Тиф Графоманов : По следам Бармалея. (Бар)

Решили попытать счастья в баре. Завалились в него, расселись, и заказали у чернокожей официантки два пива и мяса побольше. Смотрели футбол, по-моему Миша даже болел за кого-то — это выдавали его внезапные крики, глушившие музыку в баре и разговоры остальных. Официантка принесла мясо, улыбаясь во все свои 30 белых, как январский снег, зуба. Я улыбнулся в ответ и положил ладонь на её. По лицу в ответ я не получил, поэтому расценил эту пассивность, как потенциальный секс. Сразу же оповестил об этом Мишу, чтобы тот не увлекался мясом, а чуть-чуть позавидовал:

- Она будет моей сегодня! — гордо заявил я.
- Черта с два, — парировал Михаил, не переставая отрезать плоть и макать её в соус.
- Ты видел, как она мне улыбнулась?
- Ещё шире она улыбается сейчас тому парню за тобой. — Я обернулся и встретил взглядом упругую негритянскую жопу, обтянутую джинсовыми шортами. Стало жарко.
- Спорим, что я её уложу в постель?
- Спорим. На пиво?
- Нет, пиво это слишком по-детски. Давай на коньяк, — предложил я, будучи абсолютно уверен в том, что овладею этой эфиопской богиней чуть ли не в туалете бара.
- Хорошо, давай.

Мы сцепили руки и обратились к рядом сидящим американцам, немного испугавшимся дикого крика, которым Миша решил оповестить их о том, что нам нужна их помощь. Дернувшись и прервав разговор, они вылупились на нас. Один (я полагаю, самый умный из их троицы, может даже окончивший университет) понятливо кивнул и потянулся к нам, чтобы разбить руки. Я ликовал. По моей задумке, я должен был провести незабываемую ночь в отеле, под утро забрать у Миши выигранный коньяк и продолжить с представительницей черной расы на море, под зонтиком, медленно слизывая лимонный сок с её внушающих размеров груди и щурясь на палящее солнце.

Когда она подошла к нам снова, чтобы узнать все ли в порядке, я подозвал её поближе, и когда она подставила ухо на неприличную близость к моим губам, я сказал:

- Как тебя зовут?
- Джесси, — ответила она не переставая улыбаться. Казалось, что это улыбка просто наклеена на её рот и светит для всех посетителей независимо от её настроения.
- Слушай, Джесси, я больше не могу просто сидеть и молча терпеть твою красоту. С этим нужно что-то делать. Давай мы пойдем на море с тобой, попьем кофе, что скажешь?
- Я не могу, у меня парень есть, — отправила меня в нокдаун плутовка Джесси, ни на секунду не считаясь с моей хрупкой душевной организацией и возможностью ранить сердце таким вот дерзким ответом.
- Отлично! Но я думаю, он сейчас спит. А я не предлагаю тебе ничего сверх-интимного. Разве сложно уделить 15 минут человеку, который в одночасье отдал тебе и сердце и душу?!
- Ну… Прости, мне бежать надо, позже поговорим, — она упорхнула к другому столу, чтобы принять заказ. Я даже как-то расстроился, что не все идет так, как я планировал себе.

Миша ехидно улыбался и смотрел на меня хитрым, но в то же время радостным взором человека, который наслаждается мыслью, что был прав и представляет бутылочку хорошего коньяка в своих мозолистых лапах. Я жестом показал ему, что все идет по плану, и что радоваться ещё очень рано, ибо потом разочарование его будет внезапное и очень больное. Нужно было предпринимать новые шаги на пути завоевания чернокожей особи, которая осложнила ситуацию своим непонятно откуда взявшимся парнем. Взяв салфетку и ручку (она была у нас на столе на случай, если я решу поделиться с Мишей каким-нибудь длинным повествованием), я, выходя за пределы человеческих возможностей, напрягал свой затуманенный пеленой алкогольного дурмана мозг, силясь вспомнить английский язык, или хотя бы что-нибудь из него помимо фраз: «Ландн из э кэпитал оф грейт Британ», «хау ду ю ду?» и «вер из май брекфэст, сан оф э бич?!». Получалось мучительно медленно, но верно. Через десять минут я, весь вспотевший от напряжения, подергивающимся глазом мог прочитать на салфетке следующую заметку: «Jessy, I luv u :)». Я, конечно, знаю, как правильно пишется «лав» и «ю», но такой крутой стиль я встречал в чатах и решил, что это будет выглядеть сногсшибательно и вознесет меня в её глазах. Почему я решил, что девушка, чей дедушка (а может быть и папа) приносил в жертву людей на окраинах маленьких эфиопских поселков, разводил в самолете костер, мыл овощи в унитазе и занимался прочими важными вещами; будет в восторге от моего владения жаргонным английским — я не знаю. Скорее всего, это все вина алкоголя.

