Алкей Швеллер унд Зепп : “Война, которая всегда с тобой” - 2

Сценарий 2. Обучающе-Патриотический. Деда лётчик.

Облака вереницей кусков ваты двигались на юг, вдоль леса, некоторые цеплялись у горизонта за деревья, путались и оседали, тихо шурша. Из школьного окна как всегда без особых подробностей пейзаж – гнутые спицы рельс скрывающихся в лесу, застывшие жёлтые жуки тракторов на поле, что начиналось сразу за потрескавшейся асфальтом Загородной. Остальное, хоть и более детальное: двухэтажные, жёлтые дома, товарная станция, трубы бандарки и прочая инфраструктура провинциального пейзажа не фиксировалась зрением Лёхи. Лёха Снегирёв, главный в этой повести, вообще мало что фиксировал в этой жизни, разве что надпись на заборе НЕ ХОДИТЕ НА ВЫБОРЫ – НАЕБУТ, да бывало ещё с испугу что-нибудь врезалось в память.

И не зачем было фиксировать. Дед говорил – меньше думай, счастлив будешь. У него было целое лукошко таких поговорок: меньше знаешь – спокойнее спишь, меньше помнишь – чище совесть. Большой был мудрец. Был потому, что умер давно, в один день с Брежневым, за это его Лёха и любил.

Любил, не смотря на то, что в день смерти деда по обоим каналам телевизора, вместо обещанного фильма про войну, показывали длинные никак не могущие закончиться похороны вождя. На экране куда-то ехали лафеты и играла музыка. От неё пропадал аппетит к коричневым, похожим на засохшие панцири раздавленных жуков, крупицам осточертевшей гречневой кашей. Кашей, которой кормила бабка, что обильно причитала в соседней комнате, не забывая, впрочем, в перерывах меж всхлипываниями, угрожать, что ежели “не съестся каша” улицы Лёхе не видать.

Бабку Лёха не любил. Сварливую, нудную, отвлекавшую Лёху от просмотра телевизора, кормившую его насколько же обильно, настолько же постно и обрыдло. К тому же бабка сама много ела, потому что дед много пил. Оттого у бабки был большой живот и характер назойливой бензопилы. А у деда был характер твёрдый и спокойный. Потому что лётчик.

Лёха забыл, как зовут его деда. Хоть и виделся часто с ним. Вот и сейчас, прошло больше десяти лет с его смерти, а из школьного окна было видно, как тот на Боевое Задание “Бить Фашиста” над облаками из ваты летит. Самолётом у него был большой краснозвёздный ястребок. С двумя парами крыл, как в одном старом советском кино. И бабушка была безо всякого живота, зато с белозубой улыбкой и кудрями. Она сидела в самолёте спиной к спине с дедушкой и била прямой наводкой фашистские мессеры и фокеры. Фашистских мессеры были маленькие и их было очень много. Фашисты в огромных круглых очках корчили из своих кабин злые рожи и что-то быстро лопотали по-фашистски.

Но прямая наводка она на то и прямая, а не кривая, что рас и летит фашист в арзамас. Фашисты гибли, но не сдавались, вот дураки-то. Они бегали мурашами по земле, светили, то ли лысинами, то ли касками, да стреляли из ружей и пулемётов, ну и, под конец, совсем оборзели, и жахнули в небо из большой пушки, выпустив Большого Нацистского Аса. У Аса него был маленький юркий серебристый самолёт, в который он едва помещался. Он курил огромную сигару, наполняя сизыми клубами стеклянный колпак в центре одутловатого фюзеляжа с пиковыми тузом на боку…

- Снигирёв! Снигирёв!! СНИИГИИРЁЁЁЁЁВ!!!
- А? Что?
- Опять витаешь в облаках?!?! Снигирёв, будь любезен, в двух словах перескажи нам тему урока!

Лёха краем глаза глянул на учебник, схватив фразу заголовка: “СССР перед Великой Отечественной Войной”.

- Ээээ…. Ну…22 июня на СССР напал вероломно напал Гитлер патамушто…

Мария Францевна, учитель истории, обладала чудным даром - она будила разум и заставляла засыпать воображение. Свойство для школьных учителей необходимое и достаточное, так, наверное, считали в Министерстве Образования. Мария Францевна была прекрасным педагогом. Отшлифованным годами механизмом обучения. Всё в ней было прекрасно: и рыжий шар накрученных волос и поджатые губы, и нос и очки на носу. Ведь в человеке прекрасно всё - даже прыщи и стигматы. Особенно второе. Известный факт.

Вот только была она не человек, а Фашистский Механизм. Совершенный Фашистский Механизм Обучения. Достойная дочь Большого Нацистского Аса.

- Ну, Снигирёв, класс ждёт! Снигирёв! Я тебе в прошлом году тройку еле вытянула. На этот раз, если у тебя к концу семестра нарисуется в журнале не самая хорошая картина – пеняй на себя!

