Бабука : Подглядывающий - окончание

Начало здесь


Осенью начались дожди, и клиентов в гостинице было мало. Я снизил цены, стал предлагать экскурсии на окрестные винодельни и пригласил патлатого дядьку – бывшую кантри знаменитость средней руки – играть в баре по пятницам и субботам, но все равно едва покрывал текущие расходы. Мои самые дорогие номера неделями пустовали, и я обрадовался, когда кто-то забронировал «Ванкувер» на одну ночь.

– Добро пожаловать в «Оленью бухту», – приветствовал я вновь прибывших.

Женщина была смугла и черноволоса, латинского типа. Она мне кого-то напоминала, возможно, героиню комикса из «Плейбоя»: наиболее замечательные части ее фигуры были преувеличены раза в полтора. Мужчина был… Мужчина был Кайл. Я не удивился. Человек, увидевший на улице хорошо ему знакомого мудака, не испытывает удивления. Он испытывает желание тут же перейти на другую сторону и избежать встречи. В крайнем случае, притвориться, что он мудака не заметил. В моей ситуации, разумеется, я не мог сделать ни того, ни другого.

– Алисия, иди к машине я сейчас, – сказал Кайл своей спутнице и повернусля ко мне. – Вы меня узнаете?
– Вас? Нет, извините, – соврал я, улыбаясь так сладко, как был способен. – Вы уже у нас останавливались?
– Четыре месяца назад. С моей женой Синди. Теперь помните? Ей еще очень понравилась ваша собака. Среди прочего.
– Еще раз простите. У меня ужасная память на лица. Спасибо, что решили снова нас посетить. Я распоряжусь, чтобы в ваш номер принесли бутылку вина. Здесь у нас прекрасный зинфандель.

– Вас не удивляет, что в этот раз я приехал с другой женщиной?
– Господин..., – я сделал вид, что смотрю имя в компьютере, – господин Хэнли, частная жизнь гостей – не мое дело. И если совсем откровенно, – я понизил голос, будто собирался сообщить собеседнику некий секрет, – чем она разнообразнее, тем лучше для нашего бизнеса.
– Действительно, согласился Кайл. – Знаете, почему я выбрал «Оленью бухту» для этого небольшого приключения?
– Надеюсь, из-за нашего превосходного сервиса и уникального расположения?
– Ну, и поэтому тоже, – Кайл решил не разочаровывать меня совсем. – Но главным образом потому, что здесь не работают мобильные телефоны. Я сказал Синди, что еду в командировку в Азию. И если ей придет в голову мне позвонить и проверить, то она услышит, что абонент находится вне зоны досягаемости.
– Очень умно, – похвалил я.
– Вы осуждаете меня? – Кайл смотрел мне в глаза. Без обычной спеси и издевки. С искренним любопытством. – Признайтесь честно, осуждаете? Вы бы сами никогда не смогли обмануть Синди, не так ли?
– Что вы, господин Хэнли, как я могу вас осуждать? – ответил я. – Напротив, я за вас рад. Извините, у меня дела.

Кайл кивнул и пошел к двери. Уже взявшись за ручку, он обернулся:
– Вам понравился мой рисунок? По-моему, хорошо получилось. Как живая. Правда, Милован? – Скользкая усмешка медузой наползла на лицо Кайла, и он вышел.

Ослышаться я не мог. Мерзавец совершенно отчетливо сказал: «Милован». При том, что начиная с первого курса колледжа, по всем документам я просто Мил. Мое полное, почти забытое мной самим имя он мог узнать только от Синди. Ощущение было такое, будто лучший друг разболтал мою тайну. Тайну, в общем-то, пустяковую, но я почувствовал себя одиноко. Нить, соединявшая нас, именно нас двоих во всем огромном враждебном мире, надорвалась. И, что еще досаднее, это означало, что хорошую Синди и ее спесивого мужа связывали не только брачное свидетельство, соображения удобства и необходимость поддерживать принятые в их лицемерном кругу условности. Синди и Кайл все еще были близки. Настолько близки, что она могла рассказать мужу о флирте со случайным знакомым и, наверно, вместе посмеяться над ним. Но почему? Что может быть общего между Синди и этим павлином? Ответить на этот вопрос было некому. Мне оставалось одно. Наблюдать.

