Максат Манасов : «У нас все ходы записаны» (Глава 8)

События последних дней были подобны торнадо, который ворвался в мою жизнь и перевернул всё с ног на голову. Вернее совсем даже наоборот – именно с головы на ноги. И стоять на них у меня уже получалось куда увереннее, нежели до двух знаменательных для меня событий. Если визит к Фёдору Пантелеевичу подключил меня к «электричеству» в плане духа, то свидание с Леной – сделало это в плане души, отчего эти два параметра просто вспыхнули, как прожекторы на стадионе, освещая мою дальнейшую игру жизни.

Фортуна, несмотря на свою изменчивость, изо дня в день и из недели в неделю плела свой особенный узор для меня на тот период времени. И этот орнамент не мог не радовать глаз: долг выплачивался, помощь матери и сёстрам продолжалась, а рабочие и личностные отношения укреплялись соответствующими поступками и делами. На календаре как-то незаметно появился месяц февраль, что приблизило годовщину моего пребывания на предприятии. Но это событие было ничто по сравнению с десятилетним юбилеем самого «Голиафа», который было решено отметить с определённым размахом. И, конечно же, ничего удивительного в том, что проект предстоящего корпоратива бурно обсуждался всем коллективом, горящим желанием попировать от пуза, ожидая, что их гастрономические фантазии будут обязательно приняты в расчёт. Участники всех автокаст и сословий наперебой придумывали блюда и заказывали алкоголь, облизываясь и предвкушая удовольствие. Безусловно, что появились и лидеры, имеющие право голоса чуть выше, чем у остальных. Это определялось тем, что они имели выход к руководству «Голиафа», и посему могли предлагать некоторые советы для празднества. К числу таких советчиков относился как раз и Красавчик, большой знаток кутежей.

— Надо, чёрт возьми, как в сказке закатить пир на весь мир! — Агитировал в ремзоне воодушевленный Сан Саныч. — Надо устроить что-нибудь необыкновенное, из ряда вон выходящее!

-- Верно, говоришь! – Раздавался одобрительный выкрик одного из механиков.
-- Гульнуть так, чтоб стены затрещали! – Дружно поддерживали его соратники по труду и отдыху.

Вновь взяв слово, Красавчик продолжил обсуждение:
-- Перед жареным гусем, легкий аперитивчик – кому вино, кому пиво, верно?! — Возбуждённо предвкушал Сан Саныч.
-- Аперитивчик, это всегда хорошо! – Поддержали его такие же фантазёры.
-- Главное, не останавливаться на достигнутом! – Захохотал Канистра.
-- Какие есть предложения насчёт продолжения уже достигнутого более крепкими напитками? – Чувствуя главную мысль толпы, громко спросил Александр.

И как это часто бывает, мнение собравшихся вмиг раскололось. То тут, то там стали выкрикиваться разные предложения, ввиду халявы: коньяк, джин, абсент, виски, кальвадос, сливовица и так далее, и конца, казалось, этому перечислению не будет. Но тут чей-то надтреснутый и недоумевающий голос отрезвил фантазии алчущих «знатоков» амброзии высокой ценовой категории:

-- Да о чём тут спор?! Белую надо брать, да побольше!
-- Верно! – поддержали его соратники, предпочитавшие традиционную водочку под закусочку. Однако и здесь был неучтённый момент, о котором тут же напомнили из другого участка:
-- А как же наши девочки-то?! – Прозвучал закономерный вопрос. – Лучше взять пару ящиков вина! Этого будет вполне достаточно!

Обсуждение мигом переросло в неуправляемый галдёж, потому что от «менделеевки» в пользу вина отказываться мало кто собирался. Однако лидирующий оратор гулко призвал всех к порядку, восстановив смирение и безропотность народных масс.

-- Значит так, Баринов вам — не богадельня, поэтому всего берём в меру! – Начал подводить итоги Александр, — Немного вина, чтоб жизнь стала мила, побольше водки для заводки, немного коньяка для отрывка, ну и десяток бутылок разного ассортимента на любителей-чревоугодителей.

Понимая, что это лишь предварительное заключение, возражений от толпы особо не последовало. Да и к тому же и так все понимали, что последнее слово остаётся за Сергеем Анатольевичем, было ясно и то, что алкогольного беспредела руководитель предприятия допустить не позволит.