До истории Лёхе было мягко говоря пофигу. 11 класс, хронический нейродермит и бывший мамкин хахаль дядя Жора в приёмной комиссии института в Ленинграде – вот те стартовые ступени для первого рывка к успеху.

“а ведь на экономику или юриспруденцию надо историю знать”, – думал Лёха. “не на экономику это блин как папа который и биологический и карло одновременно. завод, кеды, молоко, велосипед аист. а сосед, дядя Авас, то ли армянин, то ли, что хуже - грузин, девятку купил. а папа говорил, что Авас тупой. папа блин юморист как из телевизора. такой же лысый и много шутит. Авас хоть и не шутит, потому что тупой зато девятка есть. А у папы следующая роскошь как средство передвижения после автобуса это катафалк. но Авас то с трупным привкусом лимонами торгует, а надо финансистом. или адвокатом. а с этой фашисткой сволочью не светит ни финансистом, ни юристом. блин учить вcю эту шнягу, а ещё эта дура”.

Невразумительные мысли вились в голове Лёхи, а Фашистский Механизм не унимался. Знал, собака, что будет побеждён, оттого и лютовал. Мария Францевна пыхнула сигарой и нажала штурвал на себя…“Врёёшшш! Не возьмёшшш!!!!”- вдруг вынырнул из облаков, сверху, дед, ухая авиационной пушкой ястребка. Главный Нацистский Ас даром что главный, да трус. Близко боится подойти, крутится вокруг, жужжит, злится… “Ну, внучара, давай! Зададим фрицу перцу под хвост!!! Я прикрою. Давай! Бей его, гада! Ураааа!!!!”

Окно, прямо то, что напротив стола, лопнуло, сталактиты стекла миг провисели в воздухе и осыпались с грохотом и звоном. Лёха глянул в окно и увидел на школьном дворе застывших раскрашенными гипсовыми статуями пионеров, оболдуев класса из восьмого или девятого.

“Не играл вроде никто в футбол, откуда появились только?” - подумал Лёха.

Все смешалось, Мария Францевна, чтото стала кричать в окно, называя детей идолищами, зверьми и другими смешными словами. Одноклассники кто кинулся к окнам, кто остался на местах, болтая в голос. Лёхины глаза, пользуясь заминкой, бежали наискосок по учебнику.

“…Тем не менее участие СССР в войне началось уже в 1939 году на тогдашних территориях Польши и — в гораздо больших масштабах — Финляндии. Александр Твардовский в написанном в 1943 году стихотворении назовет финскую войну «незнаменитой», но она все же имела место”.

Прошло 5 минут, прозвенел звонок. Мария Францевна сделала останавливающий жест рукой рванувшимся в атаку к двери школярам.

- Ну Снигирёв?! Что ты можешь сказать? Ты хоть в учебник заглянул?!
- Заглянул…, - нагло заявил Лёха, действительно ведь заглянул.
- И что ты там увидел? – зло спросила училка.
- Там написано, что до Великой Отечественно Войны 1941 – 1945 года была война с финнами!
- Ну, и?
- Ну, маленькая война, длилась пару месяцев. Войну выиграли, отодвинув границу Ленинграда…
- Ладно, Снегирёв, считай, что пронесло. Садись, четыре. Урок окончен, - прервала его устало Мария Францевна. Она, как и любой Фашисткий Механизм, не любила всего это расцветшего буйным цветом после перестройки ревизионизма, путавшего весь Порядок. Гулаг, репрессии, коллективизация, войны ещё эти чёртовы, неужели этому учить надо детей в эти окаянные дни …

Лёха кинул в сумку тетрадь и учебник, вышел из класса, спустился в вестибюль и вышел на школьное крыльцо. Сощурился на сентябрьское солнце и закурил.

“Финны какие-то, ебать,” – Лёха вспомнил водку “Финляндия”, что пили в пятницу у мажора Вовки. Вспомнил Санта-Клауса, про которого спорил Вовка и Серёга, мол финн этот Клаус или швед, а Ленка сказала, что Санта это фигня, ведь по-русски то один хрен, Дед Мороз.

- Дай-ка закурить, внук, табачку своего - это дедушка лётчик, тяжело прислонился рядом к стене. На нём был лётный шлем с большой красной звездой. Дед ловко оторвал фильтр у протянутой сигареты, буркнул чтото вроде “сигаретки эти как немецкие трофейные, супротив нашей махры херня” и чиркнул сделанной из гильзы зажигалкой. Сделал первую затяжку, выпустил как конь пар на морозе дым из могучих освободительских ноздрей, произнёся задумчиво:

- Служил я во время финской в бомбардировочной авиации, - дед двинул ладонью с зажатой в ней дымящейся сигаретой, изображая бомбовоз. Политрук к нам в часть всё ездил, ладный весь такой. Одеколоном пах. Рассказывал сначала, что-то про трудовой финский народ, жаждущий освобождения от капиталистов. Потом, правда, наших окружили севернее Ладоги и тот поскладнее начал врать, про безопасность Ленинграда, мол, границу надо отодвигать, а то империалисты на велосипеде могут доехать до Смольного. У нас умник один был, всё вопросы задавал: “А хренли мы делаем за 200 вёрст от этого Ленинграда? Да почему наши части не спасают? Да как окружили, ведь у нас силища, а у них тока маннергеймовские банды по лесам шастают?” Умник, херли, взяли его потом, сказали сначала, что на курсы повышения, а потом оказался паникёром, - дед ещё раз глубоко затянулся.

