Девочка Корь : Краски бессмертия

1.

Густой табачный дым окутывал маленькую грязную кухонку, где за квадратным белым столом сидели трое. Это были студенты одного из столичных педагогических вузов. Молодые люди настолько были увлечены разговором, что их не отвлекал ни запах от переполненного мусорного ведра, стоящего под столом, ни тихий писк телефона из соседней комнаты.
- А давайте Брежнева вызовем! – горячо предложил Миша Линенко, коренастый рыжеватый паренёк с немного отвисшей нижней губой, — Говорят, что он нормально общается, всё рассказывает. Один мой знакомый узнал от него, что ему девушка изменяет.
- Да ну их, этих политиков. Я им не очень верю. Давайте кого-нибудь нейтрального. Поэта какого или писателя, — возразил Женя Алексеев, затягиваясь уже десятой, наверно, сигаретой, — Но не Пушкина. Он только стебется. А какого-нибудь Блока или этого, Мандельштама.
- А ты помнишь, как у Блока имя-отчество? – возразил Миша.
- Можно в интернете посмотреть.
- Ну да, сейчас мы побежим включать комп и искать биографию Блока. Делать больше нечего. Давайте вызовем тех, кого мы все хоть как-то знаем. Цоя, например, или Бодрова, – вступил в разговор Серёжа Рябов, прыщавый длинноволосый блондин с тоненьким лицом.
- Я не люблю Цоя, давайте Есенина.
- Хорошо, Миша, давайте Есенина, — передразнил Серёжа и потянулся за спичками.
Молодые люди зашевелились. Женя потушил окурок в банке из-под шпрот и развернул ватман с нарисованным кругом и буквами вокруг него. Миша достал маленькое фарфоровое блюдце, попутно выключив свет, Серёжа разжёг свечи. Причина, почему этим холодным зимним вечером молодые люди собрались вызвать духа, была весьма прозаична: на следующий день ребят ожидал экзамен по современному русскому языку, и, конечно же, никто из них готов к нему не был. Задача-минимум состояла в том, чтобы узнать содержание билета на завтра, задача-максимум – тоже самое, только на всю сессию.
Когда всё было готово, студенты положили блюдце в центр ватмана и соединили вокруг него растопыренные пальцы.
- Надеюсь, сегодня никто ржать как конь не будет? – шёпотом произнёс Серёжа.
- Серый, вот зачем ты это спросил сейчас? – с трудом сдерживая порыв неудержимого хохота, ответил смуглый кареглазый Женя.
- Ну, блин… Хватит, а?
Ребята нахмурились и зло уставились на товарища. С трудом себя пересилив, Женя успокоился, сделал глубокий вдох и серьёзно произнёс:
- Можно начинать. Я – всё.
Воцарилось молчание. Около минуты молодые люди смотрели перед собой, пока Серёжа Рябов утробным голосом не произнёс:
- Сергей Есенин, я сейчас вызываю тебя.
Женя очередной раз едва не засмеялся, однако необыкновенная серьёзность друзей заставила его сосредоточиться.
- Сергей Есенин, ты тут?
Блюдце дёрнулось.
- Пришёл, — радостно констатировал Женя. – А давайте спросим, его убили или это он сам себя?
- Да тише ты! — Серёжа был напряжён и серьёзен, — Сергей Есенин, ты тут?
Блюдце тихо сдвинулось с места. В центре ватмана были написаны «да» и «нет», однако блюдце сделало круг, и остановилось чётко между ними.
- Он что, слепой что ли? – тихо произнёс Миша.
- А ты уверен, что это Есенин? – шепнул Женя, — Спроси, кто он.
- Народ, кончайте базар! – Рябов считал себя опытным шаманом и терпеть не мог, когда ему что-то советовали, — Ты – Сергей Есенин?
Блюдце медленно поплыло к надписи «нет».
- А как тебя зовут?
И блюдце отправилось гулять к нарисованному на ватмане алфавиту.
- О-р-е-с-т, — медленно прочитал Женя, — Слышь, Серый, а Блока случаем не Орест звали?
- Ты что, идиот? – тихо отозвался Миша, не отрывая растерянного взгляда от блюдечка, — это походу какой-то левый чувак, надо бы выяснить, из какого он вообще века.
- В каком году ты умер? – медленно протянул Серёжа. Блюдце опять зашевелилось.
- 1915
- Серый, а это нормально, что вместо Есенина пришёл какой-то Орест? – быстро зашептал Миша, — Он ведь вообще неизвестно кто. Чего он хочет?
- Не паникуй, — максимально спокойным голосом ответил Серёжа, однако тревога начала заражать и его. – Сейчас мы у него всё узнаем.
Вдруг блюдце снова зашевелилось.
- Тупое быдло, — грустно прочитал Женя.