С алкоголем в течение недели, наконец, разобрались, а что касается кулинарии, то меры тут были приняты куда шире питейных. По распоряжению Баринова на стол должны были быть поданы отборные блюда со всех уголков экс-Союза – от бешбармака до строганины. Отчего слюнки у нас текли на протяжении всей недели, в конце которой и намечалось празднество. Корпоратив был назначен на вечер субботы, наиболее оптимальное и спокойное для работы предприятия время.

С наступлением субботы рабочая суета хоть и продолжалась на протяжении всего дня, однако носила несколько отстраненный характер, как это бывает в любой праздничный или предпраздничный день на рабочем месте. И незримый дух предстоящего веселья постепенно начинал материализовываться. Работы начали закругляться, мастера шли в душ и переодевались, последние клиенты покидали приёмку и, наконец, ворота предприятия, как театральный занавес, закрылись для начала другого «представления».

За дверьми кухни в столовой слышалась многообещающая суета: звон посуды и шкварчание мяса перемешивались с оживлённой болтовней поваров и волонтёров, знающих толк в национальных блюдах. На всё про всё из подготовительных мероприятий ушло не более получаса. Столы, выставленные на белый кафель ремзоны, стали накрываться всевозможными яствами, аромат которых заставлял присутствующих ускорить прелюдию, чтобы перейти к делу. Несколько раз к столам выходил Баринов и давал распоряжения, указывая, куда поставить те или иные тарелки с кушаньем и как распределить спиртное. К каждому напитку была предусмотрена соответствующая закуска.

Одной из особенностей сервировки стола и наполнением его блюдами было то, что делалось под постоянный цокот каблуков девушек из приёмки и бухгалтерии, что необычно было слышать в ремзоне. Поэтому особый трепет вызывали даже не блюда, а красавицы, которые расставляли всё по местам на составном длинном столе. И на это обстоятельство так же, как на огонь и воду, можно было смотреть бесконечно.

Я с интересом наблюдал за этой приятной суетой, стараясь выцепить взглядом Лену среди суетящихся красавиц. Однако взор мой неминуемо обращался к Красавчику и ещё паре оболтусов, которые кружили у стола, словно коршуны. В их лицах читалось предвкушение неизбежного счастья, до которого буквально было рукой подать. И эти руки шаловливо блуждали по столу, вытаскивая то кусочек строганины, то колбаски, то форели, то ещё какого деликатеса. Эти неизбежные поведенческие реакции раздражали присутствующих рядом Баринова и Пантелеевича, отчего попытки нападения на пестрый гастрономический стол периодически пресекались строгим взглядом или жестом руководства. Поэтому-то Сан Санычу с компанией да и всем нам оставалось лишь, облизываясь, стоять на низком старте.

Благо. что находиться в таком положении оставалось недолго и, наконец, когда на стол была поставлена последняя тарелка, все заняли отведённые им места за столом, а в просторнейшем помещении воцарилось торжественное молчание. После небольшой речи Баринова о десятилетии «Голиафа», пути его развития и слов благодарности коллективу, бутылки вмиг стали ополовинены, словно после команды «марш». Воздух зазвенел, как в морозное утро, хрустальным перезвоном от чоканья рюмками и бокалами. И следом за этим в бешеной аритмии неминуемо застучали столовые приборы, чуть ли не искры высекая из тарелок и возжигая тем самым пламя аппетита. В общем, началось обычное в такие моменты единение через еду и заразительное пришпоривание настроения через спиртные напитки. Я пропустил несколько малых рюмок водочки под грибочки с Красавчиком, потом с Ташкентским под горячее. Много позже, по настоянию того же Саныча, я впервые испробовал и самбуку, выпив её по всем замысловатым правилам потребления.

На мгновение, сквозь весь этот шум и запахи знакомой кухни я ощутил себя в родном Таласе совсем ещё мальцом за празднованием какого-либо события. Я вспомнил, как раскрасневшиеся женщины в цветных платьях и румяные выпившие мужики дружно галдели о делах житейских, с каждой рюмкой приобретая все более расслабленный вид. Так было и в «Голиафе». И хоть корпоративом праздник назови, хоть «досторконом», тенденция развесёлого удальства пирушки была наглядна и заразительна, так и у меня в этот вечер трезвость рассудка уступила место хмельному состоянию благости.

Всё шло своим чередом, и закономерным образом, ввиду специфики действия алкоголя, я изыскивал возможность встречи с дамой сердца, чтобы поболтать с ней в неформальной обстановке. Застолье перешло уже в фазу хождения или переговоров за жизнь в группках по три-четыре человека. Приметив её направляющейся к шведскому столу с шампанским и фруктами, мне удалось перехватить её на полпути.

