Какащенко : Письма на Мадагаскар

Сашке снилось, что мириады тараканов забрались к нему под уютное одеяло. Тараканы были рыжие, сухие, они забавно шевелили антенками – усиками, и их вовсе бы можно было терпеть, если бы наглые твари не начали заползать через нос в черепную коробку и торопливо пожирать юный Сашкин мозг.
Боль была дикая. От нее Сашка и проснулся. Откинул одеяло, подозрительно осмотрел предполагаемое место скопища тварей. Хвала Аллаху, никаких тараканов не было и в помине.
Потом Сашка собирался на работу. Смотрел на свою худую рожицу в туалетном зеркале, пускал пузыри зубной пасты пенным ртом и думал: К чему бы тараканы? Вывелись они совсем, нет их. Говорят, что сотовая связь виновата. И с пчелами такая же беда. Пчел жалко, а тараканов правильно приморили. Нечего, лазать ночью по чужим мозгам.
Завязывая обязательный галстук, Саша все еще ежился от пережитого во сне.

Последний раз точно так же неприятно было, когда он чуть не утонул с Батей на рыбалке. Шутка ли дело – попасть на хлюпкой лодчонке под баржу, управляемую пьяным капитаном. Глотал тогда мутную речную воду, легкие разрывались от боли, хорошо, что спасли, качали долго, вздохнул жадно – живой!
Стыдно сказать, о Бате вспомнил только через пару минут. Где он? Тупое недоумение: неужели… все?
Саша решил тогда, что Батя уехал. На Мадагаскар. Почему туда? Потому что там тепло, Бате наверняка там нравится. И рыбачить с лодки можно круглый год. Ведь зимнюю Батя не любил, не любит, то есть. Вот и уплыл навсегда.
И когда через неделю огромные водолазы извлекли на Божий свет то, что осталось от объеденного сомами и раками Бати, Сашка все равно не поверил.
-Тридцать восемь лет. – Куталась в черное мать. -Как рано… Наливал пьяно плачущим мужикам до краев, а сам тихо улыбался: Дураки вы, ничего не понимаете. Там тепло. Там пальмы. Бате там лучше, не плачьте, дураки вы все…
Врачиха объяснила «девиантное поведение» тем, что Сашкин мозг долго голодал без кислорода, и какие-то там клетки умерли, но это ничего: мозг молодой, и другие работящие клетки возьму на себя груз ответственности за отмерших товарищей.
Мать теребила в руках мятую купюру, улыбалась, а глаза плакали.

С тех пор за Сашкой прочно укрепилась кличка «Мадагаскар». Школу кое — как дали окончить. Ну, идиот. Но все девять лет до этого был почти что отличником. И не буйный. Вежливый такой идиот. Сашка слушал в раздевалке разговор и понимал, что это о нем так говорят. И ему было отчего-то приятно, что все учителя так хорошо отзываются, не то, что одноклассники.
Потом Сашка учился класть плитку. Это было легко. Ровней, чем у него мало у кого получалось. Клал с остервенением, даже пообедать забывал, отчего его быстро вытурили из бригады.
-Ты извини, пацан. Мы получается не работники совсем, вали по–доброму, Стахановец хренов. Пока не побили крепко, не уходил. Жалко было бросать любимое дело.

Батино место на диване занял дядя Сережа. Он и пристроил Сашку счетоводом в строительную контору.
- Общага опять же! Кто этому сопляку общагу даст? Общество инвалидов? А на калькуляторе даже идиоты считать умеют. Мать не возражала. Лед на душе сделал ее терпимей к чужому мнению.

Так и сидел Сашка годами за шатающимся своим столиком в окружении толстозадых горластых баб, жалеющих его по –своему, кормящих чуть ли не ежедневно бутербродами с дешевой колбасой. Мать видел редко, да и было некогда, больно встречаться. Складывал себе семизначные цифры приходов и расходов на калькуляторе. Циферки завораживали. Как акробаты в цирке иногда проделывали такие фокусы, о которых и рассказать было некому. Пытался. Бабы крутили у виска, вздыхали, шептались за спиной. А друзей у Сашки как-то не было.
По вечерам запирался в своей комнатухе, и, стараясь абстрагироваться от пьяной кутерьмы рабочей молодежи, стучал по клавишам допотопного компьютера. Писал письма Бате на Мадагаскар, посылал их по простому адресу madagaskar_batya@mail.ru. Ответа не ждал. Где Батя, и где компьютер? Да и некогда ему, наверняка, рыбалка, и все такое.

