Бравый и Трюфель : Случай из милицейской жизни.

«В подъезде, да на лесенке
Стояли наши стороны...»
Шевчук.

Старший лейтенант милиции Куцин стоял перед дверью квартиры №113 и очень волновался — в этой квартире уже полгода скрывался от правосудия хитрый вор Романовский. Куцин еще раз посмотрел на левую руку, на которой по детской привычке записывал памятки розовым фломастером. «Всё верно, стотринадцатая» — вздохнул милиционер и поправил фуражку. Вытерев на всякий случай сапоги о коврик, Куцин нажал на звонок. «Кто там?» — донесся из-за двери настороженный голос.
- Милиция. Откройте.
- Кого вам надо?
- Романовский Степан Егорыч здесь проживает?
За дверю некоторое время молчали, слышно было только, как надевают цепочку предохранителя.
- А его нет здесь давно. Уехал. Куда — не знаю.
- Открывай, Романовский! Я же слышу, это ты!
Романовский притаился и больше не отвечал. Куцин еще раз поправил фуражку, откашлялся и снова позвонил в дверь.
- Открывай, дурак! — приказал он. — Хуже ведь будет.
Тишина. Где-то в квартире мяукала кошка.
- Романовский! Открой немедленно! Я начну дверь ломать!
«Вот, холера! Что тебе нужно, гад такой?» — подал голос Романовский. В голосе слышалось отчаянье — бежать ему было некуда, на окнах стояли крепкие решетки, прочно вбитые в кирпичную кладку.
- Ты год как в розыске, Романовский, не усугубляй свое и без того скорбное положение. Тебе же лучше будет.
- Нет.
- Что «нет»?
- То и «нет». Я сейчас дома, а увезут в тюрьму. Где ж тут лучше-то?
- Так ведь больше же дадут, если сопротивляться будешь! Открывай и нечего спорить тут. Слышишь?
- Слышу. — буркнул Романовский.
Лейтенант снял фуражку и положил ее на лестничные перила. Он был совершенно растерян: сбежать из квартиры вор не мог, но и железную дверь ломать было Куцину не по силам. Вызвать подкрепление — свои засмеют, вот, мол, Куцин вору не указчик. «Что я, уговаривать его теперь что ли должен?» — подумал старлей и вновь нажал на звонок.
- Что еще?
- Говорит старший лейтенант милиции Василий Куцин! Открывайте немедленно!
- Куцин, иди в жопу.
«Свинья какая», — возмутился милиционер про себя, но вслух сказал следующее:
- Сам в жопу иди.
Романовский бессовестно смеялся из-за двери — он прекрасно видел в глазок озадаченное лицо лейтенанта.
- Степан, я правда начну дверь ломать, если ты не откроешь. Что за игрушки-то придумал? Ну попался ты, признай это.
- Не-ет, лейтенант, — ерничал вор. — дай-то срок, еще сбегу.
- Сбегай тогда от конвойных что ли, сволочь! Дай мне тебя задержать!
Романовский промолчал, очевидно обдумывая последние слова Куцина. В это время на лестничную клетку в халате и тапочках, обеспокоенная шумом, вышла соседка Анна Михайловна.
- Что вы тут кричите. — негромко поинтересовалась старуха, не разглядевшая в подъездном сумраке милицейской формы. — Что вам надо? Что кричите?
- Милиция, гражданочка. Пройдите пока домой, будьте так любезны.
Анна Михайловна нахмурилась и обиженно удалилась в квартиру.
- Степан, собака, открой дверь! — продолжал Куцин. — Я даже поговорю за тебя, дурака. Скажу, что без сопротивления сдался.
- Ха! «Без сопротивления». Чтобы ты знал, лейтенант, у меня заложник и, если ты в момент отсюда не уйдешь я её мигом порешаю. Понял?
- Какой заложник, Романовский? Ты же всю жизнь один как перст — ни друзей, ни близких.
- Это… Это не твое дело, лейтенант. Уходи, а то я ему башку снесу.
- Так ему или ей все-таки? — усмехнулся милиционер.
«Скотина дотошная, — подумал преступник, — сделал меня».
- Не важно кому. Кому надо.
- Открой по-хорошему.
- Нет, Вася.
- Открой.
- Извини, Вася — нет.
- Ты меня тоже пойми, дурень, у меня же двое детей, жена, мама, её мама. Меня же из-за тебя из органов попрут. Что обо мне подумают?
- Да мне насрать! У тебя жена, а у меня особо крупное с рецидивом. Не выйду, брат, и не проси. Тоже выдумал — «открывай». Иди назад в отделение, скажи, что дома никого не застал, а я уйду спокойно. За меня, Вася, тебе капитана не дадут, не надейся.
- Ты мне похами, похами еще! Всё, Романовский, я ломаю дверь.
И Куцин несколько раз с силой пнул сапогом серое железо. Тут же на лестничной клетке вновь появилась Анна Михайловна. Она, очевидно, всё это время стояла за своей дверью и всё слышала.
- Так вам к Вите попасть надо? — пропела она.
- К какому Вите? Там живет опасный вор-рецидивист Степан Романовский. А вам, гражданка, я, кажется, уже советовал оставаться дома.
Анна Михайловна проигнорировала слова милиционера.
- Ой! А мне он сказал, что приехал из Ростова к сыну, Виктором педставился. Ой-ей-ей, что же это такое? — сокрушалась соседка, глядя в упор на дверь Романовского.
- Мадам, прошу еще раз: идите домой, вы мешаете работе милиции.
Соседка покачала головой и шаркая вернулась к себе.
- Куцин, — негромко сказал Степан в замочную скважину. — хочешь я тебе кого другого сдам?
- Кого?
- Одну наводчицу.
- Какую наводчицу?
- Есть там одна, с другого берега — эпизодов за ней, как в «Санта Барбаре» серий. Хочешь?
- Мне надо подумать. — произнес лейтенант и уставился на свою руку. «Миша — сын. Оля — дочь» гласила надпись розовым фломастером.
«Я приеду, а она мне тоже не откроет. Так что ли?» — сторого сказал Куцин. «Откорет, эта откроет. Зойка всем открывает. Ты только скажи, что от Вити Ветра — она сразу тебя пустит», — убеждал в замочную скважину Романовский.
- Подожди, которая Зойка? Мохова что ли Зойка? Которая по профессорской даче проходила?
- Ну!
- Гну! Она уже два года как в женской двадцать четвертой отбывает, что ты мне тут пургу нагоняешь?
- Не знал. — задумчиво выговорил Романовский. Он когда-то жил с Моховой и очень сейчас ее жалел. Лейтенант вывел вора из задумчивости крепким пинком в дверь.
- Блядь! Ты чего? — крикнул тот и тоже долбанул по двери со своей стороны.
- Открывай, Степан! Открывай немедленно! Мне сейчас не так честь мундира дорога, как принцип — сейчас же вызову наряд. — заорал старлей и надел фуражку. «Вам, молодой человек, дверь открыть надо?» — услышал Куцин за спиной всё тот же старческий голос. Анна Михайловна робко смотрела со своего порога. «Уйди уже!» — рявкнули хором Романовский и Куцин. Соседка немедленно исчезла.
- Да погоди ты, не ори, правда. Чего ты? Может еще открою. Дай подумать.
- Некогда теперь думать, сволочь. Вызываю наряд. В игры в свои он со мной бы еще не играл! Ты что же думаешь, вечно там сидеть будешь? Нет понятий у тебя, Романовский, нет. Ясное дело, ты в тюрьму не хочешь — тебя же там на смех поднимут. Уж если попался, то имей хоть гордость свою воровскую, сдайся без шума, ты же не отморозок, Романовский.
- Про понятия мне еще заясни, мент! — рассердился Степан. — Жизни еще меня поучи. Скажи хоть, как меня вычислил?
- По справочной.
«Ах ты, черт! — огорчился вор.- И правда ведь.»
- Выходи, скот. Выгляни в глазок, видишь — я уже рацию приготовил? Сейчас ведь правда подкрепление пришлют.
- Всё. Вот теперь точно не открою. Хоть башкой своей дверь выбивай — мне теперь все одно. — прошипел Романовский. Он был очень расстроен своей недальновидностью — так глупо попасться! Он сел на порог спиной к двери и угрюмо замолчал. Куцин тоже сел на пол спиной к двери, спрятал в карман рацию и тихо заплакал. «Ну молодой человек, — прошепелявила вновь появившаяся в тусклом свете пыльной лампочки старуха, — молодой человек. Вам же открыть надо?» «Что вам опять нужно?» — поднял Куцин красные от слез глаза на Анну Михайловну. «Ну, товарищ милиционер, Витя же уезжал на лето, оставлял мне ключи — кормить Тихона, кота. А забрать забыл. Вам если надо...» — продолжала соседка.
- Тихона?
- Да.
- Кота?
- Ну да. Он уезжал на месяц, сказал домой в Ростов.
По обе стороны крепкой серой железной двери, спина к спине, плакали два человека — Василий и Степан.