antonioboroda : Внезапный фарш

Обжигающий металлический вкус сковывает холодные губы, немного покалывает под ложечкой и онемевший язык безучастно поглядывает на контуженые гланды. В ротовой полости застыла тоскливая желеобразная кашица. Подташнивает.
Этот молодой практикант с тонюсенькими антеннками на плешивом подбородке не закрыл форточку. Ледяной конденсат проникает внутрь. Холодно.
Не май же месяц!
Патологоанатом приползёт только утром, его горький запах заставляет вздрогнуть даже моего соседа по столу, хотя эта бесформенная критическая масса, побывавшая в дорожной аварии, вряд ли может претендовать на статус человека. Вылетев через лобовое стекло, он растерял конечности вместе с номером в паспорте и добрым именем. Лицевая кожура, отделившаяся от общего фарша, слилась в затяжном французском поцелуе с шершавым столбом. Истукан даже не смог отвернуться, он был стар и болен, и периодические контакты с живой тканью его не радовали. Каменная мизантропия проявлялась в каждом сколотом шраме на его цементированном могучем торсе. Прилипшие папилломы затем заботливо счищались совочком вместе с дорожной пылью. И в этот раз его знакомство с моим соседом не осталось без сувениров, с кучей обрубков распластанных около меня поблескивали серые камешки и льдинки облупившейся краски.
Бедняга.
Формалиновую затхлость не разбавляет въедливый беспризорный сквозняк. Моя голова уже не кипит как в былое время, мысли рассыхаются по треснувшим стенкам сгущённого мозга, неторопливо затухает их сумбурное движение, хаос постепенно разлагается вместе с внутренностями. Сегодня я, вероятно, борщнул с экспериментами со смертельным опытом. Это я осознал, когда сквозь томную дымку тумана выплыл жёлтый потолок с тусклой лампой вовсе не моей ванны, где я проводил пробу асфиксии. Всё зашло слишком далеко.
Позже я разглядел мёртвые тела, но страха не было. По всей вероятности это чувство подыхает одним из первых. Здесь должно быть произошла жестокая ошибка и я парализован. Моё место в светлых палатах реанимации! Но тот силуэт в рыжеотбеленном драном халате зарегистрировал факт смерти.
Скорее всего утром будет вскрытие и всякие там процедуры. Вчера они кромсали ту молоденькую девушку, распустив её на ровные ленточки и обесточив запас её головной щитовой, принялись выкраивать новый шедевр. Её взгляд случайно коснулся моих зрачков, я вздрогнул, она безмолвно кричала от невыносимой адской боли. Искры невидимых слёз сыпались на стол, даже сосед мой, фарш, вжался в плоскость, забыв о собствееных мучениях.
Старый патологоанатом, извлекая орган за органом, аккуратно, с педантичностью каннибала-эстета разлаживал рядом, обучая практиканта тонкостям мясницкого искусства. Суповой набор из этой потаскухи не затронут прожорливой гнилью. А она отжатая и пустая недвусмысленно раздвинула ноги, подавая тонкий намёк последнего желания. Непроизвольная слюна стекла по подбородку с мягким пушком, в сдвинувшемся сознании сиял азарт бешеного самца, но практикант утаил от старшего грязные мысли и продолжал вникать в суть увлекательного ремесла.
Да, вечером, после рабочего дня он всё-таки вернулся и трахнул эту особу.
Его шальные глаза горели сочнее дневных ламп, тёплая похотливая сперма слилась с мёртвыми яйцеклетками заштопанной юной куколки. Позже на погосте девица осознает, что залетела. Но там не делают абортов. Папе придется платить алименты.
Он кончил и затрясся от удовольствия над трупом, она повернулась к нам и дерзко подмигнула. Перед уходом этот сумасшедший тип как-то загадочно посмотрел на меня. Лучше бы завтра не наступало, подумал я.
Открытая форточка засососала в нашу унылую обитель человекоподобную тень. Вскинув свои пернатые крылья, она как-то неловко присела у края стола. Прилипший к перьям засохший помёт разлетелся по жёлто-коричневой простыне, наброшенной на мой парализованный труп. Принюхавшись, Ангел принялся рыскать по столам, насвистывая игривую мелодию. На миг он застыл возле оттраханной дивахи и помотал головой, явно его что-то беспокоило. Благо в комнате нас лежало немного и мы не успели его утомить своими бракованными стынущими статуями. Тяжело вздохнув, он присел рядом с моим соседом и стал рассматривать мои синие ноги. Да, бесспорно я немного времени уделял маникюру, надеюсь его не это печалило.
Ангел вновь втянул ноздрями сырой воздух и огорчённо завертел головой. При жизни я никогда не верил в эти библейские наивные сказки, но, видя перед собой этого неухоженного мутанта, разобрался, как на самом деле всё запущено.
Услужливо отгоняя мух от соседа, Крылатый ласково погладил его, по так сказать, телу. Фарш заискрился от откровенного счастья, стало уютно нам всем. Притихли мясные паразиты и уже не тревожили уставшие трупы. За мутным окном, неровно дыша на стекло, первые лучики выбивали барабанную дробь в такт свисту Ангела. И на неслышимом телепатическом канале мы запели песенку.
Лоскутная Девица улыбнулась, жемчуг в её устах заиграл ярким зайчиком по мясному набору. Обвисшая челюсть Пожилой Кошатницы неторопливо шевелилась, источая болотную жижу. Чья-то разбитая лобная кость, смешавшаяся со строительной каской, монотонно покачивалась в стороны. Мои анальные мышцы расслабились и чувствовалась лёгкость в теле. Ангел отряхнул с ягодичных перьев прилипшие фекалии и принялся усердно дирижировать.
Через какой-то час или два вернётся старый патологоанатом и его безумный напарник. Трудовой день вновь заскребет по судорожным хрупким косточкам. Пресс жизненных обстоятельств нависнет над безнадежностью мёртвых. И далее рутина понесёт, понесёт до кладбищенской колыбели.
Морг посветлел. Фарш радовался.
А мы всё пели: «Happy Birthday to you! Happy Birthday to you…»