Fairy-tale : Любовь и школьники
11:27 23-12-2010
Любовь и школьники
(правда жизни)
Город как город. Обшарпанное здание автовокзала с многообещающей надписью «Вас приветствует…» Дальше выцвело. Остается только догадываться, кто там меня приветствует, но это явно не мое будущее начальство. Те, небось, уже вовсю празднуют великий день знаний и на припозднившегося молодого специалиста, который завтра примется вдалбливать в юные головы их детишек всякие презент-перфекты, им совершенно наплевать. Дворник в оранжевой куртке равнодушно мел асфальт.
Хотелось задать ему риторический вопрос:
- А что, отец, есть в вашем городе невесты?
И получить столь же риторический ответ про кобыл.
Водитель маршрутки объяснил мне, как попасть в школу и пожелал успехов на творческом пути.
- Дети, они ведь это…цветы жизни! У меня дочка.
Цветы жизни в возрасте от тринадцати до шестнадцати мирно вяли на одинокой скамейке с бутылками пива в руках. Они отмечали начало каторги под названием «учебный год» и на меня смотрели равнодушно, еще не догадываясь, что я завтра буду пытать их на предмет английского.
Утром я встала пораньше, натянула неизменные джинсы (праздничный костюм так и остался невыглаженным висеть в шкафу, потому что я забыла попросить у комендантши утюг) и отправилась знакомиться с директором и учениками.
Первым в моем расписании значился девятый «Г». Двенадцать пар глаз откровенно рассматривали меня, словно я какая-то диковинка из Кунсткамеры. Наконец одна из девочек спросила:
- А муж у Вас есть?
Дорогие мои, если бы у меня был муж, я бы сидела дома да готовила ему обед.
- Незамужем.
- Выйдете, — уверенно сказала девочка. – У нас все учительницы английского замуж повыходили и уехали.
Ребята оживились.
- Правда, — заявил смуглый мальчик Армен с первой парты, — выходите поскорее замуж и уезжайте.
Я огорчилась:
- Что, избавиться хотите?
- Нет! – девочка посмотрела на Армена злобно, — все равно кого-нибудь пришлют. Людмилу Семеновну, например. Вы лучше.
Людмилой Семеновной или «божьим одуванчиком» ребята звали одну из моих коллег, старушку, родившуюся накануне Великой Отечественной, которая снижала оценки за неряшливый почерк.
В девятом «Г» по плану шло аудирование. Я выбрала из приложения в старом, еще советских времен, учебнике маленький юмористический текст из биографии Марка Твена, который, по моему мнению, был достаточно простым для понимания и более-менее интересным по содержанию. Сюжет текста был следующим: в Англии ежегодно проводятся конные соревнования на золотой Кубок Эскота. Через день после проведения соревнований Кубок был украден. В то же время в Англию приезжает Марк Твен. В Литературном клубе на встрече с именитыми писателями он жалуется на журналистов, которые разместили в газетах два расположенных рядом заголовка: «Приехал Марк Твен! Украден Кубок Эскота!» То есть великого юмориста практически обвинили в краже. Саму меня очень интересовал вопрос, судился ли Марк Твен с газетой, ведь подобный курьез наверняка нанес ощутимый удар по его репутации.
Текст мои ученики восприняли без особого восторга. Точнее, они не восприняли его совершенно, несмотря на трехразовое прочтение. Даже когда на доске появился написанный мелом перевод примерно трети текста (я выбрала поначалу самые трудные слова, а после добавила и несколько элементарных), они продолжали изображать возмущение.
- Эскот – это типа лорд? – спросил Армен.
- Эскот – это типа кубок, — улыбнулась я.
Имя великого юмориста им знакомым не было. Передо мной сидело чавкающее «Орбитом» поколение Гарри Поттера. Том Сойер и Гек Финн были инопланетянами в этом продвинутом обществе цветов жизни.