-- Привет, Бакыт, ну как тебе праздник? – опередила она меня.
И хоть взгляд её был чинным и сдержанным, хмельной блеск всё же выдавал в ней особое состояние.
-- Праздник-то с размахом, ем и пью от пуза, но тебя не хватает.
-- Меня? – Она кокетливо улыбнулась, а я тут же добавил:
-- Ну ещё бы — ты ведь сегодня отлично выглядишь.
-- А что — обычно я никак не выгляжу, Бакыт?

-- Вовсе нет, — защищался я, — Но сегодня ты выглядишь так обворожительно, что находиться рядом с тобой, это как привилегия и мечта.
-- А-а-а, вот оно в чём дело… Ну, мечтать не вредно, Бакыт, однако привилегию такую одними мечтами не заслужить, словом, надо соответствовать.

-- Соответствовать?
-- Так ты же сам говорил, Бакыт: дева мастера боится, — засмеялась, напомнив тем самым русалку, или сирену, или ещё какую-то бестию.
Я несколько опешил, не ведая что сказать, поэтому и промолвил лишь:
-- Лен, не всё сразу…

-- Вот именно, Бакыт, не всё и не сразу, так что я пойду, пожалуй, освежу бокал игристым. Не скучай, — Закончила она наш разговор на этом дегтярном моменте в ложке бочки корпоративчика. Я проводил её взглядом до стола с шампанским и плодами юга, ощущая, как в душе у меня уже выпал осадочек.

Тяжеловатые слова Лены моментально опустили меня на землю. Мои амбиции и перспективы фактически пока не изменили моего положения в «пищевой» цепочке предприятия. Я продолжал оставаться механиком, хоть изредка и выполнял функции приёмщика. «Терпения мне не занимать, но, может, оно уже превратилось в промедление…», — задумался я, глядя на то, как Лена фривольно болтает с коллегами по ресепшену. Стало ясно, что какими бы хорошими ни были у нас отношения, но ответной реакции мне не видать, пока я сменю статус.

-- Ты чего такой задумчивый? – спросил у меня проходящий мимо Красавчик, — О работе сегодня думать не надо, завтра о ней подумаешь. Давай лучше поднакатим.

Накатывать мне уже не хотелось, и мыслями я уже был немного не здесь. Но это касалось только меня, ибо события самого празднества разворачивались по классической спирали развития сумасбродства. К этому времени официальная часть мероприятия закончилась, руководство уже покинуло территорию «Голиафа» и наступившая фаза стала уже напоминать шахматный эндшпиль. Группа поддержки Красавчика из разномастных сотрудников перемещалась по ремзоне, испытывая явные неполадки с вестибулярным аппаратом и то и дело, озвучив тостом, «укрепляли» своё состояние нестояния. Кто-то, уже угрюмо развалившись на стуле, медитировал над очередной рюмкой водки и соленым огурцом, а кто-то, наоборот, пел песни, будучи чрезмерно приободрённым.

Однако общая атмосфера корпоратива была расслабленной и непринуждённой. Большинство сотрудников «Голиафа» плыли на гребне позитивной волны и, в общем-то, ничто не предвещало ничего плохого. Но по закону подлости всегда найдется человек, который готов испортить приемлемое положение. Для меня не стало неожиданностью, то что этим человеком, а точнее людьми, стали жестянщики Шпала и Гиви.

Идиотизм в поведении этих двух представителей рода человеческого, частенько наводил меня на мысль, что именно они являются ненайденным переходным звеном от обезьяны к человеку. Внешне эти двое походили на людей, но назвать их абсолютными homo sapiens просто язык не поворачивался! Нравоучительный опыт предыдущих стычек так ничему и не научил этих двух имбецилов. И, видимо, ядрёный запал из алкоголя затушить просто так уговорами коллег не получилось. Междоусобная агрессия перешла в открытое сражение по той причине, о которой после, как обычно, невозможно и вспомнить: ибо настолько она мизерная, что невозможно поверить.