Когда она в очередной раз пролетала мимо нашего столика, я тормознул её и всунул ей в руки моё послание. Она поместила его в боковой кармашек и бросилась прочь, к другим посетителям, не понимая своего счастья. Миша, уставший наблюдать за всем этим скучным действом, сказал:

- Она тебе не даст, перестань страдать хуйнёй. Я же объясняю тебе дубине, она улыбается тебе покуда ты ей платишь деньги, а не потому что ты такой красивый и прекрасный.
- Когда я буду забирать у тебя честно выигранный коньяк, посмотрим, как ты заговоришь!

Миша улыбнулся. Обычно так улыбаются взрослые, когда ребенок идет, держа их за руку и второй час подряд рассказывает о том, что птички улетают в другие края, потому что там тоже живут дети, которые хотят их увидеть, ведь будет не честно, если мы будем видеть их круглый год, а узкоглазые малята на севере Китая — вообще ни разу в жизни.

И ещё я подумал, а как темнокожие женщины представляют себе избранного? Ну, я про принца на белом коне. Принц, наверное, должен быть тоже негром. А конь и подавно. И образовалась у меня в голове такая ясная, как белый день, картина: сидит под окном, в черном, дырявом и потертом платье Джесси, роняет слезы на решетку и с надеждой в глазах смотрит вдаль, сквозь пыльное окно и косой дождь, рассекающий голубую даль. Плачет, потому что судьба у неё тяжелая. Потому что любит другого, а жить заставляют с мудаком. И тут вдруг яркий свет заполняет холодное, сырое помещение! Два огромных облака, а посреди них высокая дверь. Свет бьет в глаза, слепит, и приходится прищуриться настолько сильно, что глаза практически закрываются. Начинает звучать музыка Чайковского, дверь плавно открывается и в темницу гордо вваливается афро-американский конь Бадди Хамиди (ну в самом деле, как ещё могут звать коня с такими корнями), а на нём, изящно сняв с себя шлем и оголив круглую голову с маленькими черными кудряшками, восседает настоящий воин, рыцарь бостонских трущоб, преданный фанат «Селтикс», мечта всех падших женщин Массачусетса и домохозяек всей Америки, настоящий католик и вообще первый парень на деревне — Вилфорд Валентайн. Он протягивает ладонь принцессе, та запрыгивает на Бадди и они со свистом уносятся в счастливое будущее.

От этих мыслей меня оторвал дикий вой — кто-то забил гол в ящике. Я вернулся на землю, и допил остаток пива. «Ещё по одному?», — спросил я Мишу. Тот одобрительно кивнул. Оголив в улыбке зубы, изящно махая ладошкой, я позвал прекрасную Джесси к нам. Она подошла.

- Ну, что надумала, красота? — с надеждой поинтересовался я.
- Смотри, я ничего обещать не буду. Тем более, мне работать до утра. Посмотрим, как оно будет.
- Я подожду тебя до утра, — важно заявил я.
- Ха-ха. Сейчас только час ночи, а моя смена заканчивается в шесть утра!
- Ну и что, отлично. Я никуда не спешу. И вообще, готов ждать дольше.
- А в шесть утра, мне нужно будет убирать бар, мыть все, расставлять по местам...
- Я тебе помогу! — сказал я (ну а что, ради секса и не на такое согласишься порой).
- Ты милый, но я ничего не обещаю. Хочешь, жди до утра. Там посмотрим. Может быть и попьем кофе, кто знает.
- Хорошо, я буду тебя ждать на выходе!
- Договорились, — сказала она и ушла по своим важным делам.