Девяносто процентов уверенно написали, что писатель Марк Твен, отдыхая в Англии, не удержался и все-таки увел дорогой кубок. Правда, непонятно было, зачем он сообщил об этом в Литературном клубе. Десять процентов отделались парой общих фраз вроде «В Англии есть мужик по имени Марк Твен и скачки Эскот», «Марк Твен – писатель. Эскот – кружка».
- Не надо нам больше аудирования, — попросил Армен, — тем более про всяких неизвестных писателей, которые прут все, что плохо лежит. Лучше «Минск – столица Беларуси». Там все ясно.
Я засмеялась и рассказала Армену о том, что на первом уроке в шестом классе я попыталась прочесть и перевести вместе с ребятами подобный текст. Фразу «Victory Square is in the centre of Minsk»(Площадь Победы в центре Минска) одна симпатичная девчушка уверенно перевела как «Виктор Скверов стоит в центре Минска».
- Я завидую Виктору Скверову, — сказал Армен, — он в центре Минска. А мы тут в полной заднице.
Через неделю после начала работы я получила первый выговор. В школе меня прямо у входа встретила завуч старших классов, корпулентная женщина в синем брючном костюме.
- Инна Георгиевна, нужно поговорить, — от волнения она даже забыла поздороваться.
- Здравствуйте, Татьяна Александровна.
Завуч не слышала моих приветственных слов. Она уже почти летела по школьному коридору в направлении своего кабинета. Я шла за ней как послушная ученица, которую застукали с сигаретой в школьном туалете.
- Что это, спрашиваю Вас?
Она бросила на стол дневник.
- Дневник, — тупо произнесла я. Прочла на обложке:
- Евгений Бутер. Девятый «А».
Женя Бутер был одним из лучших учеников школы. На уроках он демонстративно отказывался участвовать в переводах, диктантах и прочих видах учебной деятельности, мотивируя это тем, что данные упражнения не развивали его ум, а скорее, притупляли его. Конечно, со своей стороны, я должна была предоставить Бутеру индивидуальные задания, но, каюсь, это я делала редко. Остальные одиннадцать учеников его класса не жаловались на учебную программу, а если и жаловались, то лишь в отношении ее сложности, а не простоты.
Текст о жизни шотландской королевы Марии Стюарт, который был задан на дом для перевода, Бутер проигнорировал. Он, видите ли, читал «Марию Стюарт» Стефана Цвейга.
Ему незачем узнавать подробности жизни Марии из низкопробного текста, адаптированного для лиц с низким уровнем Ай Кью.
Лица с низким уровнем промолчали. Им было обидно, что одноклассник так о них отзывается, но перечить они не стали. Возможно, они разобрались с задавакой после уроков. Я же поставила ему двойку и записала в дневник:
«Уважаемые родители! Ваш сын слишком умен для средней образовательной школы. Пожалуйста, отправьте его в Оксфорд. Или Кембридж».
- Родители Жени пришли ко мне возмущенные. Получается, что Вы оскорбили их сына, — Татьяна Александровна была в гневе, — мало того, что Вы поставили двойку ученику, которого мы тянем на золотую медаль, так еще и посоветовали ему убраться из школы!
- Я посоветовала поступить ему в одно из лучших учебных заведений мира! Родители должны гордиться этой записью и своим сыном.
- Ну, не знаю, чем Оксфорд лучше нашей школы, — сказала откровенную глупость завуч, — но двойку не надо было ставить.
- Домашнее задание отсутствует, отвечать на вопросы по тексту отказался. Мне десятку за это надо было нарисовать?
- Это наш лучший ученик, — завуч была непоколебима в своей уверенности, что лучшим ученикам позволено все.
- Давайте я ему десятку за год выставлю, и пусть он не посещает мои занятия, — предложила я.
- Как не посещает? – оторопела завуч.
- В это время он может готовиться к поступлению в Оксфорд, — парировала я.
Завуч постучала пальцами по столу:
- Вы, похоже, считаете себя умнее остальных педагогов? – спросила она.