Ближайшим свидетелем схватки был Канистра, который надумал было её прекратить в момент возникновения, но, как говорится: двое дерутся, а третий не лезь. Эти два представителя homo agressicus переключили свою атаку на миротворца, начав махание кулаками, старясь задеть его. Однако не тут то было, и после чёткого удара Канистры в челюсть Шпала был отправлен в горизонтальное положение. Тут же, повернулся на полкорпуса вправо, Канистра отвесил Гиви мастерский апперкот. Генацвали при этом, надо отдать должное, выдержал отточенный удар механика лучше Шпалы и не сразу осел от нокдауна. Он ещё промычал что-то нечленораздельное, но, сломлённый вдобавок алкоголем, Гиви также улёгся на пол. Потерпевших быстренько оттянули проспаться на диванчики, и это явилось своего рода «шахом», за которым последовал финал вечеринки. Без каких-либо долгих сборов, кто в одиночку, кто по парам, кто тихо и мирно, кто-то сонно и пьяно, но стали направляться к выходу и рассредоточиваться далее по фактическим местам жительства.

Вечер удался на славу, и кто с какими мыслями проснулся на следующее утро, я не знаю, но у меня созрела решимость, с которой я не стал медлить и потому ближе к полудню следующего дня я решился навестить кабинет шефа с чётким намерением. В моей голове было совершенно ясно, и не чувствовалось даже и капли волнения. Я уверенно постучался и замер в ожидании. Через пару секунд раздался зычный глас шефа: «Войдите», и я твердой походкой вошёл в кабинет. Сергей Анатольевич резко оторвался от монитора компьютера и, повернувшись ко мне, пристально взглянул в мои глаза. Эта его старая привычка сканировать мысли по глазам не была для меня неожиданностью, поэтому и не вызвало у меня негативной оценки. Напротив, скрывать мне было нечего, и лишь придало уверенности в том, чтобы сделать всё так, как это нужно сделать, то есть: напрямик. Оперативное сканирование продолжалось не дольше пяти секунд, по истечении которых он, наконец, спросил:

-- По глазам вижу – надумал что-то: наверняка есть пожелание или просьба. Ну так чего тебе надобно, старче? Говори как есть, а я, хоть и не золотая рыбка, но постараюсь тебе помочь, чем смогу.
Я не стал юлить вокруг да около и ответил хоть и не очень уверенно, но прямо и четко:
-- Вы правы, Сергей Анатольевич, надумал.
-- Ну, так выкладывай.

После стандартного выражения, вроде «я долго думал, размышлял» и так далее, в конце я сказал: «Хочу стать приёмщиком». Сказал я вполне решительно, несмотря на зачинающееся внутри меня волнение.
-- Оп-па, – Немного удивился Баринов. – Нет, я, конечно, ожидал что-нибудь в этом роде, но не думал, что так скоро. – Смеясь проговорил шеф.

-- Я чувствую, что смогу. Силы и желание у меня есть, так что всё должно получиться. Да и выхода другого нет, мне нужно двигаться вперёд.
-- Хочешь быть счастливым, будь им, и флаг тебе в руки, конечно. А тормозить кого-то не в моих правилах, — Тут он слегка задумался, формулируя мысль. – Но нельзя просто попробовать, ты это понимаешь? «Голиаф» — это не испытательный полигон. Если ты потерпишь крах, то обратного ходу уже не будет, не будет по определению

-- Я понимаю, Сергей Анатольевич. И отдаю полный отчет своим действиям. – Говорил я, кое-как сдерживая волнение.
-- А мне вот кажется, что не совсем понимаешь, — Многозначительно протянул шеф. Я-то ведь не против твоей инициативы. Парень ты толковый, а молодым и способным – правый ряд уступать надо. Но есть риск напороться на выбоины, о которых ты даже не догадываешься…

-- На какие это выбоины? – Последовал мой удивленный вопрос.
-- Люди бывают разные и для некоторых ты, Бакыт, всего лишь рабочая сила второго сорта. С другой стороны – всё зависит только от тебя, и национальная принадлежность может сыграть даже на руку. Среди клиентов сервиса много успешных и состоятельных этнических нерусов. Они бы могли стать золотым гарантом твоей стабильной работы. Однако тебя поджидает опасность, которая, как ни странно таится в твоих ремзоновских товарищах. Как только ты станешь приёмщиком, их отношение к тебе может измениться… Готов ты к этому?

Я задумался. Осмыслять возможные преграды, описанные Бариновым, не было времени. Решение нужно было принимать прямо сейчас. К тому же я не хотел опускать знамя, даже не вступив в бой.
Глубоко вздохнув, я уверенно ответил:
-- Я готов к испытаниям, Сергей Анатольевич.

