виктор иванович мельников : ПРЕСЛОВУТЫЙ ДЬЯВОЛ (из цикла «БРАЧНЫЙ ПЕРИОД»)

Начало.

И вот наконец я оказываюсь лицом к лицу с человеком-тайной, числом Х этаким – мамой Светланы. Она встречает нас прямо у подъезда дома.
- Здравствуйте, — говорит, — я Тамара Григорьевна, — и провожает нас в квартиру.
Говоря об этом человека, спустя двенадцать лет, я могу сказать, что она располагала к себе не только приятной наружностью, но и хорошо подвешенным языком, поставленным голосом. Человек с добрым сердцем, можно было сказать, переполненная доброжелательностью, вежливостью, мягкостью, учтивостью – и это на первый взгляд, ширма, за которой сидел дьявол.
Разыгрывать такого человека, делать ему больно, казалось, нет надобности. Идея познакомиться со мной пришла в голову именно Тамаре Григорьевне, когда она купила газету «Двое». На тот момент Света уже не жила с мужем, и мама предпринимала попытки найти ей жениха. (Обо всём, что я здесь буду сейчас говорить, не высосано из пальца. Кое-что Света рассказывала о маме сама, что-то подмечал я, да и будущая тёща много чего говорила и о себе, и о дочери, но, думаю, некоторые самые важные факты прошлой, но чужой уже жизни, остались в стороне.) Она старалась подобрать будущего мужа из, так сказать, высшего сословия – врач, адвокат, судья, например, — но не так всё просто это получалось. Тамара Григорьевна рассказывала про тех мальчиков, которые дружили со Светой: это были в основном курортные романы (мальчики учились в военных училищах), один из которых, было дело, не привёл к трагедии, когда Света гостила в Феодосии и чуть не утонула. Помог случай, её спасла женщина. В общем, прочитав моё брачное объявление, Тамара Григорьевна показала его дочери и напомнила, что она сама когда-то всегда хотела жить на юге.
Бывая на курортах Краснодарского края только вместе с мамой до этого момента, Света согласилась и написала мне, выслав фотографию. Завязалась переписка.
За обедом я узнал, что Тамара Григорьевна бывший медицинский работник, всю жизнь проработала медсестрой, на пенсии, но продолжает работать на станции скорой помощи, диспетчером. Отец Светы, Виктор Степанович, инженер-строитель, тоже на пенсии, сейчас в деревне, улаживает дела после смерти бабушки (отец, когда я его увидел – это произошло позже, после возвращения с моря — был немногословен, он произнёс: «Витя, за дочкой следи, лишнего ей не позволяй», он говорил неопределённо, и я могу только теперь догадываться, что он имел в виду). Света заканчивает заочно университет, на последнем курсе, работает в лесхозе, бухгалтером-кассиром. Зарплата маленькая, есть задержки, но выкручиваться надо. Затем Тамара Григорьевна рассказала о бывшем муже Светы, Александре, мол, я не была согласна на этот брак, даже кот, Маркиз, который крутился в тот момент у меня под ногами, не принимал этого человека, говорила она. Он мог нагадить – и только ему, в обувь, или даже в зимнюю шапку. А вот меня, сказала она, Маркиз принял, потому что сидел рядом со мной, вылизывался, чего не случалось с Александром ранее, который много пил к тому же.