- Блин… Он какой-то агрессивный. Мы ведь не будем у него про билеты спрашивать, да? – с надеждой спросил Миша, — Серый, давай его отпустим.
- Я не против, — и Серёжа действительно был не против.
Однако дух, который по всей видимости всё прекрасно слышал, уходить так рано никуда не собирался. Тарелочка опять поползла по ватману.
- Скоты, — медленно читал Женя под гнетущее молчание товарищей, — Вы все сдохнете. Я из вас сделаю пластилин.
Блюдце двигалось так быстро, что иногда даже на доли секунды выскальзывало из-под пальцев.
- Серый, я хочу убрать руки. Давайте все уберём руки, — забормотал Миша.
- Нельзя, иначе он тут останется… Надо его как-то спровадить.
- Как?
- Сейчас попытаюсь это сделать, — и Серёжа медленно и чётко произнёс, — Орест, ты свободен. Возвращайся, откуда ты явился!
Блюдце, на миг замершее, опять быстро зашевелилось
- Иди на хуй, — уже почти безразлично прочитал Женя.
- Странно…
- Серый, блять, нам тоже странно! Что делать?
- Блять, Миша, я тоже на нервах! Я откуда знаю?
- Ну ёпт… А кто знает? Ты чё, дебил? Ты что, вызывал духов, не зная, что может случиться, да?
- Нет, я не знал!
- Бляяять… Я хочу курить… – жалостливо протянул Женя, на секунду задумался и вдруг восторженно произнёс, — А давайте «отче наш» прочитаем!
- Ебать… А где мы «отче наш» возьмём? В интернете, да?! – визгливо встрял в разговор Миша, — Или ты его наизусть знаешь?
- Не знаю, — резко ответил Женя.
А блюдце снова поплыло к алфавиту:
- Долбоёбы. Таких не жалко.
- Что тебе от нас нужно? – прошипел Серёжа.
- Жизни. Мясо.
- Какое мясо?
- Ваше.
- Блять! Серый, сделай с ним что-нибудь! – завопил Миша, — Господи, у меня голова уже болит. Я боюсь.
- Заткнись, истеричка, — заорал Серёжа, – Дух, кем ты был? Как ты умер? Чего тебе не хватает для покоя?
- Вот нахуя тебе сейчас его биография? – с ненавистью на лице произнёс Миша. Его левый глаз дёргался.
- Заткнись хотя бы минут на пять. – Серёжа хотел ещё что-то сказать, но блюдце опять поплыло к алфавиту.
- Я аристократ, — читал дрожащим голосом Женя, — Меня убили. Я хочу жить. Я остаюсь здесь.
- Ты не можешь здесь остаться, потому что, потому что… — начал говорить Серёжа, но фразу не закончил. Женя вдруг побледнел и без сознания рухнул на пол.
---
Когда Орест сообщил через блюдце студентам о своём аристократическом происхождении, он не соврал ни капельки. Барон де Руа происходил из древнего французского рода, чьи представители в середине девятнадцатого века переехали в Россию. Сам Орест был модной фигурой среди высшего света благодаря привлекательной внешности, безукоризненным манерам и постоянной ауры таинственности, витавшей вокруг него в течение жизни и после смерти. Орест был мистиком, декадентом и… скандалистом. Барону ничего не стоило сказать даме колкость относительно наряда или явиться на приём без приглашения, что считалось непозволительной дерзостью. Однако общество прощало Оресту подобные выходки за острый язык и превосходную манеру «держать лицо». Ни одна реплика не могла вогнать его в краску. Потому что де Луи было глубоко наплевать не только на чьё-либо мнение в принципе, но и на любого, кто пытался бы это мнение донести. Орест презирал людей, скрывая это под маской равнодушия.
Глубоко влюблённый в себя барон был богат, и, как считал сам для себя, пресыщен жизнью. Единственное, в чём он находил удовольствие, это мистика. Часами аристократ просиживал за книгами по чёрной магии, запершись в одной из отдалённых комнат своего загородного особняка. Иногда Москва неделями не видела своего самого утончённого и мрачного денди-декадента. А Орест, увлечённый погоней за тайными знаниями, мог находиться сутками без еды, непричёсанный, немытый, не выспавшийся. А потом он выходил из добровольного заточения, ещё более замкнутый, чем раньше.
Иногда Орест уезжал, не говоря никому, куда и насколько. А когда возвращался, на вопросы где он проводил время барон снисходительно улыбался и говорил: «Я был в стране, что находится несколько дальше от неба, чем все прочие»
Барона любили обсуждать и обсуждали. Это было интересно.
Бесследное исчезновение де Руа стало поводом для бесконечных толков и предположений. Одни говорили, что барон, вероятно, проигрался и покончил с собой, другие – что он уехал в Африку или Японию, третьи – что утонул или сорвался в пропасть на Кавказе, куда, наверное, поехал инкогнито с какой-нибудь красивой дамой. А один пожилой граф даже предположил, что барона украл Дьявол, правда эта версия так и не нашла поддержки со стороны просвещённых современников.
