Михал Мосальский : Пень

— Четвёртый раз за день на это место выхожу. Что за лес такой? Сплошь пеньки везде стоят. Ну, диво! И снег сыпет весь день, как назло.
— Эй, служивый!
Плотный мужичок в зелёном армейском кафтане с белыми ремнями на груди, перетянутыми крест-накрест, встал как вкопанный.
— Солдат ничего не боится! Кто здесь? А, ну-ка выходи, а то хуже будет, коли насмехаешься надо мной.
Густые русые брови служивого грозно сдвинулись на давным-давно переломанной переносице.
— До трёх считаю. – солдат снял с плеча длинноствольное ружьё, перетянутое истрепавшейся верёвкой с узлами на стволе и прикладе. – Фу, блядь! Что за нечисть, голоса мерещатся.
Трижды сплюнул через плечо и перекрестился.
— Нервы ни в какую стали!
У поясницы на пример ремня, висела походная сумка доверху набитая свежим, сочным, жареным мясом.
— Посижу малёху, силушки нет.
Солдата именовали Иваном. В свои пятьдесят лет этот бравый военный был удостоен несколькими наградами за мужество за участие в Русско-Шведской войне. Даже самого Петра верхом на коне, как-то видел.
— Надо покушать немного, там гляди и силы найдутся.
Прокуренные рыжие усы свисали соломой с верхней губы. Широкий пень с бледно-жёлтым оттенком торчал из земли по диагонали, представляя собой идеальное седалище. Кинув, свою изрешечённую дробью жопу на пень, Иван принялся с жадностью запихивать в рот кусок мяса.
— Эй, солдатик, встань с меня, мне тяжело.
Голос раздался из-под Ивана, из пня.
— Э, братец, а тут и впрямь нечисть обитает. Пойду-ка своей дорогой.
Надкусанный кусок мяса Иван бережно положил обратно в сумку, встал с пня, поправил ружьё и с нехорошим предчувствием сделал несколько шагов в сторону чащи.
— Куда пошёл? Погоди, не торопись.
— Ну, всё! Вывел ты меня из себя, затейник. Убью к хуям собачьим! – в глазах Ивана застыла звериная отчаянность.
— Не пугай, милок, ружьём и не такое видал.
Скрипучий голос без сомнений исходил от пня.
— Ты, что такое? – спросил ошарашенный Иван.
— Не что, а кто! Меня Саврасий звать. Шёл здесь лесом от татар, не помню даже, как давно это было. Так и сложил здесь голову.
Иван наотрез отказывался верить своим ушам.
— Ты дух бестелесный?
— Да какой там, на хуй дух бестелесный? Такой же, как и ты!
— А откуда ты говоришь?
— Ляг на землю, солдатик.
— Это ещё по кой хуй?
— Это будет ответом на твой вопрос. Ложись, тебе говорят!
Иван лёг на сырую землю, правым ухом упёршись в грязь.
— Ты думаешь, солдатик, я не видел, что ты здесь сделал прошлой ночью?
Иван испуганно подскочил на месте, словно облитый кипятком. Снял ружьё, взвёл промасленный спусковой механизм, целясь слезившимися глазами в пень.
— Да, я видел.
— И я видел!
— Мне неудобно, я только его ноги видел.
— А я вообще ни хуя не видел, мне Саврасий мешает.
Вокруг Ивана заговорили разные скрипучие тембры голосов.
— Изыди, изыди! – с испариной на лбу, Иван невидящими глазами смотрел перед собой, а дрожащие пальцы сдавили курок. Картечь беззвучно впилась в мокрую землю.
— Не злись, солдат. Сам виноват. Лучше покушай мясца, ведь забудешь, небось?
— Зря к батюшке на Троицу не зашёл, покуда в Твери полком стояли. Нехристь невиданная!
Иван, будучи далеко не глупым человеком, смиренно сел на корточки, извлекая из сумки такой желанный и недоеденный кусок сочного мяса.
— Кто вы такие?
— Такие же, как и ты — дезертиры.