Взгляд Баринова в задумчивости застыл на роскошных кабинетных часах, но шеф так и не успел дать заветное «добро», т.к. в следующий момент его телефон тревожно зазвонил. Обычно Сергей Анатольевич разговаривал по сотовому не дольше минуты – один-два контрольных вопроса и насущная проблема устранена. Однако на этот раз беседа явно не клеилась. Уточняющие вопросы Баринова отскакивали от собеседника, словно каучуковые мячики, казалось, что и сама телефонная трубка хочет уйти от бариновского ответа, пытаясь выскользнуть из его руки. Быстро дойдя до точки кипения, шеф резко сменил тон и пошёл на крутое пике – глаза его вспыхнули словно две шаровые молнии, а ноздри гневно раздулись.

Слова Баринова были подобны ковровой бомбёжке, и от аргументов незнакомца не осталось даже фундамента. Разгромленный противник моментально капитулировал и, пообещав, щедрые контрибуции поспешно улизнул. Победно швырнув телефон на стол, Баринов снова повернулся ко мне. Было заметно, что пламя его разбушевавшихся эмоций ещё не угасло, и хотя ураган его гнева постепенно ослабевал – я всё же опасался возобновить наш разговор первым. Резкие перепады настроения шефа были подобны температуре на Марсе. Нельзя было предсказать, в какой момент на смену приветливому теплу придёт беспощадная стужа. Поэтому я прекрасно знал, что лучше не попадаться под горячую руку шефа. Однако неожиданно раздражение Баринова, словно волной смыло, и он, как ни в чем не бывало, спокойно и серьезно заключил:

-- Ну что ж, я своё слово держу, так что считай, что твой приказ о назначении подписан. Теперь у тебя новый конь, новая папаха и новый револьвер. Только имей в виду, что все эти атрибуты, фигурально выражаясь, будут пожирать твои деньги, поскольку их обслуживание стоит немалых средств, – предупредил шеф. — И пока эти атрибуты начнут работать на тебя, пройдёт ещё немало времени.

Идти на попятные не входило в мои планы, и ответил:
-- Я согласен, и осознаю, всё, о чём вы говорите и, в свою очередь, благодарен, что вы поняли меня. – На этом наш разговор был закончен.

Выйдя из кабинета, я почувствовал, как на меня навалилась огромная масса стороннего вещества. И этим сторонним веществом была та ответственность, которая до того касалась других людей, а после закрытия двери, стала касаться и меня. И с этим грузом ответственности я спускался в ремзону, понимая, что новая более перспективная должность потребует от меня непрерывных тренировок, чтобы в последующем научиться избегать «одышки». И пусть новое место пока сулило мне лишь исключительно неприятности. Отступать было нельзя, поэтому я взял себя в руки и методично начал сбивать все сомнения. Теперь, оказавшись в ремзоне, я попытался взглянуть на окружающую обстановку с другой стороны. В стенах цеха звучала привычная «симфония труда»: стук-перестук, звон-презвон, уникальный скрип и скрежет от пневмоинструмента, плюс голоса и выкрики сотрудников. И сейчас я воспринимал эту музыку по-другому: уже не как исполнитель, а как один из дирижёров единого оркестра. И хотя вот она, долгожданная «путёвка в жизнь», но я пока не совсем представлял, как правильно ею воспользоваться …

Последующие два дня ремзона напоминала воду, в которую бросили кусок карбида. Бурная «химическая» реакция была обусловлена новостью о назначении нового приёмщика в моём лице. Разноголосая публика ремзоны «запузырилась» обсуждениями, понапрасну делая «воду» мутной. А то, что эти разговорчики происходили, я шкурой чувствовал, и то, как по-разному настроены голиафовцы также чувствовал. Кто-то заискивающе улыбался и демонстративно пожимал руку, другие же, напротив, равнодушно проходили стороной, не проронив ни слова. Были и те, кто с откровенной завистью цедили сквозь зубы неоднозначные фразочки, типа «не учи меня работать».

Как доходили до меня слухи, перемывание мне косточек проходило в таком ключе:
-- Да какой из него приёмщик?! — В негодовании воскликнул Шпала и сорвался на крик, — Ему бы гайки крутить, да овец пасти, а не людьми командовать! Понаехали тут начальнички!
-- Каждый сверчок должен знать свой шесток! – Подпевал электрик Володька.

И, естественно, целый хор визжал о том, что если я буду задаваться, качать права, то мне устроят «сладкую» жизнь. В рамках этого разговора на место крикунов ставил не я, но тут как раз демонстрировалось товарищество в действии. Ташкентский с Красавчиком резко и чётко обрубали подобные разговоры в самом зародыше. В конце концов, суть свелась к тому, что инженер выразил «тесак» для подобного рода болтовни:

-- Кто приказа не слушает, тот Баринову противник, — перефразировал он реплику из фильма по рассказам Шолохова, — А кто решит козни строить новому приёмщику, сам о том пожалеет: выдернем с корнем, как сорную траву.