Забегая вперед, дабы не терзать вас напрасными догадками, скажу — конечно же я никого не стал ждать, а поехал обратно к шлюхам. Но это было потом, когда я разочаровался в своей привлекательности и африканских женщинах. А пока что, я вполне хорошо себя чувствовал, и продолжал наседать на пиво. Вскоре в наших животах кончилось место не только для еды и пива, но и для слюны, что сигнализировало о том, что пора спать. Мы попросили счет, оставили Джесси чаевые и, еле передвигая свои потяжелевшее на пару кг тела, вывалились из бара в сторону хаты.

В номер мы попали без приключений, плавной походкой, будто две легких лодочки, подгоняемые теплым ветром и мягко покачивающиеся на спокойной морской глади. Переступив порог, лодочка по имени Миша потерпела ужасающее крушение, и в последний раз матерно заметив, что вечер у нас не особо сложился, разбросало свои щепки по кровати.

В постельной жизни Миши (я сейчас говорю про сон, а не про половые связи, о которых мне мало что известно) имеет место быть один занимательный момент. У этого момента есть огромный, просто гигантских размеров минус, но что приятно (впрочем, только Мише) этот минус сопровождает ни чуть не уступающий по размерам плюс. Чтобы вы лучше поняли о чем я, мне потребуется ваша фантазия. Представьте себе мамонта. Обычного, коричневого мамонта. У него два бивня, какой-то хобот телепается спереди, хвостик смешной сзади, в жизни куча проблем. Он пошел на работу – искать еду. Потому что дома жена и два мамонтенка, которые вечно просят есть, а делать ничего не хотят. Он, мамонт, как отец семейства просто обязан не дать им умереть. Чем он и занимается в этот солнечный прекрасный день, бывший тысячи лет назад. И вот он идет поднимая за собой клубки пыли, жалуется своим богам на жизнь и насвистывает любимую мелодию из своего беззаботного детства. Внезапно его лапа попадает в капкан и он испытывает резкую, до помутнения в голове острую боль. Мало того, из-за угла выходит огромных размеров человек, достает огромных размеров пилу и начинает, ещё живому мамонту, отпиливать по одной остальные лапы. Ну, потому что у человека тоже полный дом, которому нужно что-то жрать. В общем, суть не в проблемах с едой того времени. Я к чему вел – вот представьте себе дикий, безумный вой несчастного мамонта на протяжении всего этого, по истине кошмарного, действа. Представили? Умножьте это на шесть, и вы получите примерное представление о том, какие звуки издает Миша по ночам. Порой мне казалось, что он съел того самого мамонта, и тот всего навсего хочет вырваться на свободу, оповещая весь внешний мир таким способом о том, что ему среди куска печени, кишок и прочего хлама, не очень то и приятно находиться. Плюс же в том, что Миша себя не слышит. Иначе бы он в ужасе и холодном поту подскакивал в кровати каждые четыре секунды, напряженно ощупывал сердце и выпивал валерьяночки. Единственный способ не сойти с ума – это покинуть помещение, в котором Михаил решил отдохнуть и набраться сил (позже я узнал ещё пару способов пресечения этого кошмара, например – с ноги в бочину, но в ту ночь был первый день нашего знакомства, и я не мог позволить себе такое небрежное отношение к гостю).

Я решил оставить Мишу один на один с мамонтом. Растолкав его, я попросил сто баксов и на немой вопрос «зачем?», движениями таза вкратце объяснил цель моей прогулки. Исходя из того, что мы находились очень далеко от снежных альпийских гор, зимы и лыжного спорта – не составляло ни малейшей трудности понять мой замысел. Миша, улыбнувшись, дал деньги, громко послал меня в добрый путь и потерял сознание, передав власть над своим бренным телом все тому же несчастному мамонту, к которому, если честно, я уже начал испытывать какую-то жалость.