Вечером, снова стоя в темной каморке, я попытался определить, не посещал ли обсерваторию другой наблюдатель. Лопаты и грабли стояли в другом порядке, но это меня не удивило – Хесус постоянно ими пользовался. Лента легко отделилась от глазка. Значило ли это, что в мое отсутствие кто-то регулярно ее отклеивал? Или несколько месяцев назад, взволнованный увиденным, я забыл как следует ее прикрепить?

Женщина была вульгарна. И роскошна. Она смеялась, дурачилась, плескала на любовника водой. Два смуглых дельфина – ее грудь – выныривали из бурлящей пены, то по одному, то оба сразу. Когда Кайл посадил Алисию в кресло на бортике, она принялась подпрыгивать, словно забивала телом сваю. Дельфины шлепались о поверхность воды, поднимая небольшие цунами, и Кайл ловил ртом их темные носы.

Алисия кричала – так громко, что через стену я слышал ее хрипловатый голос отчетливо, будто она была совсем рядом со мной. Кайл поставил женщину на четвереньки, и около минуты мы оба любовались ее совершенным, как у породистой кобылицы, крупом. Кайл похлопал Алисию по заду, сказал ей что-то, и она начала трясти черной гривой в блестящих брызгах, фыркать и переступать на ладонях и коленях. Потом я услышал протяжное ржание: «Иииииии». Зад Алисии завращался, то вкручивая мужчину в себя как в гайку, живую и жадную, то выбрасывая обратно.

Вскоре Кайла, досадную помеху, я уже не видел. Это мои ладони чувствовали мокрую упругость женской кожи. Это я хватал Алисию за волосы и тянул к себе, заставляя выгибать спину подобно луку. Это меня подхватил водоворот, поочередно увлекавший в бездну и отпускавший. Это из моего тела пальцы, увенчанные длинными красными остриями, выжимали, капля за каплей, печаль, страхи, мысли. Когда все кончилось, я чувствовал только пустоту. Мое тело будто растворилось в воздухе и радоволось своему исчезновению.

Я не помню, как ставил на место инструменты, как вешал замок на дверь, как двадцать с лишним миль вел машину. Когда я проснулся, часы показывали полдень.

На постели в опустевшем номере «Ванкувер», лежала раскрытая тетрадь. В ней голая смуглая женщина выгибала спину и прижималась сзади к мужчине. Мужчина смотрел прямо на меня и улыбался.

*

Кайл появился снова после Нового года в компании женщины очень корпоративной наружности. Гладкие волосы, собранные в пучок, очки на длинноватом носу, напряженная улыбка – одновременно презрительная и чуть испуганная. Она была похожа на одну из моих бывших коллег. Я готов был поспорить, что на визитке женщины написано «директор». Или даже «вице-президент».

Когда эта дама вошла в ванную одетая только в ласты и маску с трубкой, я, признаться, оторопел. Женщина исполнила странный танец, приседая, шлепая ластами по полу и постепенно поворачиваясь вокруг. Кайл, очень серьезный, кивал и отбивал ладонями ритм. Пляска продолжалась несколько минут, после чего женщина в развалку подошла к бурлящему резервуару и скрылась в пучине. Наружу торчал только конец дыхательной трубки. Кайл плюхнулся сверху. Они совокуплялись под водой, как и положено акулам бизнеса.

Стоит ли говорить, что костюм спутницы, элементы хореографии и свой собственный образ Кайл запечатлел на странице тетради?

