шмель : 9*..Tibi et igni ,,,

Да, чувство мести для человека ., как представителя биосферы — в общем закономерное (с)Фауст

… сунул руку за отлог телогрейки, и секунду поколебавшись, достал оттуда комок бумаги, видимо когда-то бывший тетрадным листком теперь сложенный, скорее даже скомканный грубой мужской культей до размеров спичечного коробка. Молча протянул мне как-то без участия с тяжелым выдохом, будто боясь закашляться....

Я держал в руке письмо…

За три года войны я не получил ни одного письма, да мне никто и не мог написать,
На фронт ушел совсем щеглом, не любившим и не подозревавшим даже об этом, а вот держа в руке этот клочок бумаги мне вдруг показалось, что это письмо адресовано мне…. Я присел рядом ...., развернул серый, местами уже протертый и вовсе до разрывов лист.


- уже месяц прошел после письма…
Я стал читать. Читать было сложно, подчерк был такой тревожный, строчки, будто чувствуя слабость руки падали вниз к дате, буквы местами расплылись, да и затертые швы в местах сгиба оставили текст малопонятным…

" здраствуй здраствуй дорогой муж. Как ты там? жив? здоров? В последнем письме писал что хвораешь…так я следом за письмом тебе шерстяные носки высылаю… сладила из… кофточки… моль ту что побила.,… они правда зеленые цветом но ведь в сапогах-то поди не видно будет. Как давно тебя нету… как давно…и дома нашева нету все война отняла к себе затребовала из хозяйства одна воронка от бомбы на огороде осталась. Случилось у нас несчастье… у нас… у тебя теперь родной наверное, только у тебя.


Остался ты без семьи, без любимой дочки и жены своей

… вчера при бомбежке погибло всё… а я не могу жить с таким вот…ведь и могилки даже нет…ты прости, что оставляю тебя одного но нет для меня больше ничего ни неба синего ни ладошек теплых, ни дыхания твоего жаркого…прости .

Письмо выпало у меня из рук…

-а мне…лучше бы уж похоронку прислали…чем это…- уронил куда-то в сторону

… и вдруг встрепенувшись, с блеском в глазах, пальцами железными своими мне в плечо, вцепившись и заглядывая в глаза, как будто стремясь найти вину во мне — а на перекопе как было… на прииске..

… кусало меня свинцовое жало, замер как будто привиделось что-то или голос какой внутри услышал…и истома по телу…прилечь бы… хоть и сил еще на пашню-другую, как разгоряченному страдой с ладонями рваными в кровь и конь с пеной в удилах на борозду валится, а разморило как в дни авугуста

… квасу крынка холодного — рукой дотянись… ни шума, ни пороховой гари, ни перекошенных в исступлении лиц рядом и так осел на песок воронки вниз с краю до дна сползая, где и вода еще не успела от проливного дождя скопиться и замер, прислушиваясь к щербатой тишине

… а лейтенант молодой на меня -сука, ты что тут, блять, разлегся, патриот хуев, а ну встать! Встать я сказал, блядь лежачая…-уж в прицеле пэпэша его рот искривленный чернеющим овалом прыгал как синица, а тут и боль и злоба и мстя скрутила меня, рванул на моей груди гимнастерку, окаменел лицом, бросил сквозь зубы… блядь… и к смерти партийной молодым рысаком…вырывая каблуком подкованным своего сапога хромового из земли корешки осоки…выжил он меня…той болью своей или моей…а под вечер ...

Вдруг замер…поднял листок, разгладил его на колене, смахнув торфа осколины, достал папиросу прикурил и от не догоревшей спички поджег зажатую в руке бумагу, и огонь лизал пальцы, выжигая, зажатую между ними плоть письма, коптя своим желтым языком ногти и скручивая в невидимые кольца окаймляющие фаланги… густые кочки ...., распространяя запах деревенских сеновалов, с сожженными заживо людъми.