Koban : Сказочка

-Эй, старый педораз, канчай бухать, раскажы скаску!
-Скаску? Ну, слушай блядь...Жил-был хуй. А потом подох. И песдетц.
- И все??
- Ну, остался блядь у хуя сын. Хуёныш-малютка.
- ну и? тожы падох?
- Ясен пень падох. На то и сказка ёбана каша. А племянник вот не подох.
Пака. Он ришыл за дятьку и братана отомстить.
- Каму?
- Ты бля слушай суда, а не переспрашивай. Ниньзям ясен хуй. Эта ани радню замачили.
Взял он карочи хуй-кладенец и папиздил. Песдует день, два, три, четыре.... Заебался карочи. Спать лёг. Прасыпается - ну ево нахуй - суслик стаит. Хуй-племяш ни буть ослоёб как ни уебёт его в печень и гаварит: "А ну сука кались, хто радню маю тово, грит, парешил".
А суслик ему: "А я ебу?" Ну хуй хуй-племяш ему песды за такой базар. Атъебошил па полной и дальше пашол. Суслик тоже пашол. Дамой. Хуй, аднака, там. Не ушол далико. Сначала его зайцы атписдили, патом куницы, патом бабры, патом дятлы, патом удоды, а патом и чирипахи. Та день у ниво просто ниудачный нихуя был.
Еле даполз дамой. Маруха ево грит: "Ну ты сука лох! Тебе все звери дали песды, а ты шо?" Ну, атчислила иво карочи.
Суслик канешна ахуел децл ат такова расклада. Пашол в ларёк, купил Старарусской, кансервов там, всей хуйни, запивона. Забухал и сидит думаит: "В натури я лох , если миня все писдят."
Ну бля ришыл он эту паебень паришать. Ищез из лесу. На севир падался. Заколотил там дохуя бабла. Приехал абратна в лес суканахх. Нашол бычьё и грит иму: "Слышь, грит, бычьё, есть каму песды дать. Бапки есть." Ну бычьё пивом ни паи, дай каму-нить вломить. А тут ишо бабло дают. "Идём", - грят, - "братан, пакажишь нам этих сук, шо тибя абидили!"
Ну пашли ани. Песды всем канешна дали. Страусам дажи пад шумок. Загордился суслик. Бычьё впрочим тожи. Ришыли забухать. Заходят в кабак. Ну бирут там водку, закусь, пива. Всё за суслика бапки ясен хуй. Сидят, квасят. Нармальна так квасят. Тут заходят два медведя. Берут се па пиву, садятся за столик, мирно пьют, воблу жрут, никаво ни трогают. А суслик шо? Нажрался и на подвиги патянуло.
Падходит к медведям и грит: "Ну чё, пацаны?" А те иму дружелюбно так: "Иди-ка, малыш, атсюда нахуй." Ну он арать давай, бычьё звать. Те падарвались, а толку? Медведи им песды. Бычьё, извсное дело, съебнуло. Суслику капытом в суматохи так дасталось, шо он в бальницу папал. Две нидели калбасился там. Ачухался, пришол дамой, сел и думаит: "Не я таки лох."
В запой суслик ушол. Бухал, бухал и аднажды, када он в лужы бливотины лижал, паситила ево ахуенная идея. "Поеду-ка я, думаит, к узкаглазым, выучусь на ниньзю и дам всем песды." Злой сука стал. А хтоб не был злой, если б ево всё время писдили? Ну собрал бапки, шо астались. Паехал.
Припиздячил к китаюкам суканахх. В манастырь бля. К настаятилю ёбана каша. "Слышь", - грит, - "дед. Выучи меня на ниньзю. Не, в натури. Бапки есть." А манах иму ласкава так: "Иди нахуй. Суслик бля. Песдуй празрей сначала." Ну суслику-та ни привыкать. С ним все так базарят. Он грит: "Иди, дед, сам нахуй. Прозрел я уже. И ты бы, старая срака, прозрел, еслиб тебя так писдили." Манах присматрелся, видит - диствитильна празрел суслик. "Ну лана," - грит, - "Для начала гавно мисить буиш."