Следующей была рыжая девчонка, совсем молодая, по виду официантка из дешевого дайнера. Девчонка и Кайл носились друг за другом по ванной комнате на четвереньках и с высунутыми языками. Они то задорно лаяли, то падали на спину, задрав согнутые руки и ноги, то нюхали друг друга, как собаки. Потом Кайл резво обежал все углы и помочился в каждом, задрав ногу. Иногда девчонка перевоплощалась в хозяйку и звонко выкрикивала команды: «Руперт, сидеть! Руперт, служи! Руперт, голос!», которые мужчина-пес тут же исполнял. Я не мог не вспомнить свою собаку: учись, бестолочь. Вот как надо!

Закончили они тоже по-собачьи – быстро, но довольно бесстрастно и оставили будущим постояльцам соответствующую картинку.

Потом я сбился со счета. И каждый раз Кайл находил момент, чтобы спросить, помню ли я его и видел ли я его рисунки. На первый вопрос я отвечал утвердительно, а на второй уклончиво – в том смысле, что тетради находятся в номерах для записей и чтения гостей, а не администрации, но при случае я обязательно ознакомлюсь.

*

Через несколько месяцев я оказался в Сиэтле по делам. Во всяком случае, я хотел думать, что у меня были там дела. К трем часам дня я был свободен, но возвращаться домой не хотелось. Я долго гулял по городу, пока не очутился возле высотного дома, мало отличавшегося, впрочем, от офисных зданий по соседству. Здесь, как я уже знал, располагалась знаменитая маркетинговая фирма.

Никакого плана – я могу сказать это совершенно честно – у меня не было. Я просто ходил взад-вперед до конца квартала и обратно, словно на невидимой привязи, стараясь не упускать из виду главный вход. Около половины шестого из здания начали выходить люди, по одному и группами. Я сел на скамейку напротив стеклянной двери и, прикрывшись газетой, разглядывал хорошо одетых, упитанных рабов. Много лет я был одним из них и не мог представить себе иной жизни. Сейчас я смотрел на этих людей с жалостью и свысока, как мог бы смотреть на бывших коллег человек, выигравший в лотерею сто миллионов. Ста миллионов у меня, разумеется, не было. Зато было нечто другое: я больше не мучился вопросом, повысят ли меня в конце финансового года в должности, увеличат ли зарплату и насколько, получу ли я оценку «исключительный», просто «ценный» или, не дай бог, «нуждающийся в улучшении работы» сотрудник, и меня не грызло сознание собственной никчемности при мысли о том, каких высот достигли мои ровесники. Я был свободен. От всего, кроме странного желания шпионить за женщиной, которую я видел один раз больше года назад.

Синди вышла из здания в шесть двадцать три, и, хотя вместо джинсов и вязаной жилетки на ней был деловой костюм и туфли на высоком каблуке, я сразу ее узнал. Она прошла совсем рядом. Я мог бы окликнуть ее, изобразить удивление и начать легкий разговор например, сказать, как по ней скучает Руперт. Мог бы, но что-то мне помешало. Я подождал, пока Синди отойдет шагов на двадцать, и последовал за ней.

Синди шла быстро, чтобы не упустить ее из виду мне приходилось почти бежать. На одном уровне сознания я чувствовал крайнее возбуждение, а на другом – абсолютное спокойствие. Мои мысли исчезли – все кроме одной, и не мысли даже, а пронзительного желания – чтобы эта погоня не кончалась, чтобы мы как можно дольше оставались связанными одним маршрутом, одной траекторией, одной, пусть и неведомой мне, целью. Погоня – это надежда. Ожидание чуда. Прекрасная иллюзия. Идти по дорогому тебе следу – это и значит жить.

«Хуже всего будет, если она остановит такси», испугался я вдруг и тут же успокоил себя: Синди могла бы это сделать прямо возле выхода из офиса. Она миновала нескольких автобусных и трамвайных остановок и свернула за угол. Я поспешил следом, но, оказавшись на перекрестке, не увидел ее. Я вертел головой – растеряно, как ослепший на солнце филин – стараясь отыскать в толпе стройный силуэт и все больше отчаиваясь, пока мой взгляд не уперся в вывеску французского ресторана в нескольких от меня.

