Шизоff : запой, осень, жопа

тупее нет чем проснуться на русской печи в октябре часов в восемь не утра разумеется позже когда день безвозвратно сгорел а точнее затух как окурок и слава богу
засыпал точно помню весь в высоких паскалевых мыслях а прочухался с рвотною думой о той только не скажу о какой потому что их двое и думаю что третья виной этому потному бреду
бред вздёрнул с томных кирпичей и вывалил с душных небес в дребезжащий сумраком холод
три шага по дуге, кракалястой и шаткой навскидку, а на деле — лекально выверенной кривой, той, что избегает скрипящих половиц, что хранит грязные тайны даже от бога, а он притаился в углу, милосердный, и смотрит сычём вместе с мамой своей, сверлят состраданием, горней мукой за подлеца
я как тот первосвященник копошусь, отделённый от вседержителя тонкой завесой, колдую с причастием, и молюсь во святых благоверному блезу паскалю, страстотерпцу и гордецу, юродивому отцу изысканно каменных мыслей.
Выпиваю две рюмки подряд. Химически синего стекла разрывной дуплет: пуля в живот и контрольный. В первой тонет паскуда любовь, а вторая валит галльского любомудра. Похоть в нокауте, гордыня убита.
«Господи, Иисусе Христе, сыне божий, помилуй мя». Чинный поклон. «Пресвятая Богородица, спаси нас». От души, без лукавства. Колом встаёт что-то в памяти на тему Честного и Животворящего Креста, я желаю облобызать этот крест, сентиментальный весь до соплей, слепо нащупываю, а его нет, он с грудины сместился во снях, и спрятался между лопаток. Становится гадко. Желание лобызать пропадает. Разворачиваюсь к святому семейству спиной. И решительно иду вон с избы. Кадить дьяволу.
Какой-то мудак назвал осень «тихою». Она не тихая, блять. Она, сука, фригидная. А к вечеру – глухонемая. Ебал я эту осень. По весне. Сейчас бесит. Скорей бы зима, пиздец, и конец личной истории.
До грядущего заплыва в недельный чад меня отделяет пяток нервных затяжек. Третья опять станет первой. Воротя рыло в сторону от красного угла, я скроюсь за грязной кухонной занавеской, налью, выпью стоя, налью ещё. А потом буду традиционно ныть и выть. Может, плакать. Может, в голос материть на горбу приютившийся крест, идиота-француза, и давно попутанных баб, от которых одно лишь похмелье.
«Это полная жопа, чувак, – нервно шепчет мне ангел-хранитель, — Очнись, падла, встань и ходи!»
«Жопа, — соглашаюсь я, — Истину глаголишь, пернатый. Только цимес в том, что она, эта жопа, мне нравится, так-то».
Ангел, взбледнув, отлетает.
Су-мрак окончательно валится в мрак.
Разлаписто бреду назад в избу.
Глушить осень водкой.

Аминь.