Ну мисил суслик гавно год. Патом цедил ишо год. Патом с нево паски липил. А манах, старый хуй, каждый дунь прихадил сука к ниму и спрашивал: "Ну шо? Хошь ишо ниньзей быть? Съебнёшь может?" На шо суслик иму ниизменна атвичал: "Пашол нахуй, учитиль." Манах видит упорный уебан папался. Стал иво в натури ниньзюце учить.
Тут суслик стал такой песды каждый день палучать, шо иму и ни снилась. И руками иво писдили, и нагами, и палками и всякой прочей хуйнёй, каторую ниньзи для истрибления неугодных приминяют. Аднака недаром. Научился суслик от этой хуйни уварачиваться. А патом этой хуйнёй других уебанав-учиников писдить.
Лет так чериз десять пазвал ево к сибе старый хуй настаятель и гаварит: "Ну шо? Теперь ты ни уебан нихуя и ни лох, а ниньзя суканахх. Иди, писди всех! Водку тока ни пей нихуя, а то проебёш. Дубас лучше кури. Хотя и дубас если курить будиш, проебёш." Суслик ебать как рад был. Хотел съябывать уже дамой в лес нахх, но тут манах иму грит: "Пагодь чуток. Паскоку ты самый шонинаесть типерь наварочиный ниньзя, есть у миня для тибя задание. В качистви кампинсацыи, шо я тебя, дауна, тут суканахх тринадцать лет терпел бля."

"Есть," - гаварит старый пердун, - "у нас, у ниньзь, а значит теперь и у тибя, адин враг. Ну вабще ни адин уже, чесна гаваря. Дохуя лет назад замочили мы, ниньзи, аднаво хуя и сына ево, хуя впрочем тожи. За шо не спрашивай. Я ебу? Так вот племяш этава хуя ришыл нас, ниньзь, переебошить. Сабрал талпу и ходит па району хуячит нас пачом зря. Даю я тебе пачотное задание этава хуя-племяша завалить. Песдуй, карочи."
Тут смикнул суслик, шо из-за этава хуя все иво нищастья и начались. Взял палку суканахх, мечь и прочую разную поебень, падрачил на удачу и паписдил в горы, де хуй са сваими корешами охуенную крепость атписдячил. И с этой крепости, значит, выпиздовывал и ниньзь пачом зря касил. Даждался ночи, на ебло натянул маску ниньзюцкую и палез сука на стену. Ахрану канешна пиримачил всю. Патаму как харашо иво старый хуй выучил. Заходит в нихуебенную башню, а там хуй са сваим кладинцом. Суслик гаварит: "Ну шо, педораз, помнишь миня?" Тот: "Нихуя не помню." Суслик грит: "Мне похуй. Ты мне суканахх всю жисть испаганил. Та шо я тибя щаз работаю." Тут пашол махач. Пиздячились дней пять. Суслик таки уработал хуя. А тот, када падыхал, вспомнил таки, шо он суслика пачом зря давным-давно атпиздил, и понял, шо бля не нада была. Хуярил бы се и щас ниньзей и в хуй ни дул. А так песда пришла. Песдетц, канцовка ахуительная. Суслик атамстил всем. В лес вирнулся. Там блядь тоже царём стал. Маруха ево к ниму падходит и грит: "Ебите миня - я вся ваша." А тот ей: "Иди нахуй". Ей карочи тожи атамстил таким образам. Нашол себе невъебательских шлюх штук десять, стал их ебать, и жисть у нево пашла такая песдатая, шо ну ево нахуй. Мараль такая, шо нехуй писдить блядь невиновных, и шо царём стать можна, тока для этава дохуя гавна нада пиримисить.