп, ой-ой-ой.
Леонид Каганов

На следующий день я встал пораньше и тщательно вылизался. Обитатели помойки смотрели косо, особенно — Полхвоста. Он так ничего и не спросил у меня про вчерашние события, хотя ему очень хотелось. Он ходил вокруг, постепенно сужая круги. Наконец, не выдержал.
- Ты чего лижешься?
- Ничего. Не твое дело.
- Сбрендил совсем.
Я потянулся. С удовольствием посмотрел на свое отражение в луже. Оттуда на меня смотрел вполне приличный, чистый кот. Прохожая девочка угостила меня половиной сосиски, и мне не пришлось лезть в мусорник. Оказывается, быть чистым не так плохо. Я легко нашел проход в тайный двор. Муря лежал на парапете и дремал. Я был еще далеко, но его ухо дернулось, уловив посторонний звук. Он открыл глаза.
Следующие полчаса меня мяли, кидали, опрокидывали, поднимали на когтях, возили по цементному полу. Я кусался, царапался, отбивался, как мог. Моя шерсть летела по ветру. На шкуре остались багровые полоски. Муря тоже потерял несколько клочков своей густой шерсти, и они, как пух с одуванчиков, взлетели и закружились над крышей.
- Простите меня, сэнсей.
- За что? Ты не добрался до моей кожи. А пух, это я так линяю. Скоро стану похож на тебя.
Я воспользовался возможностью деликатно рассмотреть сэнсея, восприняв последнюю фразу, как приглашение.
Передо мной сидел не просто большой кот (я и сам не мелкий), а огромный. Его голова закрывала от меня солнечный свет. Уши были в красных бороздках вен. Они были совсем целые, только одно ухо имело мелкую зазубрину – след давней драки. На морде не было шрамов. Ни одного. Хотя было понятно, что лет этому коту немало, и за все это время ни один кот не добрался до этой священной морды. Окрас у нас с ним был одинаковый. Такой окрас еще называют – дикий. Только у сэнсея было меньше полосок, и около хвоста явно проглядывала рыжина. Рыжих котов у нас на помойке не уважали. Рыжий кот – подлый кот. Самые большие трусы – рыжие, самые большие воры – рыжие. Но Муря не был классическим рыжим котом. Конечно, я знал его имя. Оно вселяло ужас в самых отважных. И потом я много раз убеждался – не зря. Тут Муря зевнул. Может быть, нарочно. Я увидел клыки. Мамочка, эти клыки мне не забыть до самой смерти. Они не были такими, как у собаки. Они были страшнее. Узкие, длинные и белые, как четыре молнии. Мне стала жаль Фанерку. Ощутить такой ужас на своей шее. Точно он головой тогда ударился, если потом вернулся. Тут я вспомнил о неоконченном рассказе Мури и приготовился слушать.

Муря

Жили у старой женщины
Две рыбы Фуго.
Одна белая, другая серая — две веселых рыбы.
Леонид Каганов

Оля вернулась с коробкой. Как она переложила меня туда, я не помню. Потерял сознание от боли. С трудом подняв и перекладывая большую коробку в руках, она несла меня, как больного ребенка. По дороге я пришел в себя, но уже понятия не имел, как далеко меня отнесли от родного двора. У нее дома уже жили кошки. Две изысканные сиамки лежали в кресле и дружно подняли морды на звук открывающийся двери. Увидев меня, они присели, но в конце концов они были у себя дома, и церемонии были отброшены. Меня обнюхали самым унизительным образом. Наглые создания. Я бы им показал, если бы смог. Но я лежал без движения. Я не ел целый день. Но это было ничего. Я не спал, и, оказавшись в безопасности, наконец заснул по- настоящему. Проспал почти сутки. Сон был моим лекарством. Ночью эти нахалки подошли ко мне и вылизали мою морду. Кровавые бороздки исчезли.
Дальше я ел и спал, и опять – ел. Силы возвращались постепенно. На второй день я с трудом приподнялся и написал в большое блюдо, в котором густо росла какая-то трава. Как потом выяснилось, кошки эту траву ели, а для грязных дел у них был специальный ящик с катышками, которые странно пахли. Но этого я тогда не знал. Кошки оказались веселыми заводными созданиями. Они целый день гонялись друг за другом с азартными воплями, потом мирно закусывали из одной миски. Меня они игнорировали. Один раз попробовали полезть, а я им сказал: «Ща…». Так авторитетно сказал, что они сразу отстали.
Дом, в который я попал, был похож на мой. Тут пахло кошками, кошачьим кормом и той гадостью, которой брызгается моя хозяйка перед тем, как выйти из дома. Вечером Оля надевала черное платье, брызгалась, брала небольшой футляр и уходила на работу. Ее работа была дуть в трубочку, которая жила в футляре. Это я понял, пока гостил у нее.
Я не переживал, копил силы для возвращения. Мой родной очаг был совсем рядом. Каждый вечер и утро я слышал, как моя хозяйка выходит на балкон и зовет меня. Зовет долго. Раньше я всегда приходил на этот зов. Теперь же я отвечал на своем я зыке: «Я здесь, я тебя слышу, но пока прийти не могу…».