— Я на службе больше тридцати лет. Награждён императорскими крестами за смелость. Не смей, хуев пень, глаголить лишнего.
— Все мы здесь герои. Не злись. Коли будешь покорным, то отпустим тебя из леса, коли, нет, по шею в землю уйдёшь. До прихода Христа с нами будешь здесь свои грехи замаливать.
— Не надо было у той нечистоплотной старухи ничего пить. Вечно в грязи дом, ещё в водку клопов добавляет. Сука старая! Отравила.
Доев кусок мяса, Иван, молча, поднялся с земли и уверенно пошёл в направлении, в котором он не уходил из этого места до этого. Уже за полночь, когда стихли птицы и на соседнем болоте неистово заквакали жабы, Иван в пятый раз подряд вышел на прогалину с пнями.
— Не мучьте меня. Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли.
— Солдатик, это всё пустое. Никто тебе не поможет.
— Что ты хочешь от меня? – взмолился Иван, утирая соль со щёк.
— Во-первых, я хочу малафеечки.
— Чего, чего??
— Малафеечки. – нежно прошептал пень Саврасий.
— Ты чего такое говоришь?!
— Иначе нельзя, служивый.
Под копной рыжих лже-опят, Иван обнаружил и поразился открытому древесному дуплу в середине пня.
— Суй, немедля, усатый!
Иван лёг на левый бок, расстегнул пуговицы на штанах и засунул вялый хуй в дыру в пеньке Саврасию.
— Не могу я так! – жаловался Иван, елозя крайней плотью между пиздато-сшитых древесных опилок. Через десять минут Иван спустил старческим спермачом в деревянное дупло.
— Первое условие ты выполнил, солдатик. Во-вторых, ты должен выслушать нас. Почему мы здесь. И запомни: прервёшь разговор или уснёшь – окажешься среди нас.
Ивану на секунду показалось, что его ноги стали врастать в землю.
— Я слушаю тебя, будь ты проклят, пень Саврасий.
— Дело было так…
Иван, слушая бесконечные разговоры пней вокруг себя, сумел отвлечься поеданием мяса.
— Ты всех нас внимательно слушал, солдат?
— А как же?! Ты от татар уходил. Рябиновый пень крепостным бежавшим был. Пень тополя сын еврейского купца. Всё я слышал!
— А совесть свою слышал?
— Я чист перед совестью. И вообще мне пора. Велено ко двору явится не позднее третьей семёрицы.
— Не лги, солдат. Нигде тебя никто не ждёт! Ты не уйдёшь отсюда, покуда не исполнишь последнее требование.
— Что это?
-Каннибализм. Давай, съешь из своей сумки ещё пару кусочков вкусного мяса с ног и груди твоих братьев! Ты – проссанная насквозь мразь. Такие, как мы ломаем людям судьбы не со зла. Но нет нам границ. Мы господствуем и рано умираем. Мы – есть прошлое и будущее. Но не настоящее, ведь мы в могилах. Мы знаем всё! Знаем, отчего ты бежишь!
— Ни хуя вы не знаете, пни.
— Знаем, как ты бежал. Половину России на ногах пробежал со своими однополчанами-дезертирами. Где же они?
— Кто они?
— Митрий и Владимир, солдат, где они?
— Я не помню, контузило ядром в бою. Провалы бывают.
— Заткнись, солдат! Не отвечай этому душегубу Саврасию. Он погубил не одного невинного человека. – с края прогалины заскрипел старым голосом пень с серым мхом. – Если дашь малафеечки напиться, то выпущу из леса. Саврасий тебя никогда не отпустит отсюда. Решай, солдат. Хоть и выбора у тебя нет.
— Я не смогу снова через это пройти.
— Давай, быстрее, солдат. Скоро светает, тогда будет поздно!
Лёжа на сырой земле со спущенными армейскими штанами, и насилуя старый пень, Иван услышал, словно издалека, звонкий смех. И вот оно! Озарение! Не надо было на шашлыках во время встречи одноклассников кушать баклафен 25-го калибра и запивать его дешёвой водкой. Посмешище!