ГринВИЧ : Кочевник

На конкурз порно.
От автора: хуй знает што в моей жизни. Нежно, чо.

Кочевник.

Ноги у Ольги Никитичны были красивые.

В её сорок лет, при обилии разных примочек от варикоза и сосудистых звёздочек, она бы могла быть моделью и ходить в телевизоре. Коленки её были круглыми, словно у школьницы, без наплывов-неровностей, бедро уходило высоко-высоко под обычно недлинную юбку, а кожа на стройных и гладких ногах белоснежно лилась молоком — удивительно молодо.
Диван был не низенький, но сиделось сейчас неудобно- слишком мягко. Поэтому коленки пришлось подобрать, а потом и вовсе скрестить великолепные ноги, пожертвовав мягонькой тапочкой – свалилась нечаянно. Но Ольга Никитична сегодня работала, и потери такой не заметила.

Студент был и вовсе никчёмный – заочник. Откуда приехал и на каком сейчас курсе, она моментально забыла. Декан подошел и сказал:
- Ольга Никитична… не откажите… перспективный… заочник…
Она, как обычно, сложила в гримаску привередливый рот, ярко крашенный алой помадой. Помада съедалась мгновенно, оставляя устойчивый ореол, проходящий вне всяких границ её губ – но в темноте факультета этого было не видно.
- Перспективный,- добавила бровок Ольга Никитична,- заочник? Такое бывает?
- Я вас очень прошу,- сдержанно молвил декан.- Позанимайтесь.

И теперь этот парень сидел у неё, в разукрашенной по последнему слову фэн-шуя гостиной и тяжко, молча страдал. Перевод не давался: ему не хватало ни лексики, ни, конечно, грамматики, о временах он и вовсе понятия не имел… да откуда ты взялся, дремучий, раздраженно подумала Ольга Никитична.
- Длительное прошедшее,- терпеливо поправила,- Past Perfect Continuous. При помощи какого глагола образуется, можете сказать? Когда применяется?
Студент оторвался от текста и прямо взглянул на неё. Глаза оказались глубокими, чёрными.
- Чёрт его знает,- сказал он. – У меня после армии все из головы вылетело. Даже то, что в школе учил.

Он похож на кочевника, вдруг подумала Ольга Никитична. Был не выскоблен до обычного абсолюта моднейшей системой «Жилетт», не замазан каким-нибудь «гелем для хайра». В ушах не торчали сережки, а рубашка – наверное, турецкая, в крупную синюю клетку – будто добыта в бою и накинута так, для приличия.
Ей неожиданно пахнуло неведомым ветром, прямо в лицо, сухо и жарко. Парень слегка улыбнулся, чуть извиняясь, и принялся быстро листать. Полез за подсказкой.

Ольга Никитична замерла. На ресницах студента дрожало пустынное солнце, а неловкие руки мусолили книгу, такой непривычный мужским грубоватым ладоням предмет…

***

…Да, так летели их кони, в луне и серебряном свете замерзшей звезды – и, ах! – хрустели из-под таких же замерзших копыт острые колкие камни – ранили. Впивались в тела, убегавшие от быстрой, как молния, кавалькады; да что там – не кавалькады, слова нерусского — от летящего стройного хаоса ледяного и битого зеркала, тепла не дававшего, а только разящего тонко, осколками.

Тела эти вскрикивали, ругались, кто как — кто Бога упоминал, кто мать, а кто черта выискивал словесами. Или органы разные обещал применить – только зря это – как возблистала та молния, так и исчезла себе, растаяв серебряным дымом под строгой луной, оставив побитое саблями мясо лечиться, да вслух поминать – не до того было всадникам, звала их кровавая битва…
***

Ольга Никитична резко вскочила и потрясла головой. С головой закачалось и тело, и груди – большие и мягкие, хвастаться тут было нечем, фигура её была яблоком. Даже в юности не было талии и топленого в мышцах пупка. И второй подбородок носила давно – как повис он на кукольном личике, так и висел много лет, почти с детства, утекал сразу в грудь…
- Разбирайтесь пока,- напряжённо сказала студенту Ольга Никитична,- я на минуточку. Извините.