Через некоторое время Сашка заметил, что с калькулятором числа складываются медленнее. Цифры ходили по определенным коридорам и жили в своих комнатах, совсем, как в рабочем общежитии. Только общага у цифр была огромной и более правильной что ли, чем та, в которой жил Сашка.
Стоило Мадагаскару дать команду на извлечение кубического корня, как наивные и послушные цифры кучковались в опредленнной комнате общаги. Скоро Сашка понял, что цифры построили свое неоглядное жилище прямо у него в голове. — Ну и пусть живут, мне не жалко, — думал, группируя послушные взводы цифр в дивизии и армии.
За такую доброту и непритязательность цифры полюбили Сашку. Они показали ему, что могут складываться в узоры, картинки и даже фотографии.
Очень скоро Сашка с удивлением обнаружил, что фотографии из цифр у него в голове, вполне можно достать при помощи компьютера. Прибор понимал Сашку, лучше, чем кто-либо: достаточно было забить в него стройные ряды цифр, как на экране появлялись яркие фото.
На одной из них мокрый и усталый Батя летел на Мадагаскар. На других он стоял на узкой речке, посреди тропического леса, сжимая в загорелых руках импортный шикарный спиннинг, точь- в -точь тот самый, возле которого облизывался в рыболовном магазине.
С тех пор пропал спокойный Сашкин сон. Целыми ночами пальцы бабочками порхали по клавиатуре, вызывая из небытия живые картинки из цифр. Батя двигался, говорил сам, смеялся, уже помимо Сашкиной воли. Благодаря цифровой магии, на экране текли реки Мадагаскара, шумели тропические ливни, заставляя живого Батю прятаться под навесами из банановых листьев.
Сашка и Батя были счастливы. Вечерами Сашка стучал по Клаве, а Батя обычно хвастался двухметровыми сомами, пойманными за то время, что Сашка торчал в конторе.

Под утро счастливый Сашка засыпал. Благодарные цифры в его мозгу переносили его к костру Бати.
Там, под огромной луной Мадагаскара, Батя обнимал Сашку за плечо, а Сашка млел от близости родного тепла, от давно забытого запаха мускулистого батиного тела.
Сашка тянул ладони к костру, грелся. Батя бубнил что-то свое, налаживая снасти для завтрашней рыбалки.

Наверно тогда Сашке пришла в голову мысль, что хорошо бы остаться здесь, Батей, на Мадагаскаре. Цифры были против. Они бунтовали. И от этого Сашкиного желания цифры по ночам превращались в мириады огромных мадагаскарских тараканов. Они вгрызались в мозг, протестуя, шепча своими рыжими телами: Только Бог может создавать миры! Нам нельзя! Тебе нельзя! Опомнись! Грех-грех-грех-грех.
Сашка просыпался. Мазал рот пастой, завязывал обязательный галстук. Шел в контору, где ел очередной бутерброд от очередной сердобольной бабы. А по вечерам до судорог в пальцах вбивал в комп ряды и узоры сопротивляющихся цифр.
Из хаоса постепенно, тяжело ворочаясь в родовых муках, возникал новый порядок.
Через полгода Сашка уехал. К Бате, на Мадагаскар.

Эпилог

Вспомнили о нем на третий день. Сашка лежал в постели, кровь из носа запеклась на подбородке, на лице застыла счастливая улыбка.
Хмурый следователь неловко басил: Криминала тут нет. Инсульт, наверное. Такое бывает. У молодых тоже.
Дядя Сережа тяжело вздыхал, участливо обнимал мать, долго не знал куда деть руки и почти случайно включил комп.

С экрана в комнату хлынула почти настоящая тропическая река. Где-то вдалеке затрубил слон, у лампочки, казалось, закружили беззаботные колибри.
Увидев два знакомых силуэта, весело машущих ей с надувной лодки, мать схватилась за сердце и упала в обморок.

© Какащенко