Красавчик же дополнил его мысль тем, что я и так в последнее время исполнял многие обязанности в роли приёмщика, так что сам переход, это лишь формальность. Постепенно меня стали воспринимать нормально, но и не без исключений, когда в спину высказывалось брюзжание и недовольство.

Естественно, что наряду с Сан Санычем в формировании меня в новом качестве принимал и Фёдор Пантелеевич, в гостях у которого и было подтверждено мое стремление подняться по служебной лестнице. Понятно, что от него прозвучали напутствия в духе: «спешка нужна только при ловле блох», «поспешишь – людей насмешишь», «семь раз отмерь, один раз отрежь» и так далее. Всё это было понятно, а также и то, что опыт и практика покажут ту позицию, насколько умело я заново впишусь в коллектив, и это уже будет зависеть только от меня. Его доброжелательная интонация и участие в моей жизни добавили мне заряд энергии, которая в последующем помогла справляться с непростыми задачами.

Мои преимущества были связаны с практическим трудом, я на деле знал устройство автомобиля, сам мог исправить неполадки, но как оказалось на деле, это было не самое важное в новой должности. Основное умение должно было заключаться в плотном общении с клиентом и урегулировании каких-либо неурядиц с помощью нехитрых, в общем-то, приёмов. Например, клиенту следовало говорить только то, что он хочет слышать, перечить ему или навязчиво переубеждать также не имело смысла, не говоря уже о том, чтобы банально мошенничать. Бывалые клиенты, а в «Голиафе» были преимущественно такие, очень тонко чувствовали, врёшь ты им или нет, хочешь нагло выжать из него все соки, или нацелен на дальнейшее сотрудничество на взаимовыгодных условиях. Вот в этом и заключалась работа приёмщика, вмещавшего в себя и психолога, и экономиста, и механика, чтобы к каждому автовладельцу подобрать свой «ключ зажигания».

Погружение в новую ситуацию требовало от меня максимум энергии, она накрыла меня, как туман, отчего Лену я уже с трудом мог разглядеть именно как Лену, а не как сотрудницу. У меня банально не было времени на отвлечённые разговоры с ней, поскольку дело полностью поглощало меня, плюс к этому было масса ошибок, недочётов и так далее. Тем не менее, если раньше была какая-то скованность, чтобы подойти к ней, то теперь это стало обычным делом. При этом заметил, что смена моего статуса не прошла для неё незаметно, и стал ловить на себе её взгляды, которые носили совершенно разный характер. Но главное, что в них было – это оценка. Именно «оценочность» взгляда, как однажды заметил мне Красавчик, так свойственна москвичкам, и мне казалось, что её баллы были со знаком плюс в отношении моих действий, поступков и меня вообще.

Тем временем, бесценный опыт стал наполнять моё сознание, словно кувшин, и передо мною с большим скрипом, но всё же начали открываться ворота в новый мир. Большинство клиентов «Голиафа» были состоятельные люди средних лет и старше, среди которых были и те, кто смог выжить и в суровые 90-ые, занимаясь сколачиванием капитала, и те, кто строил свой бизнес сейчас, а также те, что принадлежали к отдельной когорте, название которой было – чиновники. Все эти представители, конечно же, имели солидный достаток, чтобы иметь возможность обслуживать свои дорогие авто в престижном техцентре. И если раньше мне приходилось лишь с любопытством разглядывать их, грубо говоря, из-под днища машины, то теперь мы стояли лицом к лицу. Это особая категория людей сильно отличалась от напомаженных папиных сынков мажоров на спортивных «японцах» или гламурных тёлушек-содержанок на «миникуперах». Люди эти отличались уверенностью в себе и монолитностью характера. Среди них встречались разные типы характеров: иногда жесткие и напористые, иногда гибкие и идущие компромисс… Но в рамках служебных отношений с этими людьми, которые были гораздо выше меня по положению, мне приходилось давать им советы, отмечая про себя, что они меня слушают, ведь если они были сильны в одном, то я был силён в другом – знание устройства автомобиля и тех или иных особенностей типа и марки.