- Нет, честно ответила я, — иначе бы преподавала не здесь, а в Оксфорде. Или Кембридже.
Следующим по учебному плану был урок в восьмом «В», где честно просиживал форменные штаны Витек, будущее белорусского футбола.
Зачем ему нужен английский, Витя толком ответить не мог. Он неуверенно мычал что-то, похожее на английские слова и напрочь отказывался разбираться во временах. У меня он получал нетвердую «пять», привычно требовал «шестерку» и огорчался, когда одноклассники, более успешные в изучении инглиша, его подкалывали.
- Витя, какой у тебя уровень Ай Кью? – спросила довольно умная девочка по имени Саша.
- Нет у меня Ай Кью! – гордо выпятил шею футболист.
- А ты хоть знаешь, что это такое?
- Я, что, тупой? – возмутился Витя. – Это тест на беременность так называется.
- Инна Георгиевна, хотите заработать? – предложил Армен.
- Репетиторством с тобой заняться? – не поняла я.
- Зачем мне Ваш английский? – отмахнулся ученик. – Два раза в неделю хватает. И шестерка в месяц меня устраивает. Все равно я в колледж на энергетика поступать буду, а там такую муру не спрашивают на экзаменах. Нет, Вы лучше сестре моей Катьке помогите. К ней очередной жених на смотрины приезжает. Из Австралии. Письма по-английски писать Катька еще может, а вот вживую пообщаться ей тяжело. Выступите, так сказать, переводчиком.
Я вспомнила свою легенду, придуманную в ресторане для командировочного Глеба, и согласилась. Тем более что мне еще ни разу не доводилось общаться с иностранцами.
Катька, сестра Армена, оказалась достаточно упитанной девушкой лет тридцати. Она не пользовалась, как пояснил мой ученик, большим спросом среди городских парней в связи с непомерными амбициями и прыщами на лице. До двадцати пяти она безуспешно пыталась найти принца среди минчан, устроившись после училища мастером в одном из столичных ЖЭКов, после, разочаровавшись в бесконечных альфонсах, косяками проходящих через ее постель, вернулась домой. Теперь ее взор был решительно направлен в сторону загнивающего капиталистического Запада, где по чисто вымытым улицам ездили на дорогих иномарках галантные мужчины. Знойный испанец Хуан Карлос пригласил ее в Толедо на пару летних месяцев, намекнув, что обязательно женится. Его смазливая физиономия, сомнительные комплименты, и, главное, фотография большого дома, привели Катьку в бурный восторг. Мать и Армен попытались вставить ей мозги, объяснив, что Хуан Карлос может оказаться обычным сутенером, но Катька послала их на чистейшем испанском, заявив, что быть шлюхой в Испании намного почетнее, чем паспортисткой в Беларуси, а Хуан Карлос – порядочный человек и нечего тут орать. Мамочке вообще досталось на орехи: Катька напомнила той о недолговечной романе с горячим кавказским юношей, в результате которого Катерина лишилась отца, но приобрела брата Армена.
- Дура моя сестрица, короче, — сказал мой ученик.
В Толедо Катьку встретили хорошо. В бордель не продали. Хуан Карлос имел большой дом, горячий южный темперамент и сумасшедшую мамашу, которая вознамерилась пырнуть Катьку ножом. Испанские девушки не пожелали ухаживать за буйной свекровью, поэтому до тридцати пяти Хуан жил холостяком. Его друзья посоветовали ему поискать невесту на просторах бывшего Союза, где средняя зарплата за месяц составляет сто евро. Такие девушки, заявили друзья Хуану, будут покорно ухаживать за мамой и не выделываться. Катька терпела две недели. Потом она пришла к выводу, что скоро в доме Хуана появится еще одна сумасшедшая. Или Катькин труп. Уезжала девушка в расстроенных чувствах.