Синди сидела за столиком с другой стороны стеклянной перегородки, отделявшей темную нишу бара, в которой прятался я, от главного зала с его крахмальными скатертями и зажженными свечами. Единственным ее спутником был телефон, на котором она что-то читала. Я допивал «Джек Дэниелс» и смотрел на Синди. Я наслаждался ее одиночеством. Самая желанная женщина собирается поужинать – вот так, сама с собой, во вторник, в одном из самых дорогих ресторанов города. Как трогательно. И, главное, как реалистично.

Вкуса бурбона я не чувствовал. Я думал о том, что должен встать и подойти к ней. И чем больше я об этом думал, тем более диким мне представлялся наш разговор. «Ах, какая встреча! Неужели это вы? Да, да, тот самый, из «Оленьей бухты»… Что вы, как я мог забыть?.. Как ваши дела?.. Очень рад!.. А у Кайла?.. Вы знаете, я видел его несколько раз… В моей гостинице… Оказывается, он совсем не такой сноб, каким кажется. Он трахает женщин из самых разных социальных слоев и этнических групп. Очень, надо признать, изобретательно. И зарисовывает процесс… Вот взгляните, я и тетрадку случайно захватил… Что с вами, Синди? Выпейте воды… Вам лучше?.. Да, и еще… Я вас люблю...»

Бред. Полный бред. Она примет меня за сумасшедшего, будет звать на помощь. Впрочем, слишком много рефлексии. Надо просто начать разговор, а там как получится. Я влил в себя остатки бурбона и встал, готовый к действию. В ту же секунду метрдотель подвел к столику Синди высокого мужчину с надменным, хорошо мне знакомым лицом.

Я почувствовал приступ тошноты, словно от удара в живот. Тошнота быстро прошла, но осталась слабость в ногах и ощущение нереальности происходящего. И одиночество – оглушительное, как тишина. Потом, немного придя в себя, я все-таки спустился в главный зал, попросил столик для одного и оказался в десяти футах от тех, за кем наблюдал.

Синди и Кайл разговаривали о чем-то интересном для них обоих. Она много улыбалась и несколько раз закрыла рот ладонью, чтобы не расхохотаться и не побескоить нарядных людей вокруг. Ожидая, пока принесут заказ, Синди держала Кайла за руку.

Через некоторое время Синди встала и пошла в сторону умывальных комнат, которые находились за моей спиной. Я больше не прятался. Напротив, я поднял голову и изобразил улыбку. Взгляд Синди скользнул по мне, пробежал дальше и на мгновение вернулся снова. Ее шаг замедлился – совсем чуть-чуть, но я это заметил. Она пыталась вспомнить – и не могла. Я был для нее одним из потерявшихся в глубине памяти лиц, заслоненных более новыми и интересными. В следующюю секунду Синди прошла в дюйме от меня. Я закрыл глаза. Мне хотелось умереть.

– Не отчаивайтесь, Милован, – услышал я над ухом знакомый голос, Жизнь не так плоха, как иногда кажется.
Я молчал. Притворяться не было сил.
– Это несправедливо, и я согласен с вами, – продолжал Кайл. – Синди хорошая. И вы хороший. Не то что я или ваша бывшая жена. Вы желаете Синди счастья, и только поэтому до сих пор не проломили мне голову. Лопатой, например. Хотя возможностей у вас было достаточно.
– Лучше поздно, чем никогда, – произнес я, разглядывая крахмальную скатерть. – Надеюсь, шанс еще представится.

– Извините, сэр, вы что-то сказали? Желаете что-нибудь еще?
Я поднял глаза. Передо мной стоял официант.
– Счет. И, пожалуйста, побыстрее.