Ещё одной особенностью было то, что среди этих клиентов «Голиафа» многие имели азиатские корни. Удивлял тот факт, что среди обладателей шикарных машин коренные москвичи наблюдались редко. Видать, связано это было с тем, что немосквичи ежесекундно сознавали, что благополучие их жизни не передано им по наследству и зависит только от собственных усилий. Те, кто приехал с голым задом и голодным пузом пахали изо дня в день, потому что лень была синонимом смерти. Счастье просто так не даётся по приезду, и если ты пашешь и мыслишь, мыслишь и пашешь, — только тогда у тебя может появится шанс на качественный скачок в жизни.

Понимая всю ценность опыта общения с ними, я старался впитывать окружающую информацию, словно губка. И увлёкшись подобным процессом познания, я не заметил, как месяц подошёл к концу. Зарплата, как предполагалось, сильно сократилась, и мне пришлось затянуть пояс потуже. Это обстоятельство хоть и огорчило меня, но сильного эффекта подавления не вызвало. Я верил, что с дальнейшим опытом должна появиться возможность выработать схему, которая рано или поздно будет стабильно приносить победу на «ринге», где каждый раз приходилось выдерживать трёхступенчатый бой. Первым раундом, конечно же являлась встреча с клиентом, который выплёскивал на меня все проблемы с машиной в надежде решить их как можно быстрее и как можно дешевле. Второй раунд, это общение непосредственно с исполнителями, которые старались закрыть себе как можно больше нормо-часов и как можно выше оценить свой труд. И, наконец, третий раунд – это контакты с вышестоящей бухгалтерией, требующей от меня финансовой отчётности. Именно эти три ступени так чётко способствовали тренировке умения, воли и терпения.

Если на протяжении всего первого месяца я не встречался с руководителем предприятия, то по прошествии его, я был вызван к нему на ковёр. Сергея Анатольевича заглянул мне в глаза и, спустя пять секунд спросил:
-- Ну, как дела, Бакыт… как доходы, какие заботы?..

Понятно, что привирать было бессмысленно, ведь только за подписью Баринова выдавались необходимые средства, и он прекрасно знал всю подноготную.

-- Ну что «как дела», — отвечал я, — Денег стало меньше, ответственности больше, а усталость расплющила меня в тандырную лепёшку.

-- Хм… дружище, так может тебе вернуться в прежнее русло, пока не поздно?.. – многозначительно протянул Сергей Анатольевич, — К более жирной зарплате, меньшей ответственности, глядишь, и усталость спадёт, а?

Колебаться я не стал, обратного ходу не было, во всяком случае для меня – не было, ведь я не мог позволить себе такую переменчивость в намерениях, чтобы откатиться от того момента, к которому так стремился.

-- Уверен, что нет, Сергей Анатольевич, и если вы не против, то я продолжу заниматься новым делом.
-- Я не против, Бакыт, единственное, что могу сказать пока, так это то, что деньжат ты маловато собрал. И пользы от тебя в новой должности, не то чтобы как с козла молока, но тоже не айс. Так что намотай себе на ус, хоть усов ты и не держишь, и давай упрямо при вперёд своим избранным путём.

За первый месяц я лишь подошёл к тому периоду, когда количество вот-вот начинает переход в качество, от которого начинает плясать новое количество. Проанализировав всю методику работы, постаравшись найти и выкорчевать корни допускаемых ранее ошибок, я начал вкалывать на полную катушку с максимальной пользой. С клиентом будучи чуть напористей, с исполнителями чуть требовательней, в результате чего обороты существенно выросли. Подсчитывая в конце другого месяца результаты своих трудов, я был немало удивлён, что они выросли в полтора раза.

«Ну что ж, неплохо», — подумал я. И если в прошлом месяце был достаточно тоскливый итог, и я вновь как бы вернулся на круги ученика, в данный момент лёд всё же тронулся, и «оттепель» вновь стала возвращаться в моё мировосприятие. Я стал чаще встречаться глазами с Леной, которая уже не просто оценивающе посматривала на меня, а скорее имела доброжелательный взгляд, обращённый в мою сторону, означавший, что она на моей стороне. И один примечательный случай как раз подтвердил это.

Один из клиентов как-то раз закатил скандал по поводу оплаты, соглашаясь выплатить лишь две третьих от суммы. Он заверял, что не заказывал того, не заказывал сего, а это, мол, мои фантазии приписали дополнительные услуги, увеличив тем самым общую стоимость ремонта. Клиент кричал, животик его содрогался и, тыкая в платёжку своими колбасковидными пальцами, он грозился звонить в соответствующие органы. Людей в приёмке было предостаточно и как его успокоить, выведя на чистую воду, я пока не знал. Но тут меня выручила Лена.