Следующим избранником стал немецкий бюргер. Он привез Катерину в свой маленький одноэтажный домик и строго-настрого запретил ей тратить почем зря воду и электроэнергию. Разрешил мыть асфальт перед своим «особняком» и учить немецкий. Катька не выдержала и двух недель.
Австралиец был ее последней надеждой. Он приехал в Минск по приглашению брачного агентства на встречу с пятью претендентками. Четыре минчанки, которые пришли на встречу в один из минских ресторанов, ему не понравились сразу же, поэтому он явился к Катьке.
- Инна Георгиевна, — попросил Армен, — Вы уж помогите нам с мамкой. Катька ведь из Австралии все равно приедет назад, так зачем же затевать эту канитель. Только нервы да расходы.
- Мне, что, отговорить твою сестру от поездки? А вдруг это ее судьба?
- Лысый дед, который страусов разводит? Не хочу для сестры подобного счастья. Ему же шестьдесят пять! Хуан и тот бюргер помоложе были, — вздохнул Армен.
- Посмотрим, — пообещала я.
Жених оказался довольно траченным молью старикашкой в джинсах и клетчатой рубашке. Создавалось впечатление, что одежду он приобрел на благотворительной распродаже.
- Дэн, — представился он, — Дэннис Хофман. Ранчо «Святая Елена».
- Наполеон умер на Святой Елене, — некстати вдруг ляпнула я по-английски.
- Наполеон? В нашей семье не было мужчин с такими странными именами, — заметил жених.
- Наполеон – император Франции, — пояснила я.
- У него было ранчо с подобным названием? – удивился Дэн. – Обязательно расскажу об этом факте своим соседям.
- Что он там говорит? – заволновалась Катя.
- Говорит, что у него огромное ранчо, на котором ты будешь работать с утра до вечера, — ответила я.
Армен одобрительно кивнул.
- Причем здесь Наполеон? – удивилась Катька. – И какая-то Елена…
- Наполеон – это его племенной хряк, за которым тебе придется с утра до вечера выносить грязь. А Елена – это… Это его бывшая пассия, которой негде жить, и поэтому она вынуждена пользоваться гостеприимством Дэна, — уверенно перевела я.
Лицо Армена выражало полный восторг.
- Какой хороший человек этот Дэн! – воскликнула Катька. – Так заботится о чужой женщине! Значит, и ко мне он будет отлично относится.
- Скажите Катрин, что я очень богатый человек! Она никогда не будет нуждаться.
- Богатый! – Катя поняла это слово.
- Дэн сказал, что он очень богат на чувства, — не растерялась я.
- Он романтик! Здорово!
- Что говорит Катрин? – поинтересовался Дэн.
- Она говорит, как это здорово, что у Вас есть деньги. Она терпеть не может бедных! – выпалила я, рассчитывая, что после такой фразы Дэну расхочется жениться.
- Она искренняя девушка! – пришел в восторг австралиец. – Все предыдущие белоруски говорили мне, что главное в мужчине – душа. И все они уверяли, что будь я нищим как мышь, они все равно любили меня. Но ведь это ложь! А Катрин понимает, что бедного мужчину трудно любить и уважать. Даже если у него две души.
Дэн удивлял меня все больше и больше.
- Скажите Дэну, что меня в мужчине привлекает только душа, — прошептала Катя.
- Дэн, Катрин хочет, чтобы у вас было много детей, — в отчаянии заявила я. Уж после этой фразы трижды разведенный мачо, дети которого, по словам Армена, без конца судятся с папашей, взвоет.
- Дети! – обрадовался Дэн. – Может, хоть от этой девушки у меня получаться отличные потомки. Я оставлю им все свое имущество. А мои сыновья от феминисток не получат ни гроша.
- Катя, Дэн пообещал, что не отстанет от тебя, пока ты не родишь ему много детей, — перевела я.
Вряд ли Катю прельщает перспектива безудержного секса с австралийским сморчком.
- Ай лав ю, Дэн, — Катя зарыдала от переизбытка чувств.