*

Мои дела шли в гору, и можно было подумать о расширении бизнеса. Зимой я занялся строительством двух коттеджей для гостей, приезжавших группами и большими семьями. Я торговался с подрядчиками, выбирал материалы и лично инспектировал ход стройки. Кроме святого семейства у меня теперь работали еще несколько человек обслуги и менеджер, который также вел бухгалтерию. Свободного времени стало больше. В апреле моя подруга Эшли и я ездили в отпуск в Испанию. В Севильи, в одном из мавританских двориков Алькасара, я сделал ей предложение.

Человеческая память милосердна. Недавние события отодвинулись далеко, в самый темный угол лишенного окон чулана. У меня не было причин и желания заглядывать в этот угол. И вскоре я почти поверил, что там ничего нет.

В конце мая, перед днем Поминовения я попросил своего помощника показать мне список приезжающих гостей. Взглянув на экран, я увидел напротив слова «Ванкувер» фамилию Хэнли.

*

– Вот видите, Мил. Я вернулась. Как и обещала.
Тот же голос. Та же мягкая улыбка. Даже джинсы и кофточка казались такими же, что и два года назад. Если бы не легкие новации в прическе, можно бы было подумать, что Синди выходила на полчаса.

Я ответил вежливой банальностью и пообещал прислать ей в комнату бутылку местного зинфанделя, как постоянной клиентке.

– Ну, здравствуй Руперт. Помнишь меня? – Синди наклонилась к собаке и потрепала ее за ухо. – Пойдем на пляж.
Услышав заветное слово, пес замахал лохматым хвостом и побежал к двери.
Женщина рассмеялась.
– Извини, Руперт, это я не тебе. Пойдем же, Мил, у меня целая корзина еды и бутылка вина.

Мы шли босиком вдоль кромки океана. Синди поднимала выброшенных на берег морских звезд и кидала их обратно в волны. Мы о чем-то разговаривали, над чем-то смеялись. Жизнь была проста и прекрасна. Все мои мысли, заботы, все мои планы на ближайшие часы, на день, на жизнь – исчезли. Какие у меня теперь могли быть планы? Где-то там, в параллельном, чужом мне мире, остались Кайл, моя невеста, даже мой сын. У меня больше не было причин возвращаться в тот мир, вспоминать о нем или задавать вопросы.

Потом, в ее комнате все было так же просто и чисто. То, что я чувствовал с Синди, я не могу назвать сладострастием или даже желанием. Самое подходящее слово – возвращение. Можно ли вернуться туда, где никогда раньше не был? Теперь я точно знаю, что можно. Я не помню запаха Синди, не помню вкуса ее губ, шеи, груди и все остального, не помню ее прикосновений, не помню звуков, непомню, как и сколько раз. Но я помню и буду помнить всегда, что мне было мало, мало, мало, мало. И что Сидни была щедра. И еще я помню ощущение покоя, такого безбрежного, тотального покоя, которого не достигал сам Будда. Цикл страданий для нас двоих закончился. Мы были совершенны. И счастливы.

Синди проснулась, радостная и свежая, поцеловала меня, взглянула на часы и сказала:
– Мил, дорогой, тебе пора. Через два часа приедет Кайл...

Параллельный мир, полный тоски и грязи, отнимал у меня мою Синди. Не надолго. Так было нужно, и я понимал это. Мы оба должны были вернуться в тот мир, выполнить набор утомительных, но необходимых действий, чтобы затем оставить его навсегда.

*

– Наконец-то, – услышал я через открытое окно офиса. Синди склонилась к длинной черной машине. – Я уже начала бояться, что ты не приедешь.
– Извини, зайка, срочное заседание совета директоров, – дверца машины распахнулась. – Ты не сердишься на меня? Ну, почему ты молчишь? Скажи, что не сердишься.
– Не сержусь, – ответила Синди после паузы. – Хотя ты, Кайл, чуть не пропустил годовщину нашей свадьбы.