- Пьют все, — сказал я. – Но не все спиваются.
Я так понял, что первое замужество дочери стало неким шоком для Тамары Григорьевны. Красивый парень – с её слов – работал сантехником. Учиться не хотел, зарплату не отдавал. Он не был достоин её дочери. (Как-то позже, Света обмолвилась, почему за него вышла замуж: мне с ним было так хорошо в постели, как ни с одним другим мужчиной. Но меня почему-то это заявление не укололо совсем.) В этот момент Света принесла фотографии и стала показывать, передавая в руки. Попадались свадебные фото. Там, где Света была вместе с мужем, Александр отсутствовал – фотографии были вырезаны.
Я спросил:
- Для чего это сделано?
Ответила Тамара Григорьевна:
- Прошлые отношения должны быть забыты. Навсегда.
Я предположил:
- Из головы ножницами память не вырежешь.
Ответа не последовало.
Честно говоря, на тот момент прошлое Светы меня не интересовало совсем. Я понимал, у каждого из нас существовали отношения, удачные и не очень. К сказанному и показанному я относился как некоторому ритуалу приёма гостей.
Меня интересовало настоящее время, а именно Света, я видел её перед собой, она мне нравилась, то есть её недостатки, достоинства и тайны мало интересовали, я их не замечал — я должен был разобраться сам во всём, а не слушать, какая она хорошая девочка, с чужих слов. Именно моё равнодушное отношение ко всему происходящему, видимо, привело к пропасти, Света быстро разобралась, какой я человек. А может, с подсказки мамы.
Вопросы Тамары Григорьевны, простые, на первый взгляд, на которые я отвечал прямо, писали картину маслом. На ней появлялся портрет Виктора Мельникова. Портрет чёткий, настоящего художника – хотя, понимаю, я сам его рисовал. На картине изображался человек, которому можно врать, он влюблён. И это станет нормой.
Я рассказывал, что учился в техникуме железнодорожного транспорта, хотел после окончания поступать в Ростовский институт, РИЖТ на тот момент, но мне не предоставили отсрочки от армии. После окончания службы, когда Советский Союз распался, а Россия не приобрела законченных очертаний, я долго работал грузчиком в мебельном магазине и не мог позволить себе учиться. Затем устроился в более престижную фирму, продавцом-консультантом. Были любовные интриги, увлечения. Было дело, чуть не женился на одногруппнице, но она залетела от другого парня. Говорил честно, уверенно, мне нечего было скрывать, но ощущал чувство неудобства, которое возникало под воздействием тёплой улыбки Тамары Григорьевны – я почти не смотрел на Свету. Добавил ещё, что говорю всегда прямо — то, что думаю, имею взрывной характер, если чувствую ложь и вижу нахальство. Правда, быстро отхожу. Ярость мгновенная, не более того, вроде молнии.
Тамара Григорьевна заметила, сделав выводы:
- Бить свою дочь я не позволю, — она как будто боялась.
Я успокоил:
- Женщин никогда не бил. И не ударю.
Света прочла своё стихотворение, она принесла газету «Темниковские вести», где это стихотворение было опубликовано:


Я буду помнить о тебе
И в час рассвета, в час заката.
Я буду помнить о тебе,
Что были вместе мы когда-то.
Я буду помнить о тебе
И в жаркий день, и непогоду.
При солнце или при луне,
В любой час дня и время года.
Я буду помнить о тебе,
Когда легко и когда трудно,
Всегда мечтая о тебе,
Во снах тебя я не забуду.
Я буду помнить о тебе
И ждать тебя всегда с надеждой,
Назло всем-всем, назло судьбе.
Ты так и знай, я жду, как прежде. ***


- Светочка моя ещё и поёт, — сказала Тамара Григорьевна. – Раньше выступала на сцене. Поп-группа у них в техникуме была, Света солировала.
Мне подавались на стол вместе со щами всё новые и новые вкусные блюда из прошлой жизни.
Тема разговора сменилась:
- А как мама твоя? Она готова принять мою дочь, если у вас всё получится? – спросила она, словно эта мысль только что пришла ей в голову.
Не имея подобного опыта, я поспешил заверить:
- Думаю, всё будет хорошо.
Вот тут-то я ошибался. Тамара Григорьевна и Екатерина Петровна, моя мать, были одногодки, рождённые в 1942 году. Разница в возрасте несколько дней. И они мало отличались друг от друга. Каждая из них любила своё дитя так сильно, что понять, принять другого человека, который мог бы стать дочерью или сыном, они не могли. Разница заключалась в том, что я всегда конфликтовал с матерью, когда мне указывали, я имел своё мнение. Света была – мамина дочка! Хотя говорила, мама мне не советчик.
Кстати сказать, мы сами с женой не хотели подстраиваться под чужих женщин, понять их. Именно «чужих». Это определение дала Света. Она сказала, твоя мама для меня всегда останется чужой. И я понимал на тот момент жену.
В общем, я прибыл за Светой в хорошем расположении духа, мне устроили замечательный приём, накормили щами, которые до этого я не пробовал никогда (замечу, с первого раза они мне не понравились, но я поблагодарил Тамару Григорьевну, а после вспоминал и вспоминаю тёщины щи), налили сто грамм водки, припасённой с Советских времён. И когда обед подходил к своему логическому завершению, произошло то, что явилось для меня открытием. Все мы услыхали громкий вой пожарной сирены. Тамара Григорьевна встала из-за стола, подошла к телефону, набрала номер, стала говорить:
- Пожарная охрана? А вы не подскажите, где горит, и что горит?.. Зачем? Мне интересно… Нет, машина с включенной сиреной проехала у меня под окном… Не надо ругаться, — и она положила трубку. – Что за люди!..
Она вернулась на своё место за столом. Ей очень хотелось, чтобы мы поддержали её, дали чёткую оценку тому хамству, которое она услышала в телефонном разговоре. Ей сказали, не любопытствуйте. И послали…
- Мама, — сказала Света, — успокойся, всё нормально, не обращай внимания.
- А я не пойму, — сказал я, — зачем было звонить туда. Это не красиво.
- А ты разбираешься в красоте? – съязвила Тамара Григорьевна. Телефонный разговор, было заметно, расстроил её окончательно.
- В противном случае я не приехал за вашей дочерью, если хотите знать.
В этот момент, думается, и произошёл разрыв тонкой нити между ней и мною. Эта нить не успела сделаться прочной. Мы были разными людьми. И поняли это буквально сразу. Если я плыл по течению, то Тамара Григорьевна, видя, что её дочь следует за мной, пыталась повернуть реки вспять.
Ей это удавалось.
Она могла давать ценные советы, узнавать разные тайны, обзванивая разных людей, в том числе малознакомых, она без труда добывала любую информацию и пользовалась ею так, чтобы было ей хорошо, а стало быть – и её дочери. Она могла быть надоедливой (для меня), следуя за дочерью по пятам. В будущем, когда мы стали мужем и женой, приезжая в Темников, я становился неуправляемым, когда видел рядом с собой тёщу. Однажды, собираясь в обувной магазин вместе с женой, увязалась и Тамара Григорьевна. Она сказала, что пойдёт за хлебом, проводит нас. Но когда мы подошли к хлебному магазину, она обратилась к Свете:
- Я пойду с вами, на обратном пути куплю хлеба.
Жена согласилась. Но моё терпение лопнуло! Я сказал:
- Вы можете, Тамара Григорьевна, нас оставить наедине?
Мой голос вибрировал, нёс ту самую интонацию, которую тёща не могла стерпеть. До этого самого случая я узнавал из её уст наши некоторые интимные подробности, Света делилась с мамой секретами своей сексуальной жизни. Та в свою очередь советовала, учила заниматься любовью!.. И кого – меня! Я слушал, злился, но молчал (правда, случались моменты, требовавшие консультаций врача, о них потом скажу). В этот раз терпение моё кончилось. (Разорвав брачные узы, я имею право в дальнейшем повествовании подробно описать некоторые интимные стороны сексуальной жизни с женой, ибо на сексе, как на дрожжах, замешивается тесто, из которого выпекается вкусный, с хрустящей корочкой хлеб.)
- Почему, не «мама»?
- Света, идём, — сказал я, и мы пошли прочь.
Вернувшись домой, Света застала маму в постели. У неё было высокое давление, и на меня обрушилась волна негодования свойственная только моей жене.
- Пойди, извинись, — говорила она спокойно. Это спокойствие меня больно зацепило клешнёй краба. Но я переборол себя, пошёл приносить свои извинения. Совесть меня не мучила почему-то. Мне казалось, что передо мной разыгрывается спектакль.
А он и разыгрывался. Только за моей спиной, для других зрителей.
Видимо, всё так и было. Только недавно я многое узнал, всплыли на поверхность некоторые утопленные факты (о них позже).
Короче, говоря о пресловутом дьяволе, я тут же вижу перед собой Тамару Григорьевну. Я вижу, как готовит она адские щи, которые мне нравятся до сих пор, я бы их отведал.

Примечания:
*** Стихи Светланы Тишковой.