- Ай лав ю! – сказал ей Дэн.
Мне больше нечего было делать в обществе счастливых влюбленных.
Армен демонстративно не поздоровался со мной. Его капризная сестренка Катя благодаря моим способностям в английском уехала в Минск вместе со стариком Дэном, владельцем ранчо «Святая Елена». Следующей остановкой значился Сидней, куда уже молодожены Хофман должны были прибыть в начале ноября.
- Сегодня составляем кроссворд по словам, которые выучили.
Слова не выучил никто. Девятиклассники смотрели на меня грустными глазами и что-то тянули маловразумительное насчет того, что понедельник – день тяжелый. Особенно если ему предшествовало воскресение с бурным возлиянием.
- Вам свободно спиртное продают? – возмутилась я.
- Естественно, — Армен, наконец, подал голос, — в любое время и в любых количествах. Вот мы вчера день рождения Лехи Праскина отмечали. Леха, подтверди!
Виновник торжества с усилием оторвал от парты тяжелую голову, и, посмотрев на Армена мутными глазами, проблеял:
- Ага.
От него за километр несло дешевым напитком «Джин – тоник». Чувствовалось, что и сегодня Алексей не отказался от пары глотков по поводу своего появления на свет.
- Только Вы Леху не ругайте, ладно?
- Он же пьяный! Пусть бы дома отлежался, что ли, — на лекциях по педагогике нам не объясняли, что делать с пьяными учениками. Макаренко их, кажется, лупил.
- Инна Георгиевна! Леха проспится. Только к директору не ходите!
- Простите дурака!
Леха продолжал тихо похрапывать на задней парте, совершенно безучастный к собственной судьбе.
- Инна Георгиевна! – хулиган Паша Прищепа с первой парты шлепнул мне на стол какой-то замызганный листок. – Я придумал кроссворд!
- Неужели? – заинтересовалась я.
Паша Прищепа был автором нескольких матерных стихотворений, которые в будущем должны были лечь на стол известного московского издательства. Павел, вдохновленный произведениями Сорокина, считал, что гению позволено все. В том числе и забористый мат. Убедить его в интеллигентности литературы было сложно. К каждому уроку он приносил какое-либо литературное произведение, где подчеркивал матерные слова красной чертой. Отрывки он зачитывал на перемене вслух и очень негодовал по поводу невоспитанных педагогов, не желавших разделять его увлечение. На данный момент Павлик изучал книжку неизвестного мне автора, где главный герой уверенно «мочил козлов» и посылал всех на …
- Кроссворд приличный, — объявил своим поклонникам Паша, — в английском всего одно матерное слово и я его в кроссворд не вставил. Английский – убогий язык!
Армен подмигнул Пашке, несказанно довольный, что я отвлеклась от созерцания пьяного в стельку Праскина.
- Вот. Единица по вертикали: мужик без бабы. Значит «alone» (одинокий). Двойка по горизонтали: то, без чего нельзя заниматься сексом.
Класс загудел.
- Пашка, разве в теме было слово «презерватив»? – удивился Армен. Почти все ученики открыли учебник на странице, где были написаны слова, которые никто так и не удосужился выучить.
- Придурок ты, Армен! – разозлился Пашка. – Это же «love»!
- Паша, — вкрадчиво спросила я, — а ты в этом уверен? (Да простят меня строгие блюстители морали за этот вопрос!)
- Конечно! – заявил Паша. – Секс без любви – это настоящее бл… Ой, простите меня, Инна Георгиевна!
Как говорится, крыть нечем!
В школе маленького провинциального городка, отмеченного на карте Беларуси едва заметной точкой, я проработала ровно 2 года. Потом вернулась в Витебск и переквалифицировалась в журналиста. Быть учителем позволено лишь тем, у кого присутствует несомненный талант. И здоровый жизненный пофигизм. Все остальные рано или поздно уходят из школы. Это закономерность.
Удачи Вам, Макаренки!
Good-bye.