-- Зачем же вы так кричите… — сказала она, — Не надо так волноваться, у нас все ходы записаны, — произнесла она бессмертную фразу из «Двенадцати стульев» и предъявила найденный наряд заказа, где под каждой услугой стояла его подпись.

Но он взволновался ещё больше и резко потянулся к документу, который Лена вовремя оттянула назад.
-- Не спешите, я вам сделаю сейчас копию и вы в полной мере ознакомитесь со всем списком, — говорила она, подходя к копировальному аппарату, — А то вы, может, запамятовали чего после аварии, всякое ведь бывает, но и нашей вины в этом нет.

В приёмке повисла победоносная тишина, нарушаемая лишь работой ксерокса. Ознакомившись с бумагой, горе-клиенту уже ничего не оставалось, как признать поражение и выложить всю сумму, чтоб забрать свою машину. Выплачивая деньги, он ещё раз зло посмотрел на меня, потом на Лену и проговорил сквозь зубы:
-- Что он, что она – одна сатана…

После этого случая, в чём-то комично ещё больше объединившего нас я пригласил Лену в ресторан после насыщенного заботами от новой должности перерыва. Недолго думая, она согласилась, но при условии, что это будет где-нибудь в центре, чтобы прогуляться, несмотря на промозглую погоду запоздалой весны.

Договорившись о месте встречи, дабы обезопасить себя от сплетен в коллективе, мы прибыли в место «икс» порознь, а дальше отправились уже вместе. Достаточно быстро продрогнув, мы заглянули в кафе, похожее на яркую керосиновую лампу, поскольку оно притягивало к себе в основном гламурных мотылей и бабочек. Несмотря на мою скованность, беседа с Леной вывела меня из временного оцепенения человека, попавшего не в свою тарелку. Живой диалог, как игра в пинг-понг зачался между нами, и в ходе всего вечера его бросало из стороны в сторону. Но под занавес нашего свидания Лена спросила, как бы в шутку:

-- Бакыт, расскажи, а какие у тебя планы?
-- Планы?
-- Ну да, на жизнь, на будущее, на сейчас и на потом? – засмеялась она.
Нечто подобное, признаться, я ожидал, услышать, и в мыслях у меня даже были готовы кое-какие ответы, но все они растерялись, когда Лена задала мне свой вопрос.

— Я намерен предпринять всё возможное или невозможное, чтобы сделать тебя счастливой, — сказал я, глядя ей в глаза. И отшучиваться в этот момент мне вовсе не хотелось. На её лице всё ещё оставалась широкая улыбка, но глаза были серьёзны, что давало мне надежду на то, что мои слова приняты правильно.

Занавес нашей встречи залез за полночь, и я предложил взять такси, чтобы проводить её до дому. Не успели мы подойти к дороге и махнуть рукой, как у бордюра взвизгом остановилась красная «девятка». Из окна авто показалась чернявая голова таджика и тот задорно выкрикнул: «Эй братишка, сестричка, садысь, давезу недорого»! Внешний вид машины и его хозяина сулили явную экономию средств, но ответ «шефа» по поводу оплаты был традиционно базарным, то есть подразумевал торг:

-- Шисот рублей, дорогой! – Восклицательно подняв сросшиеся брови, произнёс водитель.
-- 200, — уверенно отчеканил я.
-- Э-э-э, мало, брат… – Извиняющим тоном отвечал он.

Но мы были не на рынке, торговаться было недосуг, поэтому спустя ещё пару предложений мы остановились на трёх сотнях.
По дороге к звонкому побрякиванию внутренностей автомобиля стал примешиваться гортанный говор озорного водилы, травящего байки с напором артиста разговорного жанра. Но постепенно мы перестали обращать внимание и на машинный грохот, и на пустую трепотню «таксиста».

Наблюдая за вереницей мелькающих огней, зданий, праздно гуляющих людей, я поймал себя на мысли, что не только привык к Москве, но и полюбил её. Моя жизненная нить становилась частью этого причудливого узора из человеческих судеб. Однако постепенно сознание стал волновать другой вопрос: сейчас мы доедем и что дальше?..

Вопрос решился неожиданно, когда я попросил водителя подождать пять минут, пока я провожу девушку до двери. Однако Лена чётко сказала на это:
-- Не слушайте его, можете уезжать.
На мой вопросительный взгляд, она шутливо шепнула мне:
-- А вас, Бакыт, я попрошу остаться…