Из зеркала в ванной на неё посмотрела возбуждённая взрослая женщина. Непривычно румяная, с влажными почему-то глазами. В треугольнике серого, с вырезом, платья, пошла пятнами кожа – да что же такое, подумала Ольга Никитична, и смочила махровое полотенце.
Приливы? Но она отмела эту мысль – рановато. Но скоро, ах, скоро уже…
В ванной пахло ароматными палочками из лавки индийцев. Она вмиг успокоилась и взяла себя в руки – ну, Оленька, детка. Бывает, бывает…
Она усмехнулась своему отражению иронически и вышла в гостиную.
Студент облегченно откинулся в кресле, словно его расковали от тяжких вериг, раскинул чуть-чуть обнажённые, перевитые мышцами руки, и улыбнулся спасительнице:
— Я разобрался. Готов продолжать!

***

…Так неслись они, словно за мертвенным светом обещалась удача, победы без счета и россыпи золота, которое они бы потоптали ногами после того, как набили карманы, подсумки, наелись бы сами и накормили коней этим золотом – что с ним еще? Спать на нем холодно, в него не оденешься, и огня из него не зажжёшь — золото требует ласки больших городов, а не этой пустыни и серых камней, перепорченных кровью врага…
Так они думали, каждый в своих незамысловатых мечтах, словно уже победили и возвращались домой, все живые и юные – богатство, хоть и пока невозможное, молодило…

***

Молодость, обрушилось сверху на Ольгу Никитичну. Это всё его молодость…

Она ничего не запомнила, крупно шагнув слишком близко – и не удержалась. Он пружинисто разогнулся навстречу, поймав – и ни секунды не мешкал. Никакого интеллигентного замешательства или мычания: ой, извините, вам плохо? – он сразу почуял, как зверь.

… Напоил её ветром, накормил горьковатой полынной слюной, он заставил её пропитаться дорожным кочевничьим запахом… Распечатал забытый лежалый подсумок, в котором давно не водилось патронов, и заполнил своим, неворованным, золотом – под завязку, под горлышко. Так, что оно зазвенело по венам, рассыпалось где-то в ногах, растеклось по холёным и ласковым к дикому натиску бёдрам…

Кочевники тоже нуждаются в женщинах, думала Ольга Никитична, сквозь блаженный туман наблюдая за сборами. Пусть даже в таких, как она.
Аккуратно и мягко поднялся, не наспех оделся. Глаз не прятал – смотрел на неё, улыбался. В руках не читалось неловкости – крошки пластмассовых пуговиц точно ныряли в отверстия, им предназначенные. И даже обычно смешные на многих мужчинах носки не убавили образа — это просто необходимость, часть амуниции воина, знала Ольга Никитична.

Он ушел, а она не зажгла этим вечером своих ароматных успокоительных палочек.
Вместо этого открыла бутылку вина, и устроилась в ванне. Пила прямо из горлышка – но не одна: предлагала воде под собой, выливая в неё по глотку. Вода не отказывалась, кружа завитком темно-алую жидкость, а потом растворяла в себе, розовея на пару с Ольгой Никитичной.
Та тихонько ласкала себя, улыбалась…

Как волшебно всё это, думалось ласково ей, кочевники сильные и очень выносливые. И, наверное, всегда молодые?
Ах…

***

Вовка яростно тер себе пах и подмышки, мочалка, все мыло сожравши, скребла, оставляя на теле красноватые полосы. Из проржавевшего душа соплёю глумилась вода.
- Вот же сука,- сказал злобно Вовка и грохнул по старому кафелю. – Профессорша ебаная. Вот жесткий, блядь, город какой.

В голове не укладывалось.
Провожая его у дверей, с засыхающей кончей на правой и белой ноге, Ольга Никитична ласково кинула:
- С Вас пятьсот. А вообще мои уроки гораздо, гораздо дороже.

Вода пересохла, настала пустыня и Вовка заплакал.