- Небось, в штабе потом умничал, у медведей, да червей могильных выспрашивал подробности, едрить, его, дурака”. Ну это ладно. Слушай дальше. С нового года не сколько бомбить летали, сколько сбрасывать окружённым нашим сухари, курево, патроны. Летишь, бывало, а облака чуть ли ни у самых деревьев. Выныриваешь вниз, а финн из пулемёта бьёт. Ты выше, а там совсем не видно ни черта, лес, бурелом, где наши, где ихние, не разберёшь. Так и сбрасывали вслепую. А то и вовсе заряды снежные начинались, так и бросали куда попало, да на базу шли. Рапортовали - задача выполнена. Служил у нас, потом, в Отечественную в полку бортмеханик. Чуть двинутый, его тогда, в финскую, когда он в пехоте, в котле сидел, контузило сильно, да поморозило. Говорил, что финны на чистом русском орали нам, лётчикам: “Спасибо товарищу Сталину за гречневую кашу!” Врал поди, откуда финнам по-русски знать?

Дед притушил сигарету и замолчал, глядя куда-то вдаль. Лёха услышал, как звенит звонок, и вежливо поинтересовался:

- Эта… Дед, там урок начинается.
- Да погодь ты, урок. У тебя ещё вся жизнь впереди, насидишся ещё. Вот слушай дальше про финскую. Потом, уже к весне, линию эту чёртовую летали бомбить. Французы или другие империалисты помогали делать её, не знаю. Тока не было никакой линии. Не видно. Летишь, а внизу будто поле перепаханное, да деревья вповалку. Наша артиллерия поработал. Силища! А толку… Дают квадрат – бомби. А что бомбить, куда бомбы кидаем? Ничего не знали. Зато приказ выполняли…

Дед попросил ещё одну сигаретку и продолжил: “А в общем нечерта тебе этого знать. Победили ведь тогда финнов, а потом и немцев. Хоть и с потерями. Не подготовились. Мороз опять же у финнов нам мешал. Ну и Сталин ясное дело виноват. Стока народу сгноил в лагерях. А победили знаешь почему? Потому что позитив был! В газетах улыбающиеся стахановцы, лётчики, рабочие. Вроде и ерунда скучная написана, а глянешь в лицо героя на фото, и понятно, что идёт он после работы ебать жену и детей кормить. А если погибнет, то честь ему и почёт. И ебать жену найдёт государство кому. И цель опять же у людей была. Не такая что там выполнить, перевыполнить, а другое. Неясное, но чувствующееся. И самому хотелось иметь цель в жизни, а не метания. С бомбёжки возвращаешься, вроде и неясно чего бомбили, а командир поздравит и хорошо на душе. Цель была… Смысл.. У меня до сих пор остался, хоть и с бабкой твоей уже тютю. Вот ты, внук, у тебя есть смысл, чего тебе охото больше всего?”

Лёха замялся. Хотелось неизвестно чего. То ли Сашку рыжую из параллельного, то девятку как у дяди Аваса, то ли рублей 200.

-Эх ты! Цель имей. Ну, хоты бы чтобы деньги были, у вас сейчас это не зазорно. Учись, поступай в институт, не всё на мамкиных харчах. Много не читай лишнего. Голову не забивай – она не бездонная. Я вон на лётчика год всего и учился, а всю войну отлетал. И ничего. Ну, бывай, если, что я подсоблю советом, - дед подмигнул Лёхе, отдал честь и скрылся за углом школы. Смотреть деду вслед Лёха не стал. Никогда не смотрел. Вдруг и деда нет никакого.

К концу года у Лёхи были четвёрки в табеле, несколько брошюр для поступления в институт и билет до Петербурга. Лёха поступил на экономический. В группу не самую престижную, зато бесплатную. Со второго курса стал работать, на пятом женился и медовый месяц провёл в Европе. В частности ездил в Бывшую Фашистскую Германию. Из Бывшей Фашисткой Германии он привёз пиво и воспоминания о том, как ругался с портье в гостинице. Ещё запомнил, как самолёт сопровождал истребитель деда. Больше ничего не запомнил, этот факт наверняка должен был разозлить Фашистов, которых все нормальные люди так ненавидят и стараются разозлить…