Из машины вышел мужчина. Я закрыл глаза, несколько раз надавил пальцами на веки и открыл снова. Все было по-прежнему. Рядом с Синди стоял человек среднего роста. Спортивный пиджак не мог скрыть живота, еще не большого, но уже отвратительного. Ветер трепал редкие волосы, остававшиеся пока между розовой макушкой и объемным лбом, который, тем не менее, не делал его владельца похожим на Цезаря или Сократа. В лице мужчины не было ни красоты, ни ума, ни воли. Лицо это было банально. Как большинство виденных мною лиц. Как мое собственное.

Когда мужчина достал из багажника сумку и пошел в номер, я бросился на улицу.
– Кто это? – почти закричал я.
Хесус, подстригавший кусты в саду, поднял голову и вопросительно посмотрел на меня.
– Тише, тише, – зашептала Синди. – Давай отойдем… Вот сюда… Как это кто? Это мой муж, Кайл. Ты что, его не помнишь?

Я схватил Синди за плечи. На ее лице появился испуг, она попыталась освободиться, но я держал крепко.
– Что ты несешь? Кайл – смазливый павлин. А это… это кто-то другой. Совсем другой. Он не похож на Кайла. Он похож… он похож на меня.

– Ну, разве только самую малость, – Синди улыбнулась, – Кайл хороший, но скучный. И он сейчас вернется. Мил, я к тебе завтра приду. Обещаю. С утра муж как всегда будет работать, ну и… Я сама не могу дождаться. У тебя же найдется свободная комната? А, неутомимый ты мой? – Синди подмигнула. – Да что с тобой такое?

Я сам не знал, что со мной. Кроткое лицо Синди менялось на глазах.Сначала ее черты смешались в бесформенное пятно, а потом из этого пятна стали проступать совсем другие глаза, губы, улыбка – такие же, как у моей бывшей жены.
– Дрянь, крикнул я, – уже не заботясь о том, что меня могут услышать. – Ты дрянь, блядь, мерзкая женщина!

Синди или Меган? – нет, все-таки Синди, только иная, смотрела на меня со смесью удивленного отчуждения и страха.
– Ты с ума сошел, Мил? Ты сам-то святой, что ли? Я же знаю, как ты тут развлекаешься. И рисунки твои видела.
– Какие рисунки?
– Как это какие? В комнате, в тетради. Замечательные рисунки. Я даже возбудилась. Хотела вчера в джакузи так попробовать, но ты же просто не слезал с меня...

Дальше я не слушал. Я бежал. По дороге я чуть не сбил с ног возвращавшегося к машине полного мужчину в клетчатом пиджаке. «Ключ!», – приказал я, не способный придумать никакого предлога для вторжения в оплаченный им номер. – «Сейчас же!» Испуг на лице мужчины был так омерзителен, что я едва его не ударил.

Тетрадь в кожаном переплете лежала на столике возле кровати. Я схватил ее и бросился вон, по тропинке, ведущей к морю. Оказавшись на пляже, я листал страницы, на которых извивались в похабных позах смутно знакомые, но совершенно чужие мне женщины. И рядом с ними – мое собственное лицо, пустое и спесивое. Тетрадные листы рвались легко, превращаясь в полоски и клочки, пока не стали горстью конфетти. Белое облако рассыпалось по волне и исчезло в ней. Вчерашние следы двух пар босых ног тоже исчезли.

*

Гертруда Стайн как-то сказала: «Я была бедной и богатой. Богатым быть лучше». Я с ней согласен. «Оленья бухта» теперь известна не только в Орегоне, но и на всем Северо-Западном побережье. Если вы хотите у нас остановиться, особенно на выходные или праздники, вам придется заказывать комнату за два месяца.

Недавно, обходя владения, я заглянул в небольшую комнату для садового инструмента на втором этаже одного из корпусов. Инвентарь стоял в строгом порядке. Стены были обшиты свежевыкрашенными досками, вплотную одна к одной, без зазоров и отверстий.

Я женат и умеренно счастлив. Иногда, очень редко, если мне совсем нечего делать, я пытаюсь рисовать: мою жену Эшли или самого себя, глядя в зеркало. У меня никогда не получается.


*****

11 июня 2011 г.