Об истинных причинах никто так и не узнал. Да и сам Орест навряд ли бы смог точно объяснить что с ним произошло и, главное, почему. Барон только помнил, как гулял по ночной Москве один, как кто-то его сзади ударил, отчего он потерял сознание, и как он очнулся со связанными за спиной руками в каком-то сарае.
И, конечно же, Орест навсегда запомнил испытанные им ужас и ненависть, когда двое чумазых парней, отрекомендовавшихся «эсерами», криво улыбаясь, сообщили, что он приговорён к казни, которая сейчас же будет приведена в исполнение. Аристократ помнил, как он, стоя на коленях перед этими мужиками, смотрел на дуло револьвера, направленного ему в лицо и изрыгал самые искренние и страшные проклятия, на которые был только способен.
Звук выстрела барон не услышал.
---
Женя, так некстати упавший в обморок, заставил друзей прервать злополучный сеанс. Орест не был изгнан в мир иной, и студенты решили духа оставить в покое. Сережа понимал, что нечто, отказавшееся ему повиноваться, может обернуться серьёзной проблемой для жильцов квартиры, в которой проводились спиритические опыты. Однако его сил для решения проблемы было явно недостаточно. А проблемы, тем более сложные, Сережа решать не умел – он привык от них просто уходить.
Миша предпочитал тоже не заморачиваться этим вопросом. Женя же вообще о том сеансе предпочитал не вспоминать. Друзья с горем пополам сдали сессию, и вскоре заметили, что дружба между ними дала трещины.
Что-то стало происходить с Женей, который вдруг стал избегать своих товарищей.
Вскоре, без объяснения причин, он съехал с квартиры, которую снимал вместе с Серёжей и Мишей, даже не предупредив об этом друзей.
Два месяца Женя не появлялся в институте, не отвечал на звонки. Миша и Серёжа, надеясь найти своего заблудшего друга, звонили со своих номеров, с номеров друзей, подруг, скрытых и просто незнакомых. Ничего не помогало. Женя не брал трубку. И когда последние надежды растаяли как утренняя дымка, Алексеев позвонил сам на телефон Миши.
- Жека, привет! Что с тобой случилось? Почему ты исчез? Мы тебе звонили со всех телефонов!
- Простите, пацаны. У меня тут были проблемы… Я расскажу при встрече.
Миша с удивлением заметил, что голос Жени немного изменился, хотя, может, изменился не сам голос, а его интонация? Или это так кажется, потому что он давно не слышал его по телефону?
- Где мы встретимся?
- Давайте у меня. Я квартиру снимаю в Нахабино.
- Где?
- В Нахабино, за Красногорском. На электричке доберётесь. Бухло можете с собой не брать, я запасся. Всё есть. Приезжайте сегодня вечером!
- Конечно, думаю, к восьми доберёмся.
Миша нажал на отбой и задумался. Какие проблемы могли быть у Жени? Ему вспомнился спиритический сеанс, однако он быстро отогнал эту мысль как невероятную. И, не найдя более-менее путного объяснения для себя, кроме как попадания на деньги, он уже через час трясся с Серёжей в одной из подмосковных электричек, куда они так некстати сели в самый час пик.
---
Изначально Орест погрузился в небытие, однако его душа, так и не принявшая такую унизительную казнь, отказывалась раствориться в потоке энергии. Барон де Руа хотел жить, причём так, как раньше. Тем более он остро помнил, что ему и тридцати двух лет не исполнилось, когда он погиб. И от этого становилось ещё мучительнее.
Но душа Ореста не могла найти покоя ещё по одной причине, о которой он никак не мог вспомнить. Как будто на земле у него осталось какое-то дело, которое важнее жизни и смерти, важнее всего, что вообще может произойти. А ещё барон иногда неожиданно видел прямо перед собою лицо мертвеца, но кому оно принадлежало, он не знал.
Хотя утверждать, что Орест перед собой что-то «видел» или «слышал», было бы не совсем верно. Умерев, де Руа разучился не только владеть органами чувств, но и думать и различать время или расстояния. Орест перешёл в другую категорию, но нечто, похожее на память и органы чувств, не давало ему покоя.
Первоначально барон всё основное время был погружён в небытие, однако с годами он больше вторгался в жизнь земную, которую никак не мог забыть. А может, это сама жизнь вторгалась в его покой.
До Ореста доносились революции и войны, и он чувствовал, как сотни тысяч измученных, освобождённых от тел душ носилось, кружась и проникая друг в друга. И было их так много, что столп энергии колыхался широкими волнами, тревожа давным-давно умерших.
Но с недавнего времени Орест стал ощущать в себе некоторую силу, природу которой понять не мог. Барон не только научился наблюдать за миром живых, но и чувствовал, что может вернуться на землю, и это может быть не только перерождение.
Решение подсказали трое студентов, решившие поиграть с мёртвыми. Орест понял, что это шанс, который надо сейчас же использовать.
---
Женя поселился на шестнадцатом этаже в однокомнатной квартире на окраине города. Друзей поразила чистота и, главное, пустота комнат. Из мебели был только стол на кухне, стул, три табуретки, кровать в комнате, шкаф и какой-то сундук. Ни коврика, ни картины или фотографии, ничего. А ведь Женя любил уют. Когда-то.
Не было даже холодильника. Правда, плита и раковина, конечно же были. И стояли безукоризненно чистыми, что было весьма подозрительно, потому что Женя был редкостным поросёнком. Единственно, что оставалось в этой квартире характерного для Алексеева, это дым от табака, коим была наполнена кухня. Да и то, судя по запаху, Женя явно перешёл на что-то более дорогое и крепкое.
На полу Серёжа и Миша увидели несколько бутылок с пивом и водкой, три батона хлеба, консервы, чипсы. Бросалась в глаза какая-то нелогичность. Но уловить, что именно не так, было трудно.
- Жека, как ты тут живёшь? Неужели всё так плохо? – Серёжа сел на табурет возле стола и внимательно посмотрел на товарища. – Ты что, похудел, что ли? Что за проблемы?
- Ребят, давайте выпьем, я всё расскажу…
Молодые люди расположились возле стола, Женя налил пива и начал рассказывать. Про то, как в него влюбилась какая-то богатая женщина, старше него раза в два. Как он начал с ней встречаться, как она одаривала его подарками. Как об этом узнал её муж. Женя говорил долго, медленно и как-то непривычно. Но Сережа и Миша этого почти не замечали, до крайности увлечённые рассказом. К моменту бегства Жени от ревнивого супруга друзья перешли на водку. А когда Алексеев закончил свой рассказ, Серёжа и Миша уже почти не понимали, что происходит.
Голова приятно кружилась, ноги не слушались. Вдруг Миша увидел, как Женя встал, обошёл сзади Серёжу, отодвинул со стола стаканы и поставил впереди небольшой тазик. Затем взял полотенце, и связал парню за спиной руки.
- Жека, что ты творишь? – Вяло протянул Серёжа, чувствуя, как Алексеев тянет его сзади за волосы, собранные в небольшой хвост. Он тихо хихикнул и начал ещё что-то говорить. Женя не обращал на это внимание.
Миша тоже не слушал. Он был увлечён странным, страшным зрелищем, которому не только не мог найти причину или оправдания, но которое не мог даже до конца осознать. Замирая от ужаса, он смотрел, как Женя взял в руку какой-то предмет и медленно и, как отметил про себя Миша, старательно, провёл им Серёже по шее. Парень захрипел, открыл рот и стал часто судорожно вдыхать воздух, а из ровно разрезанного от уха до уха горла хлынула кровь. Серёжа пытался встать, неуклюже дёргался, но Женя изящно и крепко обхватил его одной рукой за грудь, а другой наклонил голову к тазу, куда текла, проливаясь на пол, кровь. Миша смотрел, как умирает Серёжа, как меняется его лицо, кривится от боли и ужаса, и как будто он сам задыхался и всё его тело начала сковывать предсмертная судорога. Но лицо Жени было страшнее Серёжиного. Спокойное и заинтересованное. Внимательный взгляд.
И молчание. Никогда, никогда Миша не слышал более глубокого молчания, чем это! Молчание, которое громче всякого рёва и шума, понятнее любой буквы, красноречивее самого древнего образа.
Какая оглушительная тишина! И лишь как пульс сквозь неё пробивался хрип жертвы. И плеск крови. Из горла.
Наконец Серёжа ослабел. Женя аккуратно положил его на лицом на стол, развязал полотенце, потом медленно передвинул тазик к Мише.
- Нет… Женя, пожалуйста! Что я сделал? Мы же друзья…
Миша заплакал. Он хотел пошевелиться и не мог. И не потому что был пьян. Просто он ощутил себя жертвой. Дичью, намертво угодившей в силки. Он смотрел, как Женя обходит его сзади, чувствовал, как он связывает ему руки тем же полотенцем, что и Серёжу. А вот он берёт в руки нож.
- Женечка, не надо, не надо… — Миша шептал почти бессвязно, уже не надеясь, что услышит от Жени хоть слово. Но он услышал.
- Не волнуйся, я не стану вызывать твой дух. Ты будешь покоиться с миром.
А потом Мише стало больно. А ещё он чувствовал, как уходит его душа, тёплая